Дэн Браун - Инферно
— Бертран Зобрист… — начала она. — Он был моей первой любовью. Он стал моим наставником.
— Мне уже сказали, Сиенна, — ответил Лэнгдон.
Она бросила на него испуганный взгляд, но продолжала говорить, как будто боялась упустить момент.
— Я встретилась с ним в том возрасте, когда была впечатлительной, и его идеи и интеллект очаровали меня. Бертран верил, как и я, что наш вид на грани катастрофы… что нас ожидает страшный конец, который приближается быстрее, чем кто-либо осмелится предположить.
Лэнгдон молчал.
— Все свое детство, — сказала Сиенна, — мне хотелось спасать мир. Но мне лишь говорили: «Ты не можешь спасти мир, так что не жертвуй своим счастьем ради попытки». — Она останавливается, ее лицо напряжено, девушка пытается не расплакаться. — А потом я повстречала Бертрана… красивого, замечательного мужчину, который сказал, что мир не только можно спасти… но его спасение — моральный долг каждого. Он познакомил меня с целым кругом единомышленников… людей поразительных способностей и ума… людей, которые действительно могли изменить будущее. Роберт, я впервые в жизни не была одинока.
Лэгдон мягко улыбнулся ей, чувствуя боль в ее словах.
— Я пережила несколько ужасных вещей в своей жизни, — продолжила Сиенна все более нетвердым голосом. — Вещей, которые мне не удается оставить в прошлом…
Она прервала его пристальный взгляд и взволнованно провела рукой по своей лысой голове, чтобы собраться с мыслями и снова повернулась к нему.
— И, может быть, единственное, что заставляет меня продолжать идти вперед — это моя вера, что мы способны быть лучше, чем мы есть… способны что-то предпринять, чтобы избежать трагического будущего.
— А Бертран тоже в это верил? — спросил Лэнгдон.
— Целиком и полностью. Бертран безгранично надеялся на человечество. Он был трансгуманистом и верил в то, что мы живем на пороге лучезарной «постчеловеческой» эры… эры настоящих преобразований. Он опередил свое время, его глаза могли видеть то, что другим даже и не снилось. Он понимал поразительные силы технологий и верил в то, что в течении жизни нескольких поколений, наш вид станет совершенно другими млекопитающими… видоизмененными генетически для большего здоровья, ума, силы и даже сострадательности. — Она останавливается. — Вот только одна незадача. Он не думал, что мы протянем достаточно долго как биологический вид, чтобы осознать такую возможность.
— Благодаря перенаселению… — сказал Лэнгдон.
Она кивнула.
— Мальтузианское бедствие. Бывало Бертран говорил мне, что чувствует себя Святым Георгием, пытающимся убить хтонического монстра.
Лэнгдон не сообразил о чем речь.
— Медузу?
— Образно говоря, да. Медуза, да и все хтонические божества, живут под землей, поскольку они непосредственно связаны с Матерью-Землей. В аллегории, хтоничность всегда символизирует…
— Плодовитость, — говорит Лэнгдон, пораженный тем, что подобное сравнение раньше не приходило ему в голову. Плодородие. Население.
— Да, плодовитость, — ответила Сиенна. — Бертран использовал термин «хтонический монстр», чтобы представить угрозу нашей плодовитости более зловеще. Он описал наше перепроизводство потомства в виде чудовища, маячившего на горизонте… монстра мы должны сдержать немедленно, пока он не истребил нас всех.
«Наша собственная способность к размножению незаметно подкрадывается к нам, чтобы уничтожить, — понял Лэнгдон. — Вот он, хтонический монстр».
— И Бертран боролся с ним… но как?
— Пожалуйста, пойми, — говорит она защищаясь, — такие задачи непросто решить. Отбор всегда неприятный процесс. Человек, который отрезает ноги у трехлетнего ребенка — ужасающий преступник… если он не доктор, который спасает дитя от гангрены. Иногда меньшее из двух зол оказывается единственным выбором. — Она снова едва не плачет. — Я верю, у Бертрана была благородная цель… но то, как он к ней шел… — Она отводит глаза и, похоже, находится на грани срыва.
— Сиенна, — прошептал Лэнгдон осторожно. — Помоги понять все это. Объясни мне, что сделал Бертран. Что он выпустил в мир?
Сиенна снова посмотрела ему в лицо, ее мягкие карие глаза излучали темный страх.
— Он выпустил вирус, — прошептала она. — Очень особенный тип вируса.
Лэнгдон задержал дыхание.
— Расскажи мне.
— Бертран создал нечто, известное как вирусный вектор. Это специально разработанный вирус, при нападении внедряющий в клетки нужную генетическую информацию. — Сиенна сделала паузу, чтобы он успел понять. — Вирусный вектор… вместо того чтобы убить эти клетки хозяина… вставляет в них кусок предопределенной ДНК, по сути, изменяет клеточный геном.
Лэнгдон изо всех сил пытался уловить смысл. Этот вирус изменяет нашу ДНК?
— Коварная природа этого вируса, — продолжила Сиенна, — в том, что никто из нас не знает, что он заражен. Никто не заболевает. Он не вызывает откровенных симптомов, говорящих о том, что он меняет нас генетически.
На мгновение Лэнгдон почувствовал, как кровь пульсирует в его венах.
— И что за изменения он производит?
Лэнгдон на миг закрыл глаза.
— Роберт, — прошептала она, — Как только вирус был выпущен в лагуну водохранилища, началась цепная реакция. Каждый, кто спускался в пещеру и дышал ее воздухом, оказался заражен. Они стали носителями вируса… невольными соучастниками, которые заразили вирусом других, раздувая пламя экспоненциального распространения болезни, разгорающееся по всей планете подобному лесному пожару.
Лэнгдон поднялся со скамьи и стал раздраженно ходить взад-вперед перед ней.
— Ну и что он же он делает с нами? — повторил он.
Сиена молчала в течение долгого времени.
— Вирус обладает способностью сделать человеческое тело… бесплодным. — Она неловко шевельнулась. — Бертран создал чуму бесплодия.
Ее слова поразили Лэнгдона. Вирус, который делает нас бесплодными? Лэнгдон знал, что существовали вирусы, которые могут вызвать бесплодие, но переносимый по воздуху болезнетворный организм, который действовал так путем генетических изменений, казалось, принадлежал другому миру… своего рода антиутопия будущего Оруэлла.
— Бертран часто рассуждал о таком вирусе, — сказала Сиенна спокойно, — но я никогда не предполагала, что он попытается создать его… с какой-то долей успеха. Когда я получила его письмо и изучила то, что он сделал, я была в шоке. Я отчаянно пыталась найти его и хотела попросить его разрушить свое творение. Но было слишком поздно.
— Постой, — прервал Лэнгдон, наконец обретая дар речи. — Если вирус сделает всех на земле бесплодными, то не будет никаких новых поколений, и человеческий род начнет вымирать… немедленно.
— Правильно, — пристыженно отвечает она. — Вот только исчезновение не было целью Бертрана… на самом деле, совсем наоборот… вот почему он создал вирус избирательного действия. Пусть даже теперь Инферно присутствует в ДНК каждого человека и все станут передавать его по наследству, вирус «активируется» только у определенного количества людей. Другими словами, теперь все на Земле его носители, но он вызовет бесплодие только у случайно выбранной части населения.
— Какой… части? — Лэнгдон услышал сам себя, даже не веря, что задает подобный вопрос.
— Итак, как вы знаете, Бертран был помешан на Черной Смерти — чума убила без разбору треть населения Европы. Он верил, что природа знает, как производит отбор. Когда Бертран сделал расчеты по бесплодию, он пришел в восторг, обнаружив, что смертность от чумы — один из трех — выглядела как точное соотношение, необходимое для того, чтобы начать отбор человеческого населения в управляемой пропорции.
Это чудовищно, подумал Лэнгдон.
— Черная чума проредила человеческое стадо и вымостила путь в Возрождение, — сказала она, — и Бертран создал Инферно как некий современный катализатор для глобального обновления… трансгуманистскую Черную Смерть… разница лишь в том, что те, у кого проявится заболевание, скорее не погибнут, а просто станут бесплодны. Принимая во внимание то, что вирус Бертрана уже распространился, одна треть мирового населения теперь стерильна… и одна треть от этого населения останется стерильной навсегда. Воздействие будет похоже на рецессивный ген… который передается всем потомкам, но проявляется только у маленького количества детей.
Когда Сиенна продолжила, у нее тряслись руки.
— В своем письме ко мне Бертран казался довольно гордым и говорил, что он считает Инферно очень изящным и человечным решением этой задачи. — В ее глазах собрались новые слезы и она смахнула их. — Я признаю, что по сравнению с вирулентностью Черной Смерти, есть некое сочувствие в таком подходе. Не будет клиник, переполненных больными и умирающими, тел, гниющих на улицах, страдающих выживших, которые утратили своих любимых. Просто люди прекратят иметь так много детей. Нашу планету постигнет устойчивое снижение рождаемости, пока кривая численности населения и впрямь не перевернется, и наша популяция не начнет сокращаться и не создаст кратковременную впадину на графике человеческой экспансии. С помощью Инферно Бертран создал долговременное решение, необратимое решение… трансгуманистское решение. Он был специалистом в области зародышевой генетики. Он в корне решил проблему.
