Константин Образцов - Молот ведьм
Валерия растерялась. У нее уже была заготовлена целая мотивационная речь, где умело были расставлены основные сигналы, специально подобранные для Алины: про яркую, событийную жизнь, не похожую на ту, которой живут обычные люди; про силу, открывающую новые горизонты и смыслы частного бытия; в конце концов, про этого ее пропавшего мужика, по которую, как поняла Валерия, Алина сохнет и которого никак не может забыть — поможем, отыщем, вернем — и все в таком духе. И вдруг такое. Она посмотрела на куколку, которую все еще держала в руке, и убрала ее обратно в карман.
— Ты думаешь, я не догадалась? — Алина хитро посмотрела на Валерию и пьяно подмигнула. — Я, вообще-то, не дура, если что. И кое-что в жизни видела. Так что сразу все поняла. И про Инквизитора, и про вас троих, когда вы тут нарисовались — ну, про вас не в тот же момент, конечно, но попозже сообразила. Так сказать, сложила два и два. А еще я чувствую. Ну, ты понимаешь, наверное. Инквизитора, например, иногда чувствую: не вижу его, а так, как будто промелькнет такое что-то перед глазами, словно уснула на секунду…Ну и вас вот с Викой тоже почувствовала, что вы не такие…не обычные… В общем, я согласна. Давай, говори мне, что делать.
Слова немного заплетались, как ноги пьяного, но содержание неприятным образом удивляло проницательной точностью, на хмельной бред никак не похожей. Валерии очень захотелось просто встать и уйти: она почувствовала себя как цыганка, попытавшаяся заговорить случайного прохожего и нарвавшаяся на мастера эриксоновского гипноза. Встать, уйти, а потом позвонить Виктории и доложить о случившемся. А может быть, даже не беспокоить госпожу Приму, а сразу вызвать в бар Керу с ножиком. Ситуация была не просто нестандартной, а какой-то тревожной, даже пугающей.
Но Валерия осталась на месте. «В ней сила», — что ж, может быть, старой полумертвой карге и в самом деле виднее, кого нужно звать в потрепанный Инквизитором ковен, как тренер знает, когда нужно выпустить на поле сильного форварда на помощь выдохшейся команде. Что ж, тем лучше: Валерии меньше мороки, если Алина оказалась столь сообразительной и заранее согласной на все.
— Ну, если ты готова, — начала она, — и если уверена в твердости своего решения, то тогда…
— А что такого есть в моей жизни, чтобы я была не готова?! — неожиданно зло выкрикнула Алина и с силой опустила стакан на стойку. Толстое стекло ударилось о полированное дерево. Виски плеснулся, потек маслянистой пленкой по внешней стенке бокала. Худощавый мужчина и бармен замолчали и разом повернули головы. Даже кельтские рокеры в музыкальных колонках будто примолкли, прервав свои хриплые трели.
Валерия почувствовала себя неудобно.
— Тише, тише… — пробормотала она.
— А что тише-то?! — Алину несло. — Сама спросила. Вот я и отвечаю тебе: с чего бы я была не готова? У меня за всю жизнь даже подруг нормальных никогда не было, представляешь? И сейчас нет никого, кроме вас. Мне тридцать лет, между прочим, а у меня ни мужа, ни детей. Я, положим, и сама ни к чему такому не стремилась, но все равно. Одна работа. Полгода назад встретила единственного мужчину, с которым захотела остаться, так и тот сбежал. Говорят, когда любишь, в животе бабочки летают. Моль у меня там сейчас летает…полупьяная…
Алина замолчала и отвернулась, прикрывшись рукой. Белые пальцы зарылись в упавшие на лицо золотистые волосы. В пабе повисла неловкая тишина; мужчина за стойкой и Дэн деликатно не смотрели в их сторону и делали вид, что ничего не произошло, но сами — Валерия была в этом уверена — слушали во все уши.
Она разозлилась. Эта вывернутая наружу в отчаянном крике боль потерянности и одиночества была ей так знакома и понятна, что Валерии показалось, будто не Алина, а она сама внезапно проговорилась, рывком обнажив прилюдно постыдные душевные раны, ранее стеснительно скрытые от посторонних — и вот, пожалуйста, эти самые посторонние навострились и с любопытством слушают, будто комический скетч, горькую женскую исповедь.
— А что это мы замолчали? — строго спросила она. — Темы для разговоров закончились?
Дэн отвернулся и принялся поправлять бутылки на полке. Небритый мужчина уткнулся в экран телефона.
— Ты, — Валерия ткнула пальцем в сторону бармена, — принеси нам воды. Видишь, женщине плохо.
Дэн с удивительной для его габаритов легкостью бесшумно исчез за дверью кухни.
— А ты, — обратилась Альтера к мужчине, — сиди вот так и не смотри в нашу сторону.
Ирландские панки, поймав настроение, перестали орать и понимающе заныли на волынках что-то заунывное. Хоть кому-то не надо объяснять, как надо себя вести.
Она повернулась к Алине. Та по-прежнему прикрывала лицо рукой. Валерия слезла с высокого барного табурета, тихонько прикоснулась рукой к вздрагивающим плечам и негромко сказала:
— Следующий раз мы собираемся на Белтайн, в ночь на первый день мая. Я позвоню тебе и скажу, когда и где встретимся.
Алина молчала. Валерия слегка сжала ее плечо, бросила деньги на стойку, надела пальто и вышла за дверь.
Проспект был похож на подземные катакомбы: влажный сумрак, неясные тени, источенные временем стены, стискивающие узкую расселину дороги и тротуаров, непроницаемо темный свод ненастного неба. Прелая сырость вмиг пропитала ткани одежды, осела на волосах и лице.
В какой-то момент там, в пабе, Валерии стало настолько жалко Алину, что она подумала, не оставить ли все, как есть: никаких приглашений на шабаш, никакой общей судьбы с сестрами ковена — поработать немного с памятью, а остальное сотрет алкоголь. Но сейчас, выйдя наружу, в тоскливые сумерки самого яркого, жизнерадостного времени года, поняла: нет, надо поступить так, как изначально решила. Потому что так будет лучше не только для нее, но и для несчастной Алины: очистительный пламень, в который Валерия намеревалась превратить костры Белтайна, принесет покой каждой из мятущихся душ.
Она достала телефон и набрала номер.
— Я все сделала, Вика. Поговорила. Алина будет присутствовать на мероприятии.
— Молодец, Лера! Вот видишь, можешь ведь, когда захочешь!
«Ты пока даже не представляешь, что я могу, — подумала Валерия. — Но скоро узнаешь. Да, очень скоро».
Глава 29
24 апреля 20… года.
Вероятно, это моя последняя запись.
Я очень устал. Последние две недели совершенно меня измотали. Чувствую себя, как спортсмен, опрометчиво решившийся преодолеть слишком длинную для себя дистанцию, и вот, до финиша еще больше половины пути, а сил уже нет, и в сознании все чаще вспыхивают, а потом уже горят непрерывно тревожным красным сигналом слова «НЕ МОГУ». Не могу добежать до конца, но сойти с дистанции — тоже.
Не могу. Не знаю, что именно так меня подкосило. Наверное, все вместе. Еще после катастрофического фиаско с Белладонной — Дариной я почувствовал, что надорвался, и физически, и морально, как будто вложил в подготовку и реализацию этой акции последние силы, а все оказалось тщетно: ведьма смогла ускользнуть, задохнувшись в собственной рвоте, и это было так несправедливо, нечестно, неправильно, что я едва не рыдал, ввалившись под утро домой — затащил наверх из машины огромный, потяжелевший от влаги сверток с палаткой, мангал, шампуры, инструменты, осел на пол рядом с кроватью и уснул, не сняв оборванной, грязной одежды. Что я сделал не так?! В чем ошибся? Разве я не старался, не работал, не спланировал все безупречно? Ощущение было такое, словно у меня отобрали заслуженную, выстраданную победу. Кто забрал жизнь Белладонны? Обхитривший меня Сатана или Бог, вознамерившийся в Пасхальную ночь вдруг сказать мне, после всех жертв и усилий: это не то, чего Я хочу от тебя? От таких мыслей я чувствовал себя еще более потерянным и уставшим, напуганным и одиноким. Что, если все, что я делаю, и в самом деле не нужно?..
А еще я устал от страха. Из средств массовой информации было известно, что исключительно ради меня из столицы прибыла специальная группа: следователи, набившие руку в поимке маньяков, серийных убийц и отпетых злодеев, таких, каким был и я в их глазах. Каждый день я ожидал звонка в дверь или того, что на улице ко мне подойдут несколько серьезных людей и предложат пройти, куда следует. С трудом удалось побороть в себе почти непреодолимое желание сказаться больным и не ходить на работу — это могло вызвать ненужные подозрения, так что я продолжал ездить в Университет, читать лекции, автоматически произнося заученные за годы, никому не нужные тексты, и постоянно ждал, что посередине занятий в аудиторию войдут те же суровые люди в штатском, похожие, как близнецы, наденут наручники и уведут меня под изумленными взглядами студентов. Рассудок подсказывал, что это лишь вопрос времени; успокаивало только одно: если следствие и в самом придерживается версии о том, что искать следует взбесившегося спецназовца, то время у меня еще есть.
