Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

— Соберись. Возьми себя в руки, Вера. Здесь тебе не место. Ты ничем не поможешь. Ты не солдат. Не медик. Не спасатель. Ты должна понять это. Понять, что нужно верить. Ему. Ему нужно верить.

— А тебе? — кажется, мой голос утратил звонкость, он глухой и сухой.

— Я бы ни за что его не бросил, Вера. Я вернусь за ним, а потом мы прилетим вместе. Приди в себя. Ты мешаешь мне, Вера. Я трачу время на то, чтобы успокоить тебя, а его нет. Как тогда ты хотела остаться? Как бы ты выдержала это все? Ты сама знаешь, что дальше будет. Это ад, Вера. Ад, в котором тебе не место. Ни один мужчина, не позволил бы остаться здесь своей женщине, — грубым и холодным шепотом заканчивает Джеха.

Я быстро киваю, и опускаю голову. Обхватив ее руками, наклоняюсь и делаю глубокий и почти болезненный вдох. Намеренно и с силой дышу рывками, чтобы прийти в чувство.

— Отлично, невестка. Молодец. Дыши. Нам пора убираться отсюда.

Снова кивая, только сейчас замечаю за вторым штурвалом парня. Он измучен не меньше Джеха. Кажется, я видела его несколько раз рядом с Саном.

Он обменивается взглядом с Джеха, а как только тот покидает кабину, парень закрывает дверь, и садится за штурвал. Звуки снаружи не стихают, а становятся только громче. Люди, наверное, берут штурмом ограждение взлетной полосы. С моего места ничего не видно, но второй пилот резко ругается. В потоке его шипения, я различаю слова о том, что островитяне повалили сетки.

— Что там? Расскажи… Расскажи мне. Я не вижу, — прошу севшим голосом.

— Ситуация сложная, профессор. Нас слишком мало, чтобы сдержать столько людей. Если бы этот кретин не улетел раньше времени, ничего бы этого не случилось. Худшее, что может произойти в такой ситуации — паника. А это она, профессор. К сожалению, парням приходится применять силу.

Я закрываю глаза, и снова сжимаю телефон в руке. Сдавливаю его, и концентрируюсь на количестве вдохов и выдохов. Пока посадка продолжается, глаз не открываю. Не хочу ничего видеть сейчас, да и слышать не могу.

Прихожу в чувство от нескольких сильных ударов в дверь кабины. Парень немедленно впускает Джеха, и еще двоих военных. Мужчины занимают свои места, и быстро переговариваются между собой. Джеха будто команды отдает, постоянно нажимая что-то на многочисленных панелях. Датчики взрываются светом, а мужчины продолжают поверку готовности к взлету. Все происходит так быстро, что я не успеваю понять, когда огромный самолет успел запустить двигатели.

— Разворот машины.

— Готовность. Давление в норме.

— Правый двигатель?

— Нагрев выше нормы, но выдержит.

— Отлично. Разгоняем ее. Держи штурвал, Вон Хо. Датчики показывают перегруз.

— Вас понял, командир.

Ненавижу летать.

Хватаюсь за сидение руками, и откидываюсь головой на спинку. Глаза зажмуриваются сами, а сердце стучит в горле. Гулко и сильно, бьет в глотке, и отдает пульсом в висках. Свист усиливается, а с ним писк и гул становятся еще громче. Вокруг все дрожит так интенсивно, будто это не самолет, а космическая ракета.

Ненавижу экспедиции. Ненавижу свою работу. Ненавижу самолеты. Ненавижу все. Ненавижу всех. Стискиваю зубы, и открываю глаза, как только тряска прекращается.

Мужчины сосредоточенно следят за датчиками, каждый занят своим делом, и только Джеха поворачивается. Он осматривает меня долгим взглядом, а следом кивает.

— Это было похоже на Брюса Уиллиса? — сипло спрашиваю, чтобы понять, насколько сложно было взлетать сейчас.

— Врать не стану, невестка. Придется повысить твоего майора в звании. Примерно до Тома Круза.

Шутка не звучит смешно, и выглядит страшно.

Я должна верить Сану.

Должна, но не могу. С каждой секундой, минутой, и часом полета, перед глазами проносится самый страшный день в моей жизни. Самый ужасный и неизгладимый отпечаток боли, с которым я все никак не справлюсь.

Вспоминаю, как вхожу в супермаркет. После ссоры с Лешей захотелось загладить вину. Я решаю приготовить необычный ужин, купить наше любимое вино, и устроить вечер примирения. Ведь поступила некрасиво. Не должна была вот так требовать от него чего-то, когда он предупреждал меня перед свадьбой. Алексей ведь говорил, что его небо — единственное, через что не сможет переступить ради меня.

Помню, как улавливаю свое отражение на стекле холодильников с морепродуктами. Я улыбаюсь, выбирая, что именно хочу приготовить. В предвкушении, скупаю больше, чем хотела, а покидая супермаркет, тянусь к телефону, чтобы вызвать такси. Однако вместо этого отвечаю на звонок с незнакомого номера. Странный и грубый мужской голос сообщает ужасные вещи. Я в них не верю. Тогда еще не понимаю, что это правда. Решаю, что случилась ошибка, думаю, что меня разыгрывают. Как могло такое случится? Как он мог разбиться на простых учениях? Это ведь не война? Он ведь не за штурвалом боевой машины. Как подобное могло произойти?

Но та реальность становится такой же жестокой, как минуты, в которые о ней вспоминаю.

Чудовищное дежавю, как немыслимая издевка судьбы. Я смотрю на обшивку пола в салоне самолета, а вижу, как в далеком прошлом, по серому асфальту растекается красное вино. Оно выпало из пакетов и разбилось. Все разлетелось из моих рук, упало и рассыпалось, как только я поняла, что такое настоящая боль.

— Заходим на посадку. Старший солдат Чхвэ, иди в салон, и скажи всем приготовиться. Мягко не будет. Пусть продолжают сидеть на полу, и прижмутся крепко друг к другу. Как можно плотнее. Понял?

— Так точно, — парень немедленно покидает салон, а Джеха пытается связаться с диспетчерами аэропорта.

Спустя минуту, ощущаю, как начинается тряска. Самолет снова ходит ходуном, но в этот раз я не закрываю глаза.

Я обязана перебороть этот проклятый страх.

Со всех сил стискивая зубы, держусь за сидение, и вслушиваюсь в то, что отвечает диспетчерам Джеха. Погода нормальная, как и видимость. Проблема в том, что на борту не семь сотен человек, а около девятисот. Он едва взлетел, и, разумеется, сесть будет так же не просто.

Удар, и сильный рывок самолета, вызывает ступор. Я вцепляюсь в проклятое сидение, и смотрю через широкие окна на длинную серую полосу. Вдоль нее стоят десятки карет скорой помощи, и спасателей. Тряска усиливается, как только мы начинаем тормозить. Самолет виляет то вправо, то влево, а Джеха с такой силой удерживает штурвал, что его руки краснеют. Он чеканит команды, а парни немедленно делают все, что он говорит. Ничего не понимая в происходящем, выдыхаю в момент, когда самолет останавливается, и все стихает.

Джеха отцепляет ремни и быстро поднимается. Он хочет помочь и мне, но я сама все делаю, а вцепившись в его руку, холодно и со сталью шепчу:

— Взлетай. Уже. Сразу.

— Не могу, Вера. Надо следовать правилам.

— Нет. Взлетай. Вышки взорвались не просто так, Джеха. Извержение перешло в активную фазу. Зоны давления сменились, и до основного выброса магмы из кратера считанные часы. А возможно, и этого времени нет.

Джеха бледнеет, а я поднимаюсь, быстро вытираю дурацкие слезы, и продолжаю, севшим и охрипшим голосом:

— Когда мы улетали, пожар уже достиг квадратов у расположения. Если ты будешь ждать разрешения на взлет, садиться будет негде, Джеха. Во время основного выброса, произойдет землетрясение. Оно достигнет амплитуды не менее семи, а то и восьми балов. В таких условиях покрытие полосы будет разрушено глубокими трещинами, а спустя какое-то время часть острова накроет цунами. Потому, не жди. Взлетайте.

— Вон Хо, — Джеха обращается к парню, даже не повернувшись к нему. Мужчина цепко смотрит в мои глаза и продолжает: — Выведите людей, как можно быстрее. Начинайте дозаправку немедленно. У нас десять минут до взлета.

— Мы не успеем, — начинает парень.

— Если ты продолжишь трепаться, то мы действительно не успеем. Выполняй, — Джеха кивает ему на выход, а сам садится за штурвал и немедленно связывается с диспетчером.

Он продолжает настаивать, и наконец, просто ставит перед фактом, что взлетает.