Майкл Кокс - Зеркало времени
Совершив над собой усилие, я начинаю уговаривать Персея позволить мне немного погодя самой сообщить миледи о своем решении покинуть Эвенвуд, чтобы отправиться во Францию в поисках новой жизни. На этот мой на ходу придуманный план он в конце концов нехотя соглашается.
Несколько мгновений мы оба сидим, уставившись в огонь и прислушиваясь к шуму ветра. Мы молчим, потому что нам больше нечего сказать друг другу. Он любит меня, и я люблю его, но я навеки его потеряла. Великое Предприятие оказалось важнее.
II
Неожиданный поворот событий
Ночью я спала плохо и встала рано, с мучительно щемящим сердцем и гудящей головой. День предстоял чрезвычайно важный: я решила, что не могу ждать, когда мистер Рандольф соберется сделать мне предложение, но должна пойти к нему и быстро покончить с делом. Мысль о браке с ним отнюдь не вызывала у меня отвращения: безусловно, многие счастливые браки заключались на основании много слабейших взаимных чувств, чем питали мы с ним. Он любил меня, вне всяких сомнений, а я относилась к нему достаточно тепло, чтобы выйти за него замуж, если это послужит делу моего отца. Однако все подобные соображения не приносили никакого утешения, ибо сердце мое было разбито из-за великой жертвы, на которую мне пришлось пойти. Став женой Рандольфа Дюпора — и теперь будущего лорда Тансора (хотя сам он еще не знает этого), — я заживу обеспеченной и благополучной жизнью, достойной всяческой зависти; но это не возместит мне горькой потери.
Когда я завтракала, явился Баррингтон с запиской от мистера Роксолла, где спрашивалось, удобно ли будет мне прийти в Норт-Лодж попозже утром.
«Я ожидаю инспектора Галли, — писал он. — У него есть новости, которые Вам следует знать. Посему я надеюсь, что Вы изыщете возможность принять участие в очередном совещании нашего триумвирата».
По совету доктора Пордейджа Эмили в тот день осталась в постели, но не позвала меня посидеть с ней; и потому я, быстро выпив чашечку кофе, прошла в гостиную, чтобы черкнуть ответ, а затем велела одному из лакеев отнести записку в Норт-Лодж.
Возвращаясь наверх, я нагнала на лестничной площадке Чарли Скиннера, несшего поднос с кофе и утренней закуской. Он — вот удача-то! — направлялся к мистеру Рандольфу, который, пожаловавшись на головную боль, велел подать завтрак в постель.
— Если вы не против, Чарли, я сама отнесу поднос мистеру Рандольфу, — сказала я.
— Пожалуйста, мисс, коли вам так угодно, — ухмыльнулся Чарли, явно одобряя столь вопиющее нарушение домашнего этикета.
— Да, кстати, Чарли, — сказала я, — вы помните старую женщину, навещавшую леди Тансор как-то вечером в прошлом сентябре, вскоре после моего прибытия в Эвенвуд?
Малый почесал в затылке.
— Старую женщину… — Он поджал губы и прищурился, напрягая память, а потом вдруг воскликнул: — Ах да! Та ведьма! Уродливая карга. Жарко, жарко, пламя ярко![14]
Продемонстрировав таким образом свое остроумие и литературную образованность, он испустил скрипучий смешок.
— Так значит, вы ее видели? — уточнила я.
— О да, мисс. Видел и кой-чего слышал. А потом рассказал Сьюки Праут.
— Говорите, вы что-то слышали?
— Ага, имя. Мужское имя.
— Чье имя, Чарли?
— Да джентльмена, что гостил здесь на Рождество. Мистера Вайса.
— Еще что-нибудь?
— Что-то насчет письма, которое у ней было с собой, в смысле у ведьмы — она все размахивала им перед носом миледи. Сказала, что оно станет для нее богатым… как там она выразилась? — Он снова поджал губы и почесал крупную круглую голову с торчащими в разные стороны соломенными волосами. — Источником дохода! Точно. Богатым источником дохода.
— Спасибо, Чарли, — поблагодарила я, беря у него поднос.
— Всегда к вашим услугам, мисс, — ответил он, отступая назад, подмигивая и залихватски козыряя мне.
У комнаты Рандольфа я ставлю поднос на столик и тихо стучусь.
— Кто там?
Придвинув лицо вплотную к двери, я негромко произношу свое имя.
— Эсперанца! Как?! Минуточку…
Немного погодя дверь открывается, и он стоит передо мной — не в ночной сорочке и халате, как я ожидала, но в сюртуке, замшевых лосинах и высоких сапогах с отворотами, явно готовый к выходу.
— Надеюсь, я не побеспокоила вас, — говорю я. — Можно мне войти — если вы не больны?
— Болен?
— Чарли Скиннер сказал, вы велели подать завтрак в постель, поскольку у вас болит голова, — вот, я принесла ваш поднос.
— Голова? А, ну да, — отвечает он, невесть почему нервничая. — Просто раскалывалась, когда я проснулся, но сейчас мне уже гораздо лучше, благодарю вас. И вы принесли мой завтрак? Вам не следовало этого делать, знаете ли. Это обязанность Скиннера, а уж никак не ваша.
— О, пустяки! — говорю я. — Я случайно встретила Чарли по пути наверх, вот и все. Мне внести поднос?
— Нет-нет! — восклицает он. — Ни в коем случае. Оставьте его здесь, хорошо? Знаете, я вдруг понял, что совсем не голоден. Пожалуй, перекушу позже.
Несколько секунд мы стоим в дверях, неловко улыбаясь, потом мистер Рандольф отступает в сторону, пропуская меня — не очень охотно, как мне кажется, хотя он весело говорит: «Милости прошу!»
Я вхожу в маленькую, скудно обставленную переднюю комнату; на полу здесь повсюду разбросаны рыболовные снасти и старые номера «Спортинг таймс». Через открытую дверь видна спальня, где царит такой же беспорядок. Мистер Рандольф явно чувствует себя не в своей тарелке и настроен только на самый пустяшный разговор; я же надеюсь, что он все-таки воспользуется моментом и сделает мне предложение, чтобы мы могли быстро покончить с делом. Однако, исчерпав все формальные вежливые вопросы, молодой человек бросает взгляд в окно и говорит: «Наконец-то выдался ясный день. Пожалуй, я пойду прогуляюсь часок».
Ничего себе! Где же огонь страстного нетерпения в глазах, свидетельствующий о пылкой надежде, что я приму предложение, сделать которое он так долго не решался? Или он не догадался, зачем я пришла?
Я на миг задаюсь вопросом, уж не ошиблась ли я, посчитав, что слова, произнесенные мистером Рандольфом во время нашей прогулки к Храму Ветров, допускают только одно толкование. Тогда мне показалось, что он высказался совершенно недвусмысленно, и в его глазах я увидела гораздо больше, чем могли выразить его неуклюжие речи. Заверив себя, что все в порядке и что его поведение объясняется единственно волнением и неискушенностью, я решаю немного помочь мистеру Рандольфу, дав понять, что у него нет причин бояться моего отказа.
— Я думала, — начинаю я, — вы пожелаете сказать мне что-то, как собирались. Заверяю вас, я готова выслушать все, что вы имеете сообщить мне. И выслушаю с великой охотой.
— Будь оно проклято! — внезапно восклицает он. — Ну и болван же я! Все последние месяцы я только и думаю, как бы найти удобный момент и сказать вам кое-что… то есть обсудить с вами один вопрос… э-э… личного характера. А теперь, когда вы сами даете мне такую возможность, я мнусь и колеблюсь, точно туповатый мужлан, и опять думаю отложить все на другой раз. Но я больше не стану праздновать труса.
Я ободрительно улыбаюсь и говорю, что я рада это слышать.
— Итак, — продолжаю я, воодушевленная вступительной речью молодого человека, — вам лучше поскорее задать мне ваш вопрос, пока вы снова не передумали — и пока я не передумала.
— О, теперь я не передумаю, — отвечает он. — Вы не представляете, как мне хотелось излить душу и открыться вам — вам одной, дорогая Эсперанца, ибо вы здесь единственный человек, способный… ладно, неважно. Мне было так трудно хранить свою тайну, не имея возможности ни с кем поделиться.
— Так откройтесь же мне, — снова призываю я, на сей раз понастойчивее, поскольку, хотя слова мистера Рандольфа звучат пылко, меня слегка тревожит чудное выражение его глаз.
Видимо, здесь требуется дальнейшее поощрение — и вот, я беру молодого человека за обе руки и начинаю притягивать к себе, не думая о приличиях. Мистер Рандольф, однако, явно встревожен и смущен моими действиями. Быстро высвободив руки, он отступает на шаг назад.
— Нет-нет! — восклицает он, заливаясь краской. — Вы не должны, право, не должны!
— Но в чем дело?
Я пристально вглядываюсь ему в лицо, стараясь понять причину столь неожиданной реакции. Потом я еще раз пробую подбодрить молодого человека, чтобы он наконец отважился признаться в своих чувствах, и говорю, что — если это придаст ему смелости — я и сама готова сейчас открыть маленький секрет, как сделал он во время нашей прогулки из Истона.
Он недоуменно хмурится.
— Секрет?
— Да. Вот он: я знаю — я догадалась, — о чем вы хотели просить меня.
