Арсен Ревазов - Одиночество-12
– Почему?
– А они вообще жизнь не любят. Шутка. Не знаю точно. Есть у них какая-то генетическая аномалия. Но с другой стороны, не на атомном же уровне…
Я подумал, что, вне зависимости от того, наступает средневековье или нет, наука пока открыла не все. И плацдарм для наступления у фундаментальных наук еще есть. И совсем не слабый плацдарм. Но больше меня волновало другое:
– А я хат или не хат?
– Хороший вопрос, – обрадовался Антон. – Черт тебя знает. Ты – странный. Или хат. Или не хат. Но алмаз тебе явно помогает…
– Кто еще кроме вас знает про алмазы и число? – сухо и деловито поинтересовалась Дина, прервав нашу беседу.
– Пока никто.
– А эта ваша Аня?
– Мы не сумасшедшие, делиться такой информациией со спецслужбами. По крайней мере, без особой нужды…
– Хорошо. Я хочу увидеть файлы, подготовленные к отправке, чтобы убедиться, что все обстоит именно так, как вы излагаете.
Здесь вмешался Мотя со всей своей бесцеремонностью.
– Дина, а может тебе просто сразу трахнуть нас всех троих? Вот прямо тут. Под факелами?
Трахать нас под факелами Дина явно не собиралась. Она подняла брови и внимательно слушала Матвея. Мотя завелся.
– Извини, дорогая, но придется поверить. Я понимаю, что тяжело. Я понимаю, что ты – на измене. Но секи фишку: не с голой жопой, тьфу, я хотел сказать, не с пустыми же руками мы к вам спускались! А пускать козла в огород, то есть я имею в виду – тебя в наши почтовые ящики нам как-то не хочется.
Я закивал с солидным видом, означавшим, что и ребенок может записать файл и подготовить его к отправке, указав заданное время. Антон сидел молча и на Дину не смотрел.
– Почему этого не было на вашем диске?
– Потому что диск мог прочесть кто угодно в вашей тусовке. Он нужен был только для начала разговора. И в этом твое счастье.
– Что вы предлагаете делать теперь?
Дина спрашивала нас, что делать! Если это не победа, то по крайней мере перелом в войне.
– Договариваться о перемирии.
– Ваши условия?
– Первое: свобода и безопасность каждого из нас. Второе: отмена Армаггедона. Третье: возврат старого правительства.
– Антон, может с правительством не торопиться? Оно как-то не очень… Хохлы вот, сам знаешь…
Правительство, явно, было не очень. Хотя, конечно, мы – не хохлы, хохлы – не мы. Но давящая серость и неприкрытая коррупция даже русским может надоесть. Антон задумался и сказал:
– У нас есть четвертое условие. Мы в течение всего действия перемирия имеем право выдвигать условия по формированию властных структур.
Я чуть не поперхнулся.
– Тогда уж Антон и денег проси. Чего стесняться? Мы же – конкистадоры!
– Это наше пятое условие. 300 тысяч долларов сейчас же наличными. Три миллиарда долларов в течение недели на те счета, которые мы укажем.
– Долларов или евро? – тихо, как бы про себя, пробурчал Матвей. То есть, тихо, конечно, но так, чтобы и Дина и мы это услышали.
Я начал приходить в восторг.
– А зачем тебе, Антоша, наличные?
– Мы должны купить фирмы, на счета которых получить эти деньги.
– Тогда условие номер шесть. Похороните голову Химика, как подобает.
В то время, как ребята озабоченно посмотрели на меня, Дина озабоченно посмотрела на часы.
– Ладно. Три миллиарда для нас – не деньги. Вы также получите все остальное. Хотя это… Неважно… Но в обмен на неразглашение тайны числа. Пугать вас тем, что случится с вами в обоих мирах, если вы нарушите свои обязательства, я пожалуй не буду. С моей стороны на ваши шесть условий – всего одно мое: вы должны сказать на какое время назначена рассылка ваших писем.
Я попытался определить, который сейчас час. Ошибка на два часа в любую сторону означала смерть. Если письма уже ушли – что с нами церемониться. Если уйдут не скоро – нас начнут допрашивать по всем правилам тайной полиции. Мы переглянулись. Дина повторила свой вопрос:
– В котором часу уйдут письма?
Я понял, что все пропало. Определить время, которое мы находимся здесь с учетом газовой атаки, трипа и прихождения в себя было невозможно. Но Антон был невозмутим:
– Этого мы тебе не скажем. Боюсь, что очень скоро.
Если бы Дина была кошкой, она бы зашипела. Тем не менее она отошла к кафедре и опять наклонилась над ней, заговорив в невидимый микрофон. Мне показалось, что факелы стали светить ярче. Матвей расправил плечи:
– Пацаны, сдается мне, что мы их сделали? Скоро научимся путешествовать по времени и воскресать из мертвых? К тому же с деньгами…
Матвей, конечно, был совсем в другом месте, когда Наполеон учил меня не предвкушать победу. Но мог бы и сам сообразить… Крайне обидно пропадать, когда шансы на успех стали по-настоящему высоки, и я с опасением взглянул на Антона. Антон молчал, темный, как мавзолей Ленина изнутри.
– Давай договариваться, Дина! – сказал я. – Не осложняй жизнь. Убить вы нас всегда успеете. Не исключено, что вы сможете придумать какое-нибудь противоядие против алмазов. Соглашайся на перемирие!
– Я этого не хотела, – каким-то отстраненным голосом сказала Дина. Но вы не оставили мне выбора…
Дина пошла к кафедре третий раз.
– Что она задумала?
Матвей озадаченно обратился к Антону как к эксперту по Дине. Антон помедлил с ответом, а потом вдруг сказал, причем сказал, обращаясь исключительно ко мне:
– Помнишь, что спел Иуда в конце Jesus Christ Superstar перед тем как повеситься?
– Нет.
– Я имею в виду, что он спел очень важного? Кажется, уже ни Тим Райс ни Веббер не помнят…
– Нет. Я тем более не помню.
Антон иногда умеет сводить с ума своими вопросами.
– Он спел: «God I'll never ever know why you chose me for your crime».[122]
– При чем тут это?
– Заметь: МЕНЯ для СВОЕГО преступления….
– Антоша, ты достал!
Антон понимающе кивнул:
– Дина проверила свою почту. И прочла мое письмо. Прощальное письмо. Я же не знал, что она…
– И что?
– Там нет ни слова про алмазы. И ни слова про разгадку числа.
Сердце мое опустилось.
– И что она задумала?
– Что-нибудь ужасное, – медленно сказал Антон.
Антон никогда ничего не предсказывал. Ни спорт, ни погоду, ни ужасы. А тут вдруг…
– Умеешь ты сказать, чтоб подбодрить… И что?
– Судя по тому как моя жена (в этот раз «бывшая» она не сказал) бодро разговаривает с микрофоном, она все поняла. Высшее образование. Мехмат…
Мотя был по римски мрачен и спокоен:
– Нам уже нечего терять.
– Нет, Мотя! – задумчиво сказал Антон. – И нам, и всем остальным, к сожалению, есть что терять. Мы слишком далеко продвинулись за свои пять тысяч лет. Слишком далеко зашли.
Дина второй раз посмотрела на Антона понимающим взглядом мясника и обратилась ко мне голосом злой учительницы:
– Иосиф, подойди к монитору.
Без всякого «пожалуйста».
Я испытал ровно то чувство, что испытывал в школе при команде «Мезенин к доске» в том совершенно нередком случае, когда не выучивал урок.
За кафедрой оказался небольшой жидкокристаллический монитор со встроенными динамиками и черный фаллический микрофон, рядом с которым стоял сходного вида джойстик. Не успел я заметить маленькую черную клавиатуру, лежащую чуть в стороне, как посмотрел на монитор и вздоргнул. На мониторе была – Маша. Она сидела в саду или в парке на скамейке и читала.
– Это – реальность, – сказала Дина, – веб-камера. Назови какую нибудь часть тела.
– Зачем? – спросил я, – подумав, что она сейчас прикоснется к ней курсором джойстика.
– Назови! – повторила Дина и я назвал ногу.
– Правую или левую?
Я не знаю. Мне надоело. Мне страшно.
– Ну, правую.
Дина наклоняется над кафедрой и говорит «правая нога». И на мониторе Маша бросает книгу и неуклюже хватается за ногу.
Дина быстро чертит джойстиком вокруг ноги квадрат. Крупный план камеры: из ноги, чуть ниже колена прямо из под руки Маши течет кровь.
– Ты видишь, что ваши хваленые спецслужбы ничего могут?
Она легко бьет по клавише esc безымянным пальцем, будто сгоняя с клавиатуры таракана. Снова средний план камеры. К Маше подбегает человек, наклоняется, смотрит на ее ногу, потом берет на руки и несет куда-то.
– Ты понимаешь, что это не видеомонтаж? Понимаешь? А может, ты хочешь поговорить с Машей? Я могу соединить тебя с ней? Спросишь у нее – не больно ли ей! Не случился ли выкидыш?
Дина не дожидается моего ответа. Она опять щелкает клавишами у кафедры и на весь зал раздаются гудки. Сначала долго никто не берет трубку, а потом мужской голос что-то говорит. Гортанные отрывистые слова. Иврит.
Я поднимаю голову и прошу Антона, чтоб он спросил, что с Машей и понимаю, что не узнаю собственный голос. Антон подходит ко мне и о чем-то спрашивает его. Голос отвечает. Я чувствую, что тот человек в отчаянии.
– Она ранена, – говорит Антон.
– Пусть передаст, что я люблю ее. Скажи ей, пусть ждет. Только очень ждет!!
Антон переводит.
– Она не дождется, – говорит Дина и связь обрывается.
