Бетонная агония - Дмитрий Новак
– Врёшь, – не отрываясь от сигареты сказал парень, – я понимаю, что тебе не до этого, и такой калибр ты точно не потянешь. Но просто поговорить со мной ты можешь. Чёрт тебя дери, я же всё-таки приговорён!
– Сэр, вы…– строго начал Джонатан, но человек перебил его примирительным жестом.
В его голосе впервые прозвучали искренние нотки.
– Знаю, знаю, я вёл себя плохо, – он невесело улыбнулся, – но я выкурил последнюю сигарету и теперь у меня есть последнее желание.
– Прекратите, сэр, или… – Джонни осёкся.
– Или что? – издевательски проговорил парень из-под взгляда затравленной крысы, – Застрелишь меня? Сейчас это был бы не худший вариант.
Патрульный молчал. Пусть он выговорится, во всяком случае, пока народ не разойдётся. Избавиться от него всё равно нельзя, так пусть хоть этот несчастный бродяга отвлечёт его от смутных мыслей. В конце концов, он не так отвратителен как те, с кем ему обычно приходилось иметь дело.
– Можешь ничего не говорить, – предложил мужчина, – просто послушай. Я прошу тебя, ведь ты, приятель, последнее, что я вижу.
Человек достал из кармана ещё одну смятую сигарету и прикурил от тлеющего окурка, затем меткий бросок отправил окурок в стоящую у стенки урну. До неё было примерно метров пять.
Человек улыбнулся.
– Всё ещё хорош.
– Вы хотели мне о чём-то рассказать, – напомнил Джонатан.
– Да, прости, приятель, – опомнился незнакомец, – Всё это слишком далеко зашло. Слишком....
Из его груди вырвался судорожный вздох. Выражение лица говорило о потерянной удаче и извечной горечи, но глаза…глаза оставались прежними. Неподвижный взгляд обречённого, расфокусированный и мёртвый.
– Моё имя тебя не заинтересует. Если честно, я уже и сам его не помню. Всё это началось тогда, когда я впервые ограбил банк. Я был мелким чертёнком, однако уже тогда обладал золотыми руками.
Человек осёкся, закурил, вытер с лица улыбку счастливых воспоминаний и продолжил:
– Знаешь, есть такой зуд в голове, когда тебе не хочется, как полный придурок, работать по шестнадцать часов в сутки и ждать машину, которая тебя заменит? Вот такой зуд и сидел у меня в голове с молодых ногтей. Тебе-то это не знакомо. Не хочу тебя обидеть, но такие, как ты, всегда будут нужны таким, как они.
Джонатан знал. В детстве его посещали подобные мысли. Он был умным мальчиком, и понимал значение слова "свобода". Его считали шалопаем и непоседой, к полиции у него никогда склонности не было, скорее, наоборот. С полным портфелем ворованных конфет не хочется думать о законе как об инструменте справедливости. Скорее, подумаешь о том, что нечего есть, и закон об этом знать не знает.
Так было, пока его не выгнали из дома. Пареньку было некуда податься, и он загремел в особую школу, для самых отбросов. А оттуда было только два пути. И Джонатан выбрал второй.
Судя по всем, стоящий перед ним мужчина был ярким представителем первого.
– Да, спасибо мистеру Хендриксону за его науку, – мужчина крепко затянулся и выпусти струйку дыма, на его лице сразу отразилась мечтательность и лёгкая ностальгия, – в этой проклятой дыре, где я учился, были сплошь лентяи и тупицы. И никто не знал, что этот старый прощелыга отсидел за вскрытие сейфов пятнадцать лет. Не нашли данных, представляешь?! Нашёл я, угадай с трёх раз, что со мной случилось бы, если бы я ему об этом сказал?
– Представляю себе, – бросил патрульный.
– Не-а!, – ухмыльнулся собеседник, – Не представляешь. Я намекнул ему, что кое-что знаю, принял несколько мер предосторожности и стал ждать. Через некоторое время он взялся меня обучать! Я не мог поверить своему счастью! Теперь я становился не просто тупым орудием, но неуловимым призраком! Я мог проникать везде и узнавать всё!
Он резко оборвал рассказ, осёкся, потупил взор. Очередная затяжка успокоила раздавленные нервы и сгладила налёт сумасшествия в голосе. Тем временем, Джонатан понял, что его подопечный не слишком внимателен. Он не заметил ещё двоих, видимо, из-за уходящего поезда. На дальней платформе, в плащах, несмотря на жаркую погоду.
Кажется, где-то там, внутри этих бездушных тел мелькнула чернота металла.
– Я знаю, что мой порыв был не очень достойным, – продолжил человек, – по правде говоря, возможностей было не так много. Кроме драк и попыток закадрить первокурсниц, у меня не было особых занятий.
Человек пожал плечами, затянулся ещё раз.
– Однажды, – продолжил он, выдыхая дым, – я чуть не убил одного парня за то, что он подшутил над тем, что я тусуюсь со старым хрычом. В общем, я выбил умнику четыре зуба и сломал палец о его морду. Меня не выгнали, дело удалось замять, подмазать, кого надо, не без моих навыков, но Хендриксон, этот старый дьявол, сказал, что я слишком несдержанный и с такими нервами никогда ничего не добьюсь. Видел бы он меня сейчас…
Гость ухмыльнулся, зло, неприятно, но вдруг помрачнел и чуть не расплакаться. Его голос всё ещё дрожал, когда он продолжил.
– Не буду описывать тебе всех моих приключений, скажу только, что я долго и бесцельно слонялся по учебке, а когда вышел, то понял, что ничего другого, кроме как взламывать замки и узнавать чужие секреты, не умею. А потом я встретил Гарри....
Парень выпустил в небо облачко дыма, затем закашлялся. Ностальгическая улыбка вновь сменилась болью разочарования.
– Он был полным идиотом, это Гарри. Знал только то, что ему нужно было знать и жил одним днём. Однако, он здорово мне помог, когда я первый раз сел. Подсказал нужных людей, помог…скажем так, устроиться, и всё такое прочее. Болван рассказал мне даже пару своих делишек, одно хуже другого. И как его только не прирезали в детстве?
Глаза рассказчика вновь наполнились дымной влагой. Джонатан посмотрел на небо. Солнце клонилось к закату, свинец облаков даже не думал уходить, вместо этого он стал приобретать более отчётливые тона и насыщаться более тёмными красками. Особенно, на западе, где день уходил к деревням и сёлам. И к Монике.
Ему вдруг стало так тоскливо и горестно. Все ночи, все дни патрулирования и часы бесконечного полуголода дали о себе знать. Он вдруг почувствовал такую тоску, такую боль. Вот он увидит жену, обнимет девочек, погрузится в эту зелёную утопию, пробежится босиком по озерному дну, а дальше что? Рано или поздно, он вернётся сюда, на это самое место и будет стоять здесь до скончания своего века.
А остальной век этого даже не заметит.
Если он свалится прямо здесь без сил, ничего не изменится. На его место поставят кого-то другого, и эти же серые глаза будут смотреть теперь уже на него. О да, они-то бессмертны. Их делишки всегда будут выше честных простых парней вроде Джонни. Потому что полицейские защищают закон, а эти – сам закон.
А тут ещё и этот бродяга распинается о
