Джеймс Гриппандо - Легкие деньги
«Старожил Пайдмонт-Спрингс умер во сне». Да уж, последнее сообщение явно не прошло бы в новости. «Пап, для этого тебе надо было спрыгнуть с небоскреба».
Райан задумался, придерживался ли отец мнения, что жизнь человека никчемна, если он не достоин упоминания в программе новостей. Фрэнк Даффи всегда недооценивал свою жизнь. Он не видел важного в том, что люди начинали лучше относиться к себе в его присутствии. Многие часто думают, что кассир в продуктовом магазине или мальчик с бензоколонки не заслуживают внимания. А Фрэнк Даффи помнил их по имени, и за это они любили его. Отец будто знал какое-то волшебное слово. И уже одним этим стоило гордиться. С другой стороны, Райан помнил тот день, когда из Университета Колорадо пришло письмо о зачислении его на первый курс. Первый из Даффи отправлялся учиться в колледж. Отец был возбужден больше, чем кто-либо в семье. Он обнял сына так, что чуть не сломал ему ребра, и прошептал: «Наконец-то семейству Даффи есть кем гордиться!» Жаль, Фрэнк тогда не гордился собой. Теперь оставалось только догадываться, чего он стыдился в себе.
Когда начались новости спорта, в дверь постучали. Райан поднялся с дивана и пошел открывать.
– Лиз?! – удивился он.
Его жена стояла на пороге и робко смотрела на него.
– Могу я… можно мне войти? Он неуклюже уступил ей дорогу.
– Да, конечно. Проходи.
Она была одета в свой обычный ситцевый сарафан, не очень-то подходящий для дня похорон. Зато он показывал все достоинства ее фигуры, над которой Лиз неустанно работала. Она покрасила волосы, отметил Райан. Они стали более пушистыми, светлыми, подчеркивали зелень ее глаз и загар на красивых ногах. Да, физическая привлекательность никогда не была проблемой для нее. Может, это тот самый классический случай, когда люди не ценят, что имеют, но Райану его жена еще никогда не казалась такой привлекательной, как в последние семь недель.
– Принести тебе чего-нибудь? – предложил он. – Осталась куча еды. Да что я говорю, ты знаешь, как проходят похороны в семействе Даффи.
– Нет, спасибо.
Райана ответ не удивил. Лиз почти не ела и, казалось, вообще не нуждалась в пище. За восемь лет их совместной жизни он ни разу не заметил, чтобы она как следует подзаряжала свои батарейки.
– Можем мы поговорить? – спросила Лиз.
Казалось, ее смущал шум на кухне. Райан быстро сообразил, что визит Лиз никаким боком не относится к семейному событию. Ей хотелось уединиться.
– Не думай, что я тебя выгоняю… Но может, поговорим на улице?
Лиз кивнула и прошла на обитое деревом крыльцо, которое выходило на лужайку. Райан закрыл за ними дверь. Направился было к плетеной скамейке для двоих, но остановился. Остановилась и Лиз. Слишком много воспоминаний было связано с этой скамейкой, где они вдвоем любили смотреть на закат. Лиз села в старое кресло-качалку. Райан – на перила крыльца, рядом с огромным кактусом в вазоне.
– Прости меня, я не была на похоронах… – сказала она, опустив глаза. – Столько лет прошло, я любила Фрэнка. Хотела пойти, но… Подумала, вам это покажется странным. Особенно тебе.
– Понимаю.
– Надеюсь, ты действительно понимаешь. Потому что мне вовсе не хочется, чтобы мы расстались врагами.
– Хорошо, не будем ими. Я обещаю.
Она посмотрела в сторону, затем на Райана:
– Вряд ли Фрэнк хотел, чтобы мы враждовали.
– Отец вообще не хотел, чтобы мы расставались, Лиз. Но дело сейчас не в том, чего хотел отец. – Райан умолк на минуту. Его слова прозвучали грубее, чем он того хотел. – Я ценю твой поступок. Ты не рассказала ему о нашем разводе. И правильно сделала. Ему действительно не нужно было знать об этом.
Она шмыгнула носом, но это больше походило на усмешку, чем на слезы. Глупо было скрывать от умирающего отца, что их браку пришел конец.
– Он наверняка догадывался. Господи, мы ведь живем в Пайдмонт-Спрингс! Здесь все знают обо всех!
– Он мне ничего не говорил. В том смысле, что догадывается о наших проблемах.
– Мы разговаривали с ним пару недель назад. По телефону.
– Я не знал.
– Фрэнк, конечно, не стал говорить прямо, и слово «развод» не прозвучало, но… думаю, он почувствовал, что у нас туго с деньгами.
– Что же он сказал?
– Перед тем как повесить трубку, он сказал что-то вроде: для вас с Райаном все изменится к лучшему. Деньги скоро будут.
– Ты спросила его, что он имел в виду?
– Я не стала напирать. Тогда это не показалось мне таким уж важным. – Она помолчала, будто раздумывая, что сказать дальше. – Но я думала о его словах. Много думала. Поэтому и приехала сюда.
Райан насторожился:
– Ну и о чем ты думала?
– Я хотела, чтобы его слова оказались правдой. Если бы мы решили наши финансовые проблемы, возможно, мы не… мы не пришли бы к разводу. – Она посмотрела на Райана, пытаясь поймать его взгляд.
Он моргнул. Казалось, Лиз говорила искренне. И все же он не верил ей. Гнев поднимался в его груди. Все дело в этих чертовых деньгах. То ли она знает о них и поэтому лжет, то ли ни о чем не догадывается, но что-то чувствует. Это сводило Райана с ума. Чертовы деньги!
– Лиз, я совру, если скажу, что мои чувства к тебе растаяли. Но я только что похоронил отца. Боюсь, эмоциональное напряжение слишком сильно…
– Прости, – сказала она, поднимаясь. – Я пришла не затем, чтобы все перемешать в твоей голове.
– Я не просил, чтобы ты уходила. Лиз печально улыбнулась:
– Все нормально. Мне правда надо идти. Передай мои соболезнования Джанетт. – Она поцеловала его в щеку. Всего лишь легкий поцелуй, ничего не значащий.
– Спасибо, что заглянула. Это важно для меня.
– Не за что. – Она спустилась по ступенькам крыльца и пересекла лужайку. Повернулась, помахала ему на прощание, затем забралась в машину и уехала.
Райан наблюдал, как огни фар постепенно исчезают в темноте, и боролся с соблазном вернуть Лиз, рассказать ей о деньгах. Но предупреждение сестры эхом отдавалось в голове – Лиз наняла пройдошливого адвоката, специалиста по разводам. Может, она проверяет его, а результаты сообщит тому адвокатишке.
Райан вернулся в дом, ругая себя. Еле уговорив Сару держать рот на замке, он сам чуть было не рассказал все Лиз, стоило только замаячить на горизонте надежде помириться с ней. В то же время он не мог не признать, что все еще любит Лиз. В конце концов, нет ничего ужасного в том, что женщина хочет обеспечить себя материально.
Райан вошел в гостиную и направился к телефону, полный решимости набрать ее номер и попросить вернуться. Нажал три кнопки и повесил трубку.
«Утро вечера мудренее», – сказал он себе.
ГЛАВА 10
Прошло два дня, а Эми все боролась с желанием позвонить Райану Даффи. Ее мучил вопрос – вопрос на двести тысяч долларов: тех ли Даффи она нашла?
Эми провела тщательное расследование, накануне даже взяла отгул и съездила в Пайдмонт-Спрингс, надеясь обнаружить там очевидные признаки богатства семейства Даффи, образа жизни, подобающего обеспеченным людям. Таким, которые могли просто так подарить кому-то двести тысяч долларов. Но ничего подобного Эми не нашла. Простой дом в маленьком провинциальном городишке. Старенький джип «Чероки», припаркованный у крыльца. Клиника Райана размещалась в заброшенном магазинчике эконом-класса, а его пациенты выглядели так, будто расплачивались овечьей шерстью за лечение. Фрэнк Даффи тоже всю жизнь работал и получал скромную зарплату.
Последний факт окончательно расстроил Эми. Она даже вернулась к своим компьютерным изысканиям, но лишь убедилась, что ни одна из Джанетт Даффи не подходит на роль отправительницы денег больше, чем Джанетт из Пайдмонт-Спрингс. Эми полагала, что человек не может просто так проснуться однажды утром и захотеть отправить кому-то двести тысяч долларов. Что-то должно подтолкнуть к этому – например, печальное событие, перевернувшее всю жизнь, вроде болезни мужа и его близкой смерти. Не могло быть случайного стечения обстоятельств. Она нашла тех самых Даффи. Просто по какой-то им одним известной причине они не показывают своего богатства.
Эми нужно было вести себя осторожно, приближаясь к цели. Глупо просто так позвонить и сказать: «Привет! Кто-то из вашего семейства послал мне деньги, а я никак не смекну зачем!» Вряд ли наследники станут объяснять, зачем ей послали деньги. Они скорее скажут: «Деньги наши, верни обратно!»
Во вторник, во время ленча, Эми взяла банку пепси и апельсин, потом вернулась в свой кабинет. Очищая апельсин, она рассматривала сделанные ею фотографии дома Даффи, которые лежали на столе. Эми подумала, что будет правильно иметь при себе фотографии, если она решит обратиться в полицию. Полицейские всегда фотографируют – это она знала по опыту. Она хорошо помнила тот день, когда умерла мать. Полицейские сновали по дому и фотографировали все, что попадалось им на глаза.
Забавно, но дом Даффи напоминал ей их прежний дом. Старое двухэтажное здание с зелеными ставнями и большим крыльцом, такие сейчас, кажется, не строят. Эми размышляла, умер ли Фрэнк Даффи в собственной спальне и кто первым нашел его. Было что-то жуткое в домах, где кто-то умер, особенно если смерть произошла при трагических обстоятельствах, как в случае с ее матерью. Эми ни разу не возвращалась в их с мамой дом с той страшной ночи. Не возвращалась физически. Зато в мыслях часто бывала там. Вот и сейчас она сидела одна в тишине кабинета, а фотографии перед глазами будто поплыли куда-то. Поплыл и разум. Дом на фотографиях все больше походил на их прежний дом, и внезапно Эми оказалась в своей спальне. И вот уже она – напуганная восьмилетняя девочка, сидит в постели и дрожит от страха, не зная, что делать…
