Уоррен Мерфи - На линии огня
Так кто же? Зачем?
Подойдя к телефону, Римо набрал номер 800 — условный для данного города код. Это было прикрытие под видом коммерческого агентства знакомств для любителей острых ощущений.
— Привет, любовничек, — раздался женский голос автоответчика с придыханием.
— Алло, — ответил Римо. — Я бы хотел купить плуг.
— Если ты трепещешь от желания так же, как и я, то тебе просто нужна пара.
— Вообще-то я хочу еще раз послушать «Семейство Патридж», — сказал Римо.
— Вот, послушай, — отозвался автоответчик, и после короткой паузы раздалось прерывистое дыхание женщины, бормотание мужчины и затем шепот женщины: «Не останавливайся. Еще, еще, еще!» — и, когда эта порнография пошла дальше, Римо отчетливо проговорил в трубку:
— Пять, четыре, три, два, один.
Запись закончилась. Послышался зуммер, и в трубке раздался голос доктора Харолда В.Смита.
— Да?
— Смитти, должен признаться, что ваше новшество мне понравилось больше, чем набившие оскомину телефонные молитвы.
— А, это вы Римо. В чем дело? — проговорил Смит, и его всегда холодный тон показался еще прохладнее, чем обычно.
— Где Руби? — спросил Римо.
— А разве вы не знаете? — спросил в ответ Смит.
— Если бы знал, не спрашивал.
— Она уехала. Когда я вчера вернулся сюда, ее уже не было. Я подумал, что вы к этому тоже причастны.
— Не было никакой нужды советовать Руби убраться, поскольку уже и так запахло жареным. Она звонила?
— Нет.
— Не знаете, куда она могла уехать?
— К себе в Норфолк она не поехала, — сказал Смит. — Это я уже проверил.
— А куда еще она могла поехать?
Он совершенно ясно представил себе, как Смит пожимает плечами.
— Да куда угодно. У нее есть родственники в Ньюарке. Не знаю. А что? Вы решили снова приступить к работе?
— Пока еще нет, — ответил Римо.
У него неприятно засосало под ложечкой. Он все больше и больше склонялся к мысли, что найденное на пожарище до неузнаваемости обгоревшее тело принадлежало Руби — молодой, красивой, полной жизни Руби, которой все, что надо было от жизни, это просто жить. И во второй раз за последние двенадцать часов Римо ощутил, как им овладевает всепоглощающее чувство скорби, еще более тяжелой от того, что налагалось оно на воспоминания о пережитом. Минувшей ночью его печаль была о себе самом, от сознания того, что детство уже никогда не вернуть. Эта же печаль была более глубокой и исходила из понимания того, что нельзя вернуть жизнь Руби. И во второй раз за двенадцать часов его печаль дала толчок новому чувству — гневу.
— Смитти, — сказал он, — это очень важно. У вас в компьютерах есть что-нибудь о поджогах?
— Я могу расценить это как ваше возвращение к работе?
— Смитти, не нужно со мной торговаться. Есть там что-нибудь о поджогах?
И было в голосе Римо что-то такое, что заставило Смита сказать:
— О каких поджогах? О не совсем обычных? С особой спецификой?
— Да как сказать, — проговорил Римо. — Что-то вроде нескольких очагов возгорания в одном здании. Без всяких признаков применения горючих веществ и в таком духе.
— Подождите, — сказал Смит, — не вешайте трубку.
Римо живо представил себе, как Смит нажимает кнопку, и перед ним поднимается консоль с дисплеем и клавиатурой управления компьютером. Он видел, как Смит вводит в машину информацию и, откинувшись на спинку стула, ждет, когда гигантский банк данных КЮРЕ, шаря в своей памяти, начнет выдавать ему то, что совпадало в его памяти с тем, что было нужно Смиту. Смит взял трубку через полторы минуты.
— За последние два месяца такого рода пожаров было пять, — сказал он. — Первые два в Вестчестер-каунти. Неподалеку отсюда. И три в Норт-Джерси.
— Считайте, уже четыре, — сказал Римо. — Есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто это делает?
— Нет. Никаких свидетелей. Никаких улик. Ничего. А что? Почему вас это так интересует?
— Потому что я должен за это кое с кем рассчитаться, — ответил Римо. — Спасибо, Смитти. Я дам о себе знать.
— Это все, что вы хотели мне сказать? — спросил Смит.
— Да. Насчет Руби можете больше не беспокоиться и отозвать ваших ищеек.
— Не понимаю, — сказал Смит. — Что это значит?
— Не волнуйтесь, — ответил Римо. — Просто нужно отдать дань другу.
— Римо, — сказал Смит.
— Да?
— У нас нет друзей, — сказал руководитель КЮРЕ.
— А теперь стало еще на одного меньше, — сказал Римо.
Глава пятая
— Сколько же еще. Господи, сколько же еще?!
— Сколько же еще? — подхватила паства.
— Сколько же еще. Господи, будешь ты насылать напасти на нас, бедных негров?!
— Сколько же еще? — вторила паства. Святой отец, доктор Гораций К.Уизерспул, стоя за кафедрой, обозревал прихожан — сто двадцать человек, из которых сто были женщины, и двадцать мужчины старше шестидесяти пяти. Он стоял, театрально воздев руки над головой, и его золотые с бриллиантами запонки в сверкающих белизной манжетах, выпроставшихся из рукавов черного мохерового пиджака, тоже сверкали в лучах воскресного солнца, как старомодные поддельные побрякушки.
— Еще одна ушла от нас! — воскликнул он.
— Аминь! — отозвалась паства.
— Новый пожар унес еще одну из нас! — продолжал святой отец доктор Уизерспул.
— Унес одну из нас, — нараспев вторили прихожане.
— Мы не знаем кого! — пастор сделал паузу. — Мы не знаем, как это произошло! И мы должны спросить себя, была ли она готова к встрече с ее Создателем! Была ли она готова?!
— Была ли она готова? — эхом подхватили голоса.
— Когда мы узнаем, кто она такая, узнаем ли мы и то, что она не забывала о тех, кого покинула?!
Оглядевшись вокруг, святой отец сложил руки на краю кафедры и окинул свою паству открытым взглядом, слегка склонив при этом голову вправо и скосив глаза.
— Или же эта несчастная покинула сей суетный мир и удалилась к Господу, Богу нашему, не оставив после себя тем, кто ее любил, ничего, кроме долгов, неоплаченных счетов да бесконечно напоминающих о себе кредиторов?! Что нам осталось?!
Он еще раз окинул взглядом собрание.
— Мы всегда должны помнить, что, когда Бог призовет нас, мы должны быть готовы к встрече с Ним! Но, уходя, мы не должны забывать о тех, кто остается здесь! Мы желаем встречи с Господом, мы желаем, чтобы при этой встрече мы могли бы с улыбкой встретить взгляд великого Господа и сказать ему: «О Господи, я поступил достойно с теми, кто остался там. Я оставил им все, в чем могут испытывать нужду. Я оставил им страховку, и, когда они будут меня хоронить, им не придется продавать для этого мебель или еще что-нибудь, они просто получат деньги по страховому полису и таким образом будут иметь средства...»
Он сделал паузу.
— Будут иметь средства, — подхватила толпа.
— Вполне до-ста-точ-ны-е средства, — добавил Уизерспул, произнеся по слогам слово «достаточные».
— Достаточные средства, — повторила толпа.
— Для моего погребения. И в этом страховом полисе упомянута Первая Евангелическая Абиссинская Апостольская Церковь Добрых Дел с ее пастором, святым отцом доктором Горацием К.Уизерспулом, чтобы и они могли достойным образом совершить свое дело, Господи! — Он снова окинул взглядом присутствующих.
— И тогда справедливый Господь скажет: «О, блаженна будь, дочь моя, и пребудь со мной, потому что ты совершила богоугодный поступок и выказала великодушие и добродетель, и мне остается только пожелать, чтобы каждый поступал по подобию твоему и все вы могли бы пребывать со мной в вечности...»
— В вечности, — подхватила толпа.
— И в радости, — добавил Уизерспул.
— И в радости, — повторили эхом голоса.
— Получая страховые премии на поддержку ваших семей и нашей церкви, — прибавил Уизерспул.
— На поддержку наших семей, Господи, — подхватила паства.
— Аминь! — закончил Уизерспул.
Выпуская прихожан через заднюю дверь, он обеими руками — кому правой, кому левой — каждому пожимал руку и при этом совал — кому в сумочку, кому в карман — рекламный листок компании «Большой шлем», страховавшей от несчастных случаев, попутно объясняя, как всего за семьдесят центов в день, без медицинского освидетельствования, заключить бессрочный договор о страховании жизни на сумму 5000 долларов. К каждому рекламному листку прилагался уже частично заполненный бланк, согласно которому 2500 долларов от суммы страховки предназначалось в пользу святого отца доктора Горация К.Уизерспула, пастора Первой Евангелической Абиссинской Апостольской Церкви Добрых Дел.
Когда вышел последний прихожанин, Уизерспул закрыл дверь церкви и направился обратно к алтарю, насвистывая «Мы все одна семья».
В дверях расположенной за алтарем комнатушки он остановился. Там, на столе, сидел какой-то белый и просматривал спортивный раздел «Нью-Йорк-ньюс», где святой отец доктор Уизерспул кружочками отметил бейсбольные команды, на которые в этот день сделал ставки.
