Кристофер Коук - По всему дому
Он потряс головой, продолжая топтаться. Дженни увидела, что он плачет. Заметив, что она это увидела, он отвернул лицо в другую сторону. Она тихо сидела на стуле, толком не зная, как себя вести. Потом стала на колени и принялась собирать фарфоровые осколки.
Через минуту он сказал:
– Кажется, у меня кровь.
Она встала, подошла к нему и увидела, что он прав. Он рассадил себе руку, мясистую часть тыльной стороны ладони. Порез был большой – такие надо зашивать. Его рубашка там, где он прижимал к ней руку, насквозь промокла от крови.
– Идем, – сказала она. – Нужно отвезти тебя в больницу.
– Нет, – сказал он. Его голос звучал глухо, жалко.
– Не глупи, Уэйн. Сейчас не время дуться. Ты ранен.
– Нет. Выслушай меня. Ладно? Ты всегда говоришь, чего тебе хочется, а когда я говорю, чего мне хочется, ты смотришь на меня, как на дурака. Но в этот раз я все-таки скажу.
Она схватила пару салфеток и прижала к его руке.
– Господи, Уэйн, – сказала она, глядя, как краснеет бумага вокруг ее пальцев. – Ну, хорошо, хорошо, говори, я слушаю.
– Это мое любимое место, – сказал он. – Я люблю его с детства. Мы приходили сюда с Ларри. Мы представляли себе, что у нас здесь дом. Убежище.
– Ну...
– Молчи. Я еще не закончил. – У него дрогнула губа, и он продолжал: – Я знаю, о чем мы говорили, знаю, что ты хочешь уехать в Инди. Можно и так. Но сейчас похоже, что нас ждет успех. Похоже, что я сделаю неплохую карьеру, а ты можешь устроиться учительницей где угодно. Я буду работать изо всех сил, и лет через пять мы вполне сможем купить второй дом...
– Ради бога, Уэйн...
– Слушай! Можно иметь дом в Инди, и тогда этот... в этом мы будем проводить отпуск. – Он шмыгнул носом и сказал: – Но я хочу, чтобы он был. Кроме тебя, это единственное, чего я хочу. Дом на этом самом месте.
– Давай обсудим это потом. Если мы сейчас же не доставим тебя в больницу, ты истечешь кровью.
– Я хотел, чтобы ты его полюбила, – сказал он. – Хотел, чтобы ты его полюбила, потому что я его люблю. Разве это так уж много? Ведь ты все-таки мне жена. Я хотел подарить тебе что-то особенное. Я...
Это было ужасно – смотреть, как он силится объяснить. Красные пятна у него на щеках пылали, вокруг глаз появились ободки почти такого же цвета. Уголки рта загнулись вниз маленькими запятыми.
– Не волнуйся, – сказала она. – Мы это обсудим. Хорошо? Уэйн! Мы еще поговорим. Мы возьмем чертежи с собой в больницу. Но тебе надо наложить швы. Пойдем.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она перестала возиться с его рукой. Он смотрел на нее сверху вниз, чуть склонив голову.
– Дженни, ты только скажи, что ты меня любишь, и все это не будет иметь значения.
Она невольно засмеялась, качая головой.
– Конечно, – сказала она. – О чем ты говоришь.
– Скажи. Я хочу это услышать. Она чмокнула его в щеку:
– Уэйн, я люблю тебя. Ты мой муж. Ну что, пойдем наконец?
Он подался к ней с ответным поцелуем. В этот момент Дженни наклонялась, чтобы поднять чертежи, и его мокрые губы едва скользнули по ее щеке. Она улыбнулась ему и собрала вещи; Уэйн стоял и смотрел на нее влажными глазами.
Закончив сборы, она взяла его за здоровую руку, и они пошли к машине. По дороге его поцелуй медленно высыхал, и она чувствовала в этом месте холодок. Ощущение продержалось довольно долго, и – несмотря ни на что – она была этому рада.
ТОГДА
Сначала о приближении мальчишек можно было догадаться только по отдаленным выкрикам из-за деревьев.
Они были еще такими детьми, что их громкие голоса – а они затеяли погоню друг за другом, и в лесу раздавались лишь крики, односложные восклицания, смех, – звучали так, будто они смертельно напуганы. Когда они появились на лугу – один выскочил из прорехи в густых зарослях колючего кустарника, второй за ним по пятам, – их было почти не различить: оба одинаково визжат, оба в красных куртках и шапочках. Ясный день постепенно перетекал в вечерние сумерки. Только что мальчики охотились на белок, не замечая, что их возгласы и хлопки пневматических ружей намного опережают их самих, разгоняя по норам сотни зверьков.
В центре луга преследователь наконец догнал преследуемого, бросился на него, и завязалась возня. Шапки слетели с голов. Один мальчик оказался светловолосым, второй, поменьше, – коричнево-мышиной масти. "Кончай, – крикнул он, придавленный своим приятелем. – Ларри! Кончай! Я серьезно!"
Ларри засмеялся и сказал, передернувшись:
– Тряпка. Понял, Уэйн?
– Не называй меня так!
– А ты не будь тряпкой!
Они снова принялись мутузить друг дружку, пока не растянулись рядом без сил, корчась от смеха.
Позже они натянули посреди луга палатку. Они уже делали это прежде. Около палатки было старое кострище – кучка влажных углей и золы внутри круга, выложенного из почернелых камней. Пока Ларри втыкал колышки в мягкую рассыпчатую землю, Уэйн сходил в лес и принес оттуда несколько охапок валежника. Потом, сидя на корточках, они стали разжигать костер. Близилась ночь, но и без того свет под серым, сплошь затянутым облаками небом был рассеянным, и теперь казалось, что тени берутся не сверху, а снизу, что они растекаются и сгущаются, выползая из каких-то подземных источников. Ларри первым стал беспокойно поглядывать на темнеющую опушку, пока Уэйн кидал в хворост спичку за спичкой. Губы Уэйна были поджаты, лицо перекошено от напряжения. Когда огонь наконец вспыхнул, мальчики с улыбкой переглянулись.
– Не хотел бы я оказаться здесь в темноте, – сказал Ларри
– Так уже темно.
– Нет, в смысле, без костра. Когда вообще ничего не видно.
– А я был, – сказал Уэйн.
– Врешь.
– Не вру. Иногда я забываю, сколько времени, и слишком поздно возвращаюсь к велику. Однажды совсем стемнело. Если б я не успел выйти на тропинку, я бы заблудился.
Уэйн ткнул в костер длинной палкой. Лес принадлежал его родителям, но их дом стоял в двух милях отсюда. Ларри огляделся, – рассказ друга явно произвел на него впечатление.
– Страшно было?
– А ты думал! – Уэйн хихикнул. – В темноте-то. Я ж не тупой.
Несколько секунд Ларри глядел на него, потом сказал:
– Извини, что я назвал тебя тряпкой. – Уэйн пожал плечами и сказал:
– Надо мне было застрелить ту белку.
Час назад они увидели одну на дереве – почему-то она от них не сбежала. Уэйн стрелял лучше, и они залегли вместе за поваленным дубом. Для надежности Уэйн опер свое ружье о развилку сухой ветки. Он долго смотрел на белку, прижавшись к ружью щекой, а потом вдруг поднял голову.
– Не могу, – сказал он.
– Что значит – не можешь?
– Не могу, и все.
Он передал ружье Ларри; тот прицелился, но выстрелил слишком быстро и промазал.
– Да ладно тебе, – сказал Ларри теперь, у костра. – Белки все равно на вкус противные.
– Как болонская колбаса, – хмуро сказал Уэйн.
Они вытащили из рюкзаков сандвичи. Оба вытащили оттуда мясо, насадили на палочки и жарили на костре до тех пор, пока оно не зашипело, обугливаясь. Потом засунули его обратно в сэндвичи. Уэйн откусил первым и тут же взвизгнул, поднеся руку ко рту. Он выплюнул на ладонь горячий кусок мяса и швырнул его в огонь.
– Горячо, – сказал он.
Ларри долго смотрел на него. Потом сказал: – Тряпка, – и прыснул, не выдержав.
Уэйн скосил глаза, засунул в рот пальцы и принялся ощупывать его изнутри.
Позже костер начал гаснуть. Сонные, они сидели рядом, тихо переговариваясь. Уэйн погладил себя по животу. Под деревьями слышалось невидимое движение – судя по звукам, там шныряли мелкие зверьки, но раз-другой прошел и кто-то покрупнее.
– Наверно, олень, – сказал Уэйн.
– А не рысь?
– Рыси тут не водятся. Зато лисы мне попадались.
– Лисы не такие большие.
Они раскатали в палатке спальные мешки и приподняли один клапан у входа, чтобы видеть костер.
– Это мое любимое место, – сказал Уэйн, когда они залезли в мешки и застегнулись.
– Палатка?
– Нет. Эта поляна. Я знаешь, что думал? Когда-нибудь построю здесь дом.
– Дом?
– Ага.
– Какой еще дом?
– Не знаю. Как мой, наверно, только в лесу. Можно будет выходить ночью на крыльцо и смотреть, как сейчас. Только палатку не надо будет ставить. Знаешь, что? А давай вместе построим. Поделим его пополам, и живи каждый на своей половине. И не надо будет возвращаться домой до темноты, потому что мы уже будем дома.
Ларри улыбнулся, но сказал:
– Да ну, ерунда. К тому времени мы оба женимся. Ты не захочешь, чтобы я все время торчал у тебя в доме.
– Неправда.
– Ты не хочешь жениться?
– Нет... почему, я женюсь. Конечно. Но ты всегда сможешь приезжать и жить у нас.
– Так не бывает, – сказал Ларри со смехом.
– Почем ты знаешь?
– Знаю. Чудак ты, Уэйн. Иногда кажется, что ты с луны свалился.
– Тебя послушать, так у меня все идеи дурацкие.
