Патрисия Корнуэлл - Реестр убийцы
Она сидит на каменных ступеньках и не встает, услышав отчетливый рев «феррари».
Машина сворачивает с Кинг-стрит и заезжает на общественную парковку перед домом. Вскоре во дворе появляется Люси с конвертом в руке.
— Завтрак не готов, нет даже кофе, а ты сидишь здесь, и глаза у тебя красные.
— Аллергия, — говорит Скарпетта.
— В последний раз ты жаловалась на аллергию — которой у тебя, кстати, нет, — когда о твое окно разбилась птичка. Сейчас на столе у тебя как раз грязная садовая лопатка.
Люси указывает на старый мраморный стол в саду. Рядом, под смолосемянником, свежевскопанная земля, прикрытая черепками от битой посуды.
— Зяблик.
Люси садится рядом с ней.
— Похоже, Бентон на уик-энд не приедет. Когда приезжает, в кухне у тебя всего полным-полно.
— Не смог вырваться из госпиталя.
Посреди сада — крохотный, мелкий пруд. Лепестки китайского жасмина и камелии на водной глади похожи на конфетти.
Люси подбирает сброшенный недавним дождем лист мушмулы и вертит его между пальцами.
— Надеюсь, это единственная причина. Ты прилетела из Рима с сенсационной новостью, и что изменилось? Ничего, насколько я могу судить. Он там, ты здесь. И никаких планов что-то менять, верно?
— С каких это пор ты стала таким экспертом по межличностным отношениям?
— Экспертом по отношениям, которые не складываются.
— Я уже начинаю жалеть, что вообще кому-то об этом рассказала.
— Сама попадала в подобное положение. С Джанет. Мы стали было поговаривать о том, как поженимся, когда извращенцам наконец дозволят иметь больше прав, чем собакам. И вдруг она заявляет, что не желает быть лесбиянкой. Все закончилось, еще не начавшись. И не слишком приятно.
— Не слишком приятно? А если так, что не можешь забыть и простить?
— Неумолимой должно быть мне, а не тебе. Тебя там не было. Ты понятия не имеешь, каково это — быть там. Не хочу даже говорить.
Над прудом, словно присматривая за ним, небольшая статуя ангела. Что именно она оберегает, этого Скарпетта еще не знает. Но уж точно не птиц. Может быть, вообще ничего. Она поднимается, оправляет юбку.
— Ты поэтому хотела со мной поговорить, или тебе случайно пришло в голову, что я сижу тут и горюю из-за того, что пришлось умертвить еще одну птичку?
— Я не для того позвонила тебе вчера вечером и сказала, что надо повидаться, — отвечает Люси, все еще вертя в пальцах листок.
Убранные за уши вишнево-красные, с золотисто-розовым блеском волосы сияют чистотой. На ней черная футболка, обтягивающая стройное, красивое тело — результат изматывающих тренировок и хорошей наследственности. Племянница, подозревает Скарпетта, куда-то собралась, но расспрашивать она не собирается.
Люси садится.
— Доктор Селф.
Она смотрит в сад, как смотрят обычно люди, не видящие ничего, кроме того, что их гложет.
Этого Скарпетта от нее не ожидала.
— И что такое?
— Я же говорила, чтобы ты держала ее поближе. Помнишь: «Врагов всегда держи близко»? Ты не послушалась. Тебе было наплевать, что она станет поносить и чернить тебя при каждой возможности из-за того судебного дела. Говорить, что ты лгунья и профессиональная мошенница. Хотя бы поинтересуйся, что о тебе пишут в Интернете. Я собрала материал, отправила тебе, но ты его едва просмотрела.
— Откуда ты знаешь, просмотрела я что-то или нет?
— Я твой системный администратор. Твой преданный ай-тишник. И мне прекрасно известно, как долго у тебя открыт тот или иной файл. Могла бы и защититься.
— От чего?
— От обвинений в том, что ты манипулируешь присяжными.
— Суд и есть то место, где манипулируют присяжными.
— Это ты говоришь? Или я сижу с посторонним человеком?
— Если ты связан по рукам и ногам, лишен свободы действий, беспомощен и слышишь, как кричат под пытками твои любимые и близкие, как их мучают и убивают в соседней комнате, если ты, желая избежать их участи, кончаешь с собой, это, будь оно проклято, не самоубийство. Это убийство.
— А как же насчет законности?
— Вообще-то, знаешь ли, мне на нее наплевать.
— Ты вроде как привыкла…
— Нет, не привыкла. Ты представить себе не можешь, о чем я думала все те годы, когда, работая по тому или другому делу, нередко оказывалась единственной защитницей жертв. Доктор Селф, прикрывшись щитом конфиденциальности, отказывалась делиться информацией, которая могла бы предотвратить страдания и смерть. Она заслуживает гораздо худшего, чем то, что получила. Да что толку об этом говорить… Ты меня только расстраиваешь.
Люси смотрит ей в глаза.
— Как там в этой поговорке? Месть — блюдо, которое следует подавать холодным. Она снова вышла на контакт с Марино.
— Господи… Ну и неделька выдалась! Он что, совсем из ума выжил?
— Когда ты, прилетев из Рима, поделилась со всеми своей большой новостью, думала ли ты, как он ее воспримет? Запрыгает от счастья? Ты где живешь, в космосе?
— Должно быть.
— Неужели не понимала? И что теперь? Он идет в загул, напивается каждый вечер, подбирает где-то новую подружку. Или ты и этого не знаешь? Шэнди Снук. Как в «Снукс флеймин чипс».
— Что?
— Есть такие жирные, пересоленные картофельные чипсы со вкусом халапеньи и соусом из красного перца. Ее папаша сколотил на них состояние. Примерно год назад Шэнди перебралась сюда. В прошлый понедельник познакомилась с Марино в «Кик’н’Хорс». Любовь с первого взгляда.
— Все это он тебе рассказал?
— Джесс рассказала.
Скарпетта качает головой — она понятия не имеет, кто такая Джесс.
— Хозяйка «Кик’н’Хорс». Приятельница Марино, тоже любительница погонять на мотоцикле. Уверена, он тебе о ней рассказывал. Так вот Джесс позвонила мне, потому что забеспокоилась о нем и его последней любовнице. По ее словам, он совсем себя не контролирует. Она его никогда таким не видела.
— Но как доктор Селф узнала электронный адрес Марино, если только он первым с ней не связался? — спрашивает Скарпетта.
— Ее личный электронный адрес не изменился с тех пор, как он был ее пациентом во Флориде. А вот у него другой. Так что кто с кем первым связался, догадаться нетрудно. Могу узнать точно. У меня, правда, нет пароля для его домашнего компьютера, но такого рода мелкие неудобства никогда меня не останавливали. Нужно лишь…
— Я знаю, что тебе нужно.
— Физический доступ.
— Я знаю, что ты намерена сделать, но не хочу этого. Давай не будем осложнять и без того непростую ситуацию.
— По крайней мере некоторые из электронных писем, которые он получил от нее, висят на рабочем столе в его офисе, так что прочитать их может каждый.
— Ерунда какая-то.
— А вот и не ерунда. Он оставил их специально, чтобы ты злилась и ревновала.
— И ты заметила их на его рабочем столе…
— Да, потому что вчера кое-что случилось. Он позвонил мне и сказал, что получил уведомление о срабатывании сигнализации. Что-то с холодильником. А поскольку сам был далеко, то попросил меня заглянуть и проверить. Сказал, что если нужно будет позвонить в службу техобеспечения, то номер на листке, а листок на стене.
— Если сработала сигнализация, почему меня никто не известил? — удивляется Скарпетта.
— Потому что никакого уведомления не было. Я заглянула туда — все в порядке. И холодильник тоже. На всякий случай зашла в его кабинет — посмотреть номер техобслуживания, если все же придется звонить. И как ты думаешь, что было на его рабочем столе?
— Это смешно. Марино ведет себя как мальчишка.
— Он не мальчишка, тетя Кей. И рано или поздно тебе придется его уволить.
— И как я буду со всем справляться? Меня и сейчас на все не хватает. Штат недоукомплектован, а на горизонте ни одной подходящей кандидатуры.
— Это только начало. Дальше будет хуже. Он уже не тот человек, каким ты его знала когда-то.
— Не думаю, что смогу его когда-нибудь уволить.
— Ты права, — говорит Люси. — Не сможешь. Это был бы развод. Он же твой муж. Бог свидетель, ты провела с ним куда больше времени, чем с Бентоном.
— Марино точно не мой муж. И ты меня, пожалуйста, не подгоняй.
Люси берет лежащий на ступеньке конверт и протягивает Скарпетте.
— Их здесь шесть. Все от нее. Обрати внимание, первое пришло в прошлый понедельник, когда ты только вышла на работу после возвращения из Рима. В тот же самый день мы увидели твое колечко и, будучи великими сыщиками, просчитали, что оно отнюдь не от Крекер Джека.
— А письма Марино доктору Селф?
— Наверное, он не пожелал, чтобы ты их увидела. Рекомендую не откладывать дело в долгий ящик. — Она показывает на конверт: — Почитай. Как он? Она по нему скучает. Думает о нем. Ты тиран, ты не удел, у тебя все позади, и как только он, несчастненький, на тебя горбатится, и чем она может ему помочь. Так-то вот.
