Сабина Тислер - Я возьму твою дочь
Йонатан поспешно назвал свое имя. Аманда осталась довольна и соизволила упасть на стул. На ней была узкая, чрезвычайно обтягивающая футболка ядовито-зеленого цвета, под которой явственно вырисовывались складки жира на животе, по величине ничем не уступающие ее рыхлой груди. К футболке Аманда надела тонкие розовые спортивные штаны, лишь подчеркивающие ее могучую отвратительную задницу и массивные ляжки, трущиеся друг о друга при каждом шаге. Несмотря на холодную пору года, на ней не было чулок, лишь сандалии, и Йонатана пробрала дрожь отвращения уже только от одного вида ее ног, потому что они были грязными, а ногти на них — слишком длинными. Очевидно, сегодня утром она еще не причесывала свои довольно длинные белые волосы, которые были всклокочены и гротескно торчали в разные стороны.
Аманда вдруг просияла, побарабанила толстыми пальцами по столу и взглянула на Софию:
— Сделай-ка кофе!
Та кивнула, молча встала и запустила кофеварку.
— А с чего вам, собственно, взбрела в голову эта сумасбродная затея — поселиться у нас в такое время года? — ухмыляясь, спросила Аманда и дружески хлопнула его своей лапой по руке.
Йонатан не понял ни слова, однако догадался о смысле вопроса и задумался, что сказать. София ответила вместо него:
— Мама, ему просто нужен покой. Кроме того, он не знает итальянского и хочет его выучить.
— Браво, — проворчала Аманда. Гостей, с которыми нельзя поболтать, она не любила. — Я сегодня ночью опять упала с этой проклятой кровати, — проворчала она. — Ты должна сделать мне массаж.
— Я сделаю, мама. Мама сегодня ночью упала с кровати, и теперь у нее боли, — перевела София для Йонатана. — Такое с ней нередко случается. А еще она часто спотыкается и падает с лестницы.
— Очень жаль, — ответил Йонатан, который теперь мог объяснить себе грохот сегодняшней ночью.
Кофе Аманды был готов. Она опустила в чашку белый хлеб и начала его есть, громко прихлебывая кофе.
— А этот мальчик неплохо выглядит, — пробормотала она.
— Мама, прекрати! — испуганно прошептала София.
— С чего бы это? Я думаю, он не понимает по-итальянски!
— Пожалуйста, замолчи!
В ответ Аманда фыркнула, и у нее изо рта вылетел пережеванный хлеб.
Йонатана чуть не стошнило.
— А он действительно хорошо выглядит, — пробормотала Аманда с набитым ртом. — Правда, немного староват.
София громко застонала.
— А ну-ка спроси, кем он работает. Я хочу знать, есть ли у него деньги.
— Замолчи, мама! Хватит!
Аманда захихикала, и ее маленькие глазки почти полностью исчезли за набухшими веками.
Йонатан пил кофе, жевал бутерброд с засохшим хлебом и не знал, как себя вести. Он не понял в точности, что сказала Аманда, но чувствовал, что Софии было стыдно за мать.
— Спроси у него, что он собирается делать, — потребовала Аманда у дочери.
— Мама, я прошу тебя! — У Софии постепенно начали сдавать нервы. — Зачем это? С каких пор тебя интересует, чем будут заниматься наши жильцы?
— Porcamadonna,[28] я что, не имею права ничего спросить? И чего ты с утра такая нервная? Что-то случилось? Ты себя плохо чувствуешь?
— Нет.
— Вот видишь. — Аманда допила кофе и, никого не стесняясь, принялась выковыривать остатки хлеба из зубов. — Скажи ему, что я буду сегодня готовить. Я его приглашаю. На pranzo[29] сегодня в час.
— Мы не должны наваливаться на него в первый же день!
— Чушь! — взорвалась Аманда, сделала пренебрежительный жест рукой и смахнула со стола свою чашку, которая упала на каменный пол и разбилась.
Йонатан вскочил и собрал осколки. Аманда благосклонно посмотрела на него, но ничего не сказала.
София слышала, как Йонатан собирал черепки. У него, наверное, сложилось ужасное впечатление о ее матери. Поэтому она нерешительно сказала:
— Мама приглашает вас сегодня на обед. В час. Если вы хотите.
У Йонатана при одной мысли о том, что Аманда будет готовить еду своими желтыми от курения, толстыми, как сосиски, пальцами, свело желудок. Вдобавок он очень живо представил себе хаос, который она сотворит при этом.
Он вымученно улыбнулся, кивнул Аманде и сказал:
— Grazie.[30] Это ужасно мило с вашей стороны.
София перевела, и Аманда шумно вздохнула:
— Va bene.[31]
Она достала сигареты, зажгла одну и без стеснения выпустила дым прямо в лицо гостю.
Йонатан постарался проигнорировать это.
— Мне нужна машина, — сказал он, потому что стало совершенно ясно, что в ином случае он окажется прикованным к Ла Пассерелле.
Он не сможет никуда поехать, ничего купить, ни пойти куда-нибудь поесть, а значит, станет абсолютно беспомощным и будет обречен выдерживать общество Аманды и ее поварское искусство. Кроме того, ему срочно нужно было добраться до банкомата.
— Вы не знаете, где можно купить небольшую подержанную легковую машину?
София покачала головой.
— Нет, но я поговорю с отцом. Он точно это знает и отвезет вас куда-нибудь, где вы сможете купить машину.
— Это было бы прекрасно.
Аманда шумно рыгнула, погасила сигарету и встала. Стул опрокинулся, но она даже не обратила на это внимания и, не сказав ни слова, потащилась из кухни.
Йонатан поднял стул и задвинул его под стол.
— Извините, мою мать иногда бывает трудно выдержать, — пробормотала София.
— Никаких проблем. Не порежьтесь, я сложил осколки в раковину для посуды. Или лучше скажите, где у вас тут можно найти мусорное ведро.
— За дверью внизу, справа.
— О'кей. — Йонатан затолкал осколки в уже и без того переполненный пакет для мусора, собрал остальную посуду со стола и поставил ее в мойку. — Спасибо за кофе, и пока, — сказал он и вышел из кухни.
Он ушел к себе. Ему хотелось чуть-чуть отдохнуть, а не быть в первый же день принятым в семью Валентини.
Было уже половина одиннадцатого, и казалось странным, что он так потерянно стоит посреди этой простенькой квартиры.
Он достал из чемодана ноутбук и выпрямитель и осмотрелся. С первого взгляда он не увидел розетки, поэтому начал внимательнее осматривать комнату. В конце концов он обнаружил одну за кроватью, а другую — за маленьким комодом под окном, на котором еще с осени осталась причудливой формы тыква. Но обе розетки были итальянскими, а значит, как для компьютера, так и для зарядного устройства мобильного телефона надо было раздобыть переходники. Йонатан вздохнул. Чем дальше, тем сложнее.
Он надел куртку и вышел на улицу, чтобы познакомиться с местностью, которая, по крайней мере на некоторое время, должна была стать его новой родиной.
Перед домом никого не было, и Йонатан отправился дальше.
Приблизительно через триста метров дорога с щебеночным покрытием раздваивалась, и ему нужно было решить, куда идти — направо или налево. Он пошел направо, потому что считал, что вчера они с Риккардо приехали по левой дороге.
Йонатан шел не спеша и все время поднимался вверх. Время от времени он поглядывал на долину. Амбра все еще была окутана туманом. Пахло влажным кедровым деревом, и он слышал, как где-то далеко в лесу работала бензопила.
Сейчас деревья стояли теснее и были выше и толще, чем в начале дороги. Старые деревья, как раз такие, как он любил. На дороге стало темнее, и он ступал уже осторожнее, чтобы не поскользнуться на влажной листве.
На следующей развилке он снова пошел вправо.
«Может быть, так я обойду гору, — подумал он, — и тогда составлю себе представление обо всей местности».
Постепенно лес редел, и через пятьсот метров Йонатан увидел внизу под дорогой широкие оливковые плантации, на которых крестьяне собирали урожай. Он узнал Риккардо и подумал, что надо бы спуститься на пару террас вниз, чтобы поздороваться с ним. Как раз в этот момент зазвонил его мобильный телефон.
— Ты где? — спросила Яна.
— В Италии. Ты что, не получила мое сообщение?
Он услышал, как она всхлипнула.
— И ты не хочешь мне сказать, где именно?
— Нет.
— Сколько времени ты там пробудешь?
— Не знаю, Яна, я действительно не знаю.
— Но все-таки: пару дней, пару недель, пару месяцев или пару лет? — Она была рассержена и раздражена, и ее вопрос прозвучал саркастически.
— Пару дней, пару недель, пару месяцев или пару лет. Я не имею об этом ни малейшего понятия. И мне все равно, что со мной будет, — подчеркнуто спокойно сказал он.
— Прекрасно! А меня ты бросил здесь?
— У тебя есть твоя работа, твой дом и твоя машина. В чем проблема?
Яна больше ничего не сказала, просто отключилась.
Йонатан присел на камень. Он сбежал из Германии в другую, чужую жизнь, потому что хотел забыться и вытеснить из памяти прошлое, но пока что достиг обратного.
