Похороненный дневник - Д. М. Пулли

Д. М. Пулли

Похороненный дневник

Джеку

Глава 1

Приступим, пожалуй. С самого начала, хорошо?

Будьте любезны, назовите имя и возраст для протокола…

— Джаспер?

— Мм-м…

— Просыпайся, милый, — мама потрясла мальчика за плечо. — Пора вставать.

— Почему? — Джаспер Лири приоткрыл глаза. За окном было темно. — Что-то случилось?

— Мы с тобой отправляемся на ферму. Там будет весело. Правда, чудесно?

Щелкнула кнопка ночника, и Джаспер на миг ослеп.

Сонно моргая, он сел в кровати и уставился на будильник, стоявший рядом на столике. И шести часов еще нет.

— Поторопись, сынок, — позвала мама из коридора. — Нам пора ехать. Выше нос, день не станет ждать!

Ему было всего девять, но по натянутой нотке в ее бодром голосе Джаспер сразу понял, что мама лишь пытается казаться беззаботной. Хмурясь, второпях оделся. Выходя из комнаты, задержался у календаря: 12 августа 1952 года, вторник.

Когда Джаспер, на нетвердых пока ногах, вышел во двор и направился к их машине — «Шеви» 47-го года выпуска, — мать встретила его искусственной улыбкой. «Выше нос», — уныло повторил про себя Джаспер, стараясь отделаться от ощущения, будто творится что-то неладное. Они так резко вывернули с парковки, что покрышки «Шеви» негромко застонали.

Почти никогда мама не отпрашивалась с работы, чтобы побыть вдвоем с сыном, и этим утром, она, как обычно, должна была выйти в утреннюю смену на молокозавод. «Может, на ферме и вправду будет весело, как она обещает?» Джаспер изобразил для нее счастливую улыбку, но мама смотрела вперед, на дорогу. Губы ее были сжаты в тонкую линию, а напряженно сдвинутые брови выдавали раздражение. Впрочем, Джасперу не полагалось замечать мамины чувства.

У Джаспера имелась скверная, на мамин взгляд, привычка: подмечать вещи, которые не стоило бы. «Ты чересчур смышлен себе же во вред», — частенько повторяла мать. Вот и теперь, если Джаспер спросит, что случилось, она наверняка окинет сына встревоженным взглядом и, рассеянно улыбаясь, взъерошит ему волосы на макушке. А то и шлепнет по губам, чтобы не умничал понапрасну. «Детей должно быть видно, но не слышно! Тем более если мама расстроена…»

В заднем стекле «Шеви» высокие трубы и каменные башни Детройта убегали назад, торопясь скрыться за горизонтом. Джаспер уткнулся носом в окно и наблюдал, как мимо проносятся стройные ряды домов, залитые рассветным солнцем. Они ехали все дальше на север; жилые районы мало-помалу сменились полями, где стеной поднимались колосья. Мамино молчание сделалось в конце концов оглушительным, и Джаспер поневоле принялся гадать: что же такого он натворил?

Они почти достигли предместий Бартчвилля, когда он отважился спросить: «А зачем мы едем в гости к дяде Лео?» Беспокойство наружу не прорвалось, но, как Джаспер ни старался, убедительно передать в голосе «настоящий восторг» он все же не сумел. Мама лишь вздохнула и, сунув руку в сумочку, потянула со дна небольшую жестяную фляжку.

Джаспер наскоро припомнил события последних дней, отыскивая причину маминого недовольства: что же такого ужасного он мог сделать или, наоборот, не сделать? На ум не приходило ни одного невыполненного поручения. Летом домашних заданий не дают, и Джаспер почти целыми днями пропадал в парке, в который утыкалась их улица. Остальное время он проводил, помогая в «Пекарне Карбо» на первом этаже, прямо под их квартирой. Если мама задерживалась на работе, а отец выходил на автозавод в вечернюю смену, миссис Карбо настаивала, чтобы Джаспер непременно оставался у нее, и кормила ужином. В последнее время ужинать вместе с семейством Карбо приходилось все чаще, но вслух Джаспер не жаловался.

На его лицо наползла тень от большого коровника у обочины.

Мама откинула голову назад и сделала долгий глоток из фляжки. Не моргая, она смотрела прямо — на уходящее вперед 25 шоссе, которое вело к съезду на Харрис-роуд. Джасперу очень хотелось извиниться перед ней за все, в чем он мог провиниться.

Наконец мама бросила на него косой взгляд:

— Что это еще за кислая мина? Ну-ка, прекрати кукситься. Тебе ведь нравится бывать на ферме, разве нет?

Джаспер нехотя кивнул. Ему и вправду нравилась ферма — чудной мир больших животных и шумных машин.

— Тогда гляди веселей, глупыш!

За стеклом с его стороны возникали, чтобы скрыться позади, магазинчики и кафе Бартчвилля; вдали за ними блестели усеянные рыбацкими лодками и катерами воды озера Гурон. Вытянув шею, Джаспер следил за пестрым мельтешением, старательно не замечая того, как мама вновь прикладывается к фляжке.

Когда они свернули с двухполосного шоссе на ухабистую проселочную дорогу, ведущую к дядиной ферме, взгляд Джаспера задержался на темном пятне у горизонта.

— Мам, смотри! Пожар!

Джаспер показал пальцем в сторону густой рощицы к востоку от шоссе, где поднимался столб дыма, и мама, которая отвлеклась от дороги, чтобы проследить за его жестом, едва не загнала «Шеви» в глубокую рытвину. Взвизгнули тормоза.

— Ты в своем уме, Джаспер? Нельзя же так вопить, когда кто-то за рулем!

— Я не… не вопил.

Мама шлепнула мальчика по руке, все еще указывающей вдаль.

— Кто-то просто выжигает паровое поле, вот и все. — Вот только вглядывалась она в дым чуть дольше, чем надо бы, а затем опять отхлебнула из фляги.

Мама так крепко сжала руль, что на ее руках выступили вены. Машина рванула вперед и запрыгала по ухабам, но Джаспер не мог оторвать взгляда от дымного шлейфа вдали. Его так и подмывало спросить, почему поле «паровое», но он сдержался.

Еще через милю, когда среди деревьев за окном наметилась узкая брешь, они притормозили, готовясь повернуть. Ни вывески, ни адреса, вообще никакого указания на то, что за поворотом кто-то живет, не считая ржавого почтового ящика, затерявшегося в высокой траве у обочины. Мама направила «Шеви» в колею подъездной дорожки и еще с четверть мили они ехали мимо цветущих лугов и рощиц, пока не достигли небольшой площадки: по одну сторону стояла бревенчатая хижина, а по другую — большой, когда-то выкрашенный красной краской амбар.

Хижина больше напоминала разбойничье жилище, чем настоящий дом. На узкое брусчатое крыльцо глядели два кривобоких, зато чистых окна. Старая и новая дранка на крыше похожа на лоскутное одеяло. Доски покосившегося фасада насвежо выбелены известкой, а из каменной трубы, несмотря на августовскую духоту, струится дымок.

Мама заглушила двигатель, и Джаспер пулей вылетел из машины: в двадцати футах позади хижины располагалась будка вырытого вручную нужника, и, всякий раз