Тэлмидж Пауэлл - Чтобы избежать скандала

Толмадж Пауэлл

Чтобы избежать скандала

Дорогой друг, вся эта история не стоит выеденного яйца. Я никогда не любил обсуждать подобные вещи, но теперь мне придется это сделать. Иначе, боюсь, ваше мнение об этом эпизоде сложится только под влиянием скандальных газетных статей, которые пишут жадные до сенсации люди самого низкого пошиба. Я содрогаюсь при одной только мысли о том, что создается в их ничтожных умишках. А я готов скорее умереть, чем оказаться замешанным в скандальную историю.

Поверьте, мое отвращение к скандалам — плод утонченного воспитания многих поколений моих предков. И это вошло в мою кровь, стало моей сутью. На этом континенте мой род прослеживается на двести лет назад. И никогда никто из членов моей семьи не бывал причастен к громким историям. По отцовской линии в моем роду врачи и профессора колледжей, а по материнской — общественные деятели и поэты. С самого юного возраста меня научили ценить изящное. Моя дорогая мама внушила мне, что имя моей семьи — Кройден — ценность, которую я не должен запятнать.

Вы говорите, несчастный случай? А видели вы в газете фото моей женушки, распростертой на асфальте? Поверите ли, я близок к обмороку при одном только воспоминании о нем. Я не могу понять, почему фотограф счел нужным сделать этот снимок. Я убежден, что некоторые вещи безнравственно выносить на всеобщее обозрение.

Я расскажу вам все по порядку, и вы поймете, что с самого начала и до конца это действительно несчастный случай. Даю честное слово, сэр. Слово Кройдена.

О своем происхождении я вам уже рассказал. При некотором воображении вы можете себе представить мой дом, где все было изысканно и где звучала музыка Шуберта и Шопена в исполнении моей мамы.

Вопреки ее надеждам я не проявлял интереса к музыке. Я представить себя не мог пианистом, потому что сама мысль о появлении на сцене перед публикой была мне невыносима. Но даже если бы я преодолел себя, я все равно не смог бы стать музыкантом. По натуре я очень пунктуален и всегда во всем предельно аккуратен. Еще в детстве, завязывая ботинки, я добивался того, чтобы концы шнурков были абсолютно одинаковой длины. Свои брюки я вешал точно по сгибам. Наша служанка сетовала, что моя комната совсем не похожа на детскую. Она говорила, что вообще не скажешь, что в ней кто-то живет. Это была крупная женщина, носившая небрежные свободные блузы. Все время была чем-то недовольна. Я считал ее несколько глуповатой и немного жалел.

В то время, когда я учился в колледже, мои родители, один за другим с разницей в полгода, умерли. Они покинули этот мир весьма пристойно, в изысканном стиле, скончавшись в своих постелях и без излишней суеты.

Когда было уточнено финансовое положение семьи, выяснилось, что я не могу продолжать образование и должен искать работу. В нашем городе была очень уважаемая старая семья банкиров, чьи корни уходили глубоко в историю наших мест. Мне повезло получить у них место бухгалтера. Я любил свою работу. Четкие ряды цифр доставляли мне наслаждение. Летели месяцы и годы. Я продвинулся по службе. Теперь мне приходилось самому нанимать служащих. К этому я подходил очень строго. Ведь скандал частного характера мог отразиться на репутации банка. Поэтому я стремился брать людей из хорошей семьи, людей своего уровня. А это было совсем не просто.

Женщины никогда меня особенно не интересовали. Я обожал цифры, наслаждался своей аккуратной квартирой, где даже булавка для галстука лежала на своем месте, и мог позволить себе тратить свободное время на хобби. Их у меня было два: марки и шифры. Алтия была первой женщиной, которая заинтересовала меня, встретил ее однажды в доме своего шефа, когда как-то вечером пришел туда выполнить срочную работу. Она показалась мне мягким, тихим созданием. Когда мы кончили работу, она подала нам чай и одарила меня сдержанной улыбкой. Ее нельзя было назвать красивой, но я счел ее вполне привлекательной. У нее было безмятежное, с неброскими чертами лицо, милые голубые глаза и темно-каштановые волосы. Она была кузиной моего шефа.

Период ухаживания был коротким. Несколько раз мы вместе обедали в тихой обстановке, вечерами сидели в доме шефа и смотрели развлекательные программы по телевизору. Посещали концерты, субботу после обеда прогуливались в парке.

Мне стало не хватать времени на хобби. По меньшей мере пять новых шифров лежали без движения, я никак не мог ими заняться, тогда в гостиной моего шефа я сделал Алтии предложение.

Она бросилась мне на шею, вне себя от радости. Поцеловала меня мокрыми губами. Я был ошеломлен. Это было так не похоже на нее. Увидев ее в новом для меня состоянии, почти неприлично возбужденной, я заколебался.

Но мое предложение было уже принято. По дороге домой я был настолько поглощен сомнениями в мудрости своего шага, что даже забыл купить вечернюю газету. Конечно, я знал, что в людях таятся глубоко запрятанные свойства, которые, при некоторых обстоятельствах вырываются наружу. Именно это и произошло с Алтией. Тем вечером я увидел иную Алтию, примитивную, почти вульгарно возбужденную.

Однако прежде, чем я смог тактично взять свое предложение обратно, она уже объявила о помолвке. Теперь я не мог пойти на попятную — был бы ужасный скандал. Итак, мы сыграли свадьбу — пристойно, в кругу лишь ее непосредственных родственников и близких друзей.

Мы обосновались в моей квартире. И с самого начала я знал, что из этого союза ничего не получится. У нее были отвратительные привычки. К завтраку она появлялась в пижаме. Отправлялась в магазин без списка необходимых покупок. Часто опаздывала с обедом, ни много ни мало на тридцать минут. О, это была совсем не та тихая, скромная Алтия, на которой, как мне казалось, я женился.

И кроме того, она была настолько глупа и невежественна, что не могла понять мои увлечения и не проявляла к ним ни малейшего интереса. Более того, она ревновала меня к ним.

Безвыходность положения приводила меня в отчаяние. Квартира перестала быть уютной обителью, куда я стремился после полноценно проведенного рабочего дня. Мне казалось, что меня изгнали из восхитительной жизни-мечты в кошмарную жизнь-карикатуру. Что мне было делать? Куда бежать? Некуда, сэр. И я был совершенно несчастен.

В банке я, конечно же, ничем себя не выдавал, и окружающие считали, что в моей жизни по-прежнему был полный порядок.

Но я все серьезнее и серьезнее задумывался над своим положением. И в тот день, когда она уничтожила мои шифры, я понял, что больше терпеть не могу.

В тот день, подходя к дверям квартиры, я услышал, как она что-то напевала. На мгновение я прислонился к стене и прикрыл глаза, собираясь с силами. Потом открыл дверь и замер на месте, лишившись дара речи.

В квартире было все вверх дном, и повсюду стояла новая мебель вульгарной современной формы. Смотреть на это было невыносимо. Казалось, я схожу с ума.

— Привет, дорогой, — весело крикнула она. — Как тебе это нравится?

— Чем ты занимаешься, Алтая? — спросил, я, сдерживаясь.

— Как? Я меняю обстановку в квартире, дорогой, — удивилась она.

— Я вижу, — процедил я сквозь зубы.

Едва держась на ногах, я направился в маленькую комнату, которую давно, еще в те счастливые времена, приспособил под кабинет. Когда я переступил порог, кровь ударила мне в голову. Ее варварская деятельность проникла и сюда! Исчез мой любимый письменный стол, не было книжных полок орехового дерева с аккуратно сложенными шифрами.

— Алтия, Алтия, — закричал я. — Что ты здесь натворила?

— Но я навела здесь небольшой порядок, дорогой. Эта твоя старомодная лампа вредна для глаз, а мебель была очень мрачная.

— А мои шифры?

— Эти старые бумаги? — удивилась она. — Я их выбросила. Что с тобой, дорогой, ты болен?

Еще бы! Конечно, я был болен. Но болезнь эту ей не дано было ни знать, ни понять. Пошатываясь, я вышел из кабинета, отбросив ее протянутую руку. Ее прикосновение мне было отвратительно. Боже, и зачем она только встретилась на моем жизненном пути! Как бы я хотел, чтобы она рассеялась, как грозовая туча в солнечный день!

— Может быть, тебе лучше прилечь, дорогой? — услышал я ее голос.

Я поднял глаза. Почему-то я сидел в гостиной на одном из этих кошмарных полосатых стульев.

— Нет, — ледяным тоном отозвался я. — Я прекрасно себя чувствую.

— Ты уверен?

— Если бы не был уверен, я бы не говорил, — отрезал я.

Она продолжала что-то болтать, и ее голос сводил меня с ума.

В квартире был маленький балкон. Я никогда им не пользовался. Она, продолжая что-то говорить, взяла четыре плоских пластиковых подушки.

— Ты не откроешь мне дверь, Хорес? — попросила она, держа их обеими руками.

Открыв двойную дверь на балкон, я увидел, что он обставлен комплектом из металлического круглого стола и четырех стульев. Подушки, по-видимому, предназначались для стульев.