Бен Элтон - До последнего звонка

Бен Элтон

До последнего звонка

Посвящается жене и детям

1

Он умер так же, как жил.

Жестоко.

Даже более того.

Редко когда следователи приходили в такой ужас от места убийства. Его убили как животное, и смерть явилась самым отвратительным моментом его отвратительной жизни.

— Так ему и надо, — там и сям раздавались голоса местных жителей. — Для этого ублюдка и такой расправы мало.

Убитого звали Адам Бишоп, и до того, как неизвестный раздел его догола, привязал к кровати и нанес несколько сотен колотых ран, через которые и утекла его жизнь, это был подрядчик пятидесяти пяти лет, состоявшийся человек хорошего достатка, женатый, отец шестерых детей, которые до смерти его боялись. Впрочем, его боялись все, кто его знал.

Возможно, габариты мужчины делали сцену его убийства особенно отвратительной. Большая поверхность тела позволила нанести ему множество ранений. И еще лицо, не тронутое пыточным инструментом убийцы, лицо мерзкое и обрюзгшее, жестокое даже после смерти. Шея у него была как у быка, под обоими ушами татуировки: «ФК „Арсенал“» с одной стороны и перекрещенные кинжалы с другой. Адам Бишоп выглядел так, что при виде его осторожный человек перешел бы на другую сторону дороги. А с его взглядом благоразумные люди предпочитали вообще никогда не встречаться.

Теперь эти глаза были закрыты, слеплены желтой коркой с кровавыми подтеками, намертво сцепившей верхнее и нижнее веки. Позже, на столе в морге, веки разомкнут и станет ясно, что убийца несколько раз подряд воткнул свое орудие в глаза жертвы. Последним, что видел Адам Бишоп в своей жизни, было лицо мучителя, который выколол ему глаза.

— От справедливости не уйдешь, — убеждали друг друга знавшие его люди, отмечая это событие в местном пабе. — Что посеешь, то и пожнешь.

Инспектор Эдвард Ньюсон держал прижатый к носу платок и пытался побороть тошноту, подкатывающую к самому горлу. Только бы не стошнило. Не дай бог. Если он запачкает столь важные судебные улики, следствию это нисколько не поможет, зато коллеги его потом засмеют. Ньюсон знал, что и так оказывался частым поводом для шуток среди толстокожих сотрудников Скотленд-Ярда, и больше всего на свете он опасался дать им еще одну тему. К тому же на месте преступления присутствовала сержант уголовной полиции Уилки. Сержант Уилки была очень привлекательной женщиной, по крайней мере в глазах инспектора Ньюсона. Он не тешил себя понапрасну надеждами, что она станет его женщиной, но все же не хотел, чтобы его стошнило в ее присутствии.

Наташа Уилки пришла в тот день с новой прической, короткой стрижкой на светлых волосах, переливавшихся под элегантной форменной шляпой. Ньюсон подумал, что это очень мило, и сказал ей об этом. Сержант Уилки ответила, что, по ее мнению, с такой прической и в шляпе она очень смахивает на хулиганистого мальчишку. Это замечание было в корне неверно. Наташа Уилки не была девушкой, которая могла бы смахивать на мальчишку при каких бы то ни было обстоятельствах.

Инспектор Ньюсон последним из следственной бригады прибыл на место преступления, в большой, отдельно стоящий дом в Уиллздене. На дороге была пробка. У входа в дом царила суматоха, и, когда он подошел, его попросили показать разрешение пройти к месту преступления. Для инспектора Ньюсона это было вполне привычным делом. Он не был похож на полицейского, по крайней мере на типичного полицейского. Особенно на полицейского, который достиг столь высокого ранга в относительно раннем возрасте. Ему шел тридцать четвертый год, и он уже был инспектором, но при росте в пять футов четыре дюйма Ньюсон не просто не подходил на роль копа, он вообще не рассматривался как личность. К тому же он был бледный и весь в веснушках. Рыжий, если уж говорить начистоту, но не ярко-рыжий, на кельтский манер, а скорее в духе «посмотрите на этого рыжего недоростка».

У Ньюсона были добрые глаза, и он всегда пытался улыбаться, когда здоровался. Он улыбался, когда констебль, охраняющий вход в дом, отрывисто спросил его, куда его, к черту, несет. Осознав свою ошибку, констебль смутился и начал извиняться, но, по его словам, его предупредили о прибытии важного чина, и он никак не ожидал увидеть кого-то навроде инспектора Ньюсона.

Никто никогда не ожидал увидеть такого инспектора Ньюсона.

Когда Ньюсон наконец попал на место преступления, он с удовольствием отметил, что судебным патологоанатомом была Элис Кларк, его хорошая знакомая. Ньюсону всегда было легче работать со знакомыми людьми, с теми, кто уже успел смириться с фактом, что приходится делать то, что говорит мягкотелый с виду рыжий коротышка. Ко всему прочему доктор Кларк была привлекательна на свой чопорный, рациональный лад, а величайшим удовольствием в жизни Ньюсона (и, несомненно, его главной головной болью) были привлекательные женщины.

— Приветствую, инспектор Ньюсон, — сказала доктор Кларк. — Я надеялась, что пришлют именно вас.

— Взаимно, доктор Кларк, — отозвался Ньюсон.

Прижимая платок покрепче к носу, он внимательно всмотрелся в распухший бордово-черный труп.

— Ужасно, — сказал он. — Когда он умер, как вы думаете?

— Я бы сказала, от шести до девяти часов назад. В общем, ночью, — ответила доктор Кларк из-за цифрового фотоаппарата, которым снимала труп с разных ракурсов. — Я уже говорила, что, вопреки популярному мифу, довольно редко удается определить точное время смерти.

— Я уже сфотографировала место убийства, доктор Кларк, — заметила сержант Уилки.

— Даже не сомневаюсь, сержант, — отозвалась доктор, — но, как и большинству граждан в наши дни, мне трудно доверять полицейским. Просто поразительно, какие те допускают ошибки и каких важных вещей не замечают. Иногда мне кажется, что их всех нужно отдать под суд.

— Да, но кому же тогда можно доверить сбор улик? — спросил Ньюсон.

— Отличный вопрос, инспектор. Иностранным службам, полагаю. Например, немцам. Они просто молодцы. И вообще, сержант, я предпочитаю лично собирать материалы, чтобы быть уверенной, что могу получить то, что нужно и когда нужно.

— Значит, я здесь больше не нужна, — коротко ответила сержант Уилки.

— Мне уж точно нет, — ответила доктор Кларк.

Ньюсон подумал, что, возможно, это маленькое столкновение авторитетов началось между двумя специалистами до его прибытия на место убийства. Он решил не обращать внимания и сосредоточился на лежащей перед ним окровавленной туше.

— У него часы остановились в два часа.

Здоровая имитация «Ролекс-Ойстер» болталась на запястье убитого.

— Да, я заметила. Полагаю, он был жив, когда они остановились, — ответила доктор. — Это дешевая копия, и не думаю, что у них есть защита от влаги. Возможно, в них попала кровь мистера Бишопа, и они встали. Мертвые тела не сильно кровоточат, потому что сердце не гонит кровь по организму, поэтому я почти уверена, что он был жив, когда часы встали.

— А крови из него вытекло много.

— Да уж.

Матрас, на котором лежало тело, был пропитан кровью, засохшей и превратившейся в один огромный струп.

— Странно, сколько крови вытекло из таких маленьких ранок, — заметил Ньюсон. — Нет, то есть я понимаю, что их очень много, но…

— Да, я об этом думала. Кажется, свертываемость крови была очень низка.

— Может быть, у него была гемофилия, — предположила сержант Уилки.

Доктор показала на маленькую царапину от бритвы на подбородке покойника.

— Этот порез зажил абсолютно нормально. У него не было гемофилии.

— Просто предположение, — сказала Наташа.

Ньюсону не понравилось, что доктор Кларк держится с Наташей так резко. Сержант Уилки была очень приятной девушкой. Если честно, инспектор считал ее ну просто очень приятной девушкой.

— Я что-то не понял, доктор, — сказал Ньюсон. — Вы говорите, что царапина от бритвы зажила, а колотые раны — нет?

— По крайней мере, так кажется на первый взгляд. Такое ощущение, что убийца использовал препарат против свертывания крови.

— Какая гадость, — поморщился Ньюсон. — То есть вы думаете, что убийца сделал это нарочно?

— Наверное. Именно на это все указывает.

— Убийца хотел, чтобы он умер от потери крови?

— Да, через довольно продолжительное время.

— И Бишоп наверняка был жив все время, пока истекал кровью?

— У него не было другой возможности.

Ньюсон убрал платок от носа и принюхался. Когда он вошел в комнату, ему почудилось, что он унюхал что-то странное наряду с обычным тошнотворным запахом смерти. На полу лежала перевернутая корзина для бумаг, содержимое которой рассыпалось под кроватью. Ньюсон приподнял карандашом окровавленное одеяло. На ковре валялись несколько пузырьков, в которых содержалось что-то вроде нюхательной соли.