Валери Стиверс - Кровь нынче в моде

Валери Стиверс

Кровь нынче в моде

Пролог

Я сжалась в комок, сидя на корточках под письменным столом в закутке секретарей-ассистентов. Знаю, им известно, что я здесь. То ли они чувствуют мой запах, то ли слышат мое дыхание, то ли еще как-то иначе, но они безошибочно угадывают мое присутствие. Устраиваясь на работу, я, конечно, допускала, что в «Тэсти»[1] могут «высосать всю кровь», но не в буквальном же смысле. Я была готова к напряженной работе и бесконечной суете, но и предположить не могла, что меня будут окружать вампиры! Мое тело покрывается мурашками — как и в тот раз, когда я впервые почувствовала, что кто-то наблюдает за мной из-за ксерокса. Звук крадущихся шагов все ближе. Сейчас цоканье шпилек для меня — самый страшный звук из тех, которые я когда-либо слышала. Я не могу точно сказать, кому из женщин-вамп принадлежат эти шпильки, но уверена, что она направляется в мою сторону.

У меня в руках кол. Мне больше негде прятаться. Остается только одно — ждать, пока она найдет меня.

Глава 1 ОДЕЖДА, ЗА КОТОРУЮ МОЖНО УМЕРЕТЬ

— Дорогая, ты помнишь Лиллиан Холл? Ты познакомилась с ней в прошлом месяце, когда мы были в Нью-Йорке. Помнишь? В Брайант-парке? Ту самую, которая так тобой заинтересовалась? Ладно, в общем, я только что случайно встретила ее в Милане — оказывается, она остановилась в том же отеле, что и я. Это показалось мне странным, потому что издатели предпочитают «Феррагамо», но это к делу не относится. Представляешь, она предложила устроить тебе одногодичную стажировку в «Тэсти»!

Душа ушла в пятки. Я отчетливо помню Лиллиан Холл — холодную, жесткую женщину, которая напугала меня так, что я чуть не умерла со страху.

— Ну ты знаешь «Тэсти», да? Это самый популярный среди девушек модный журнал в Америке. Лиллиан Холл возглавила его полгода назад, и именно с ее подачи издание обрело свой сегодняшний статус. Тираж стремительно вырос… — тараторила без остановки моя тетя.

Ее манера разговаривать по телефону ассоциировалась исключительно с пулеметной стрельбой.

Я считаю, что тетушка Виктория пытается устраивать мои дела из чувства вины, поскольку знает, где находится моя мать, но не говорит. А может, это и не так… Скорее всего, выйдя замуж слишком поздно, чтобы иметь детей, она сожалеет об этом.

— Это мое последнее лето перед поступлением на медицинский факультет. Неужели ты действительно думаешь, что я все брошу ради того, чтобы получить работу в модном журнале? — спрашиваю я. — Не будет ли это легкомысленно с моей стороны?

— Дорогая, легкомысленность — это не про тебя.

Мне нелегко разобраться в своих чувствах. Тетя знает, что с модой у меня более чем напряженные отношения. Дело в том, что моя мать Эва была модельером и ее успехи и неудачи в этой области привели нашу семью к… ну, в общем, туда, где все плохо.

Благодаря Эве я научилась шить с раннего детства. И до сих пор частенько хожу как в фильме «Милашка в розовом»,[2] умудряясь купить по дешевке какой-нибудь оригинальный балахон, или совершаю набег на эконом-маркет, где откапываю что-нибудь из ряда вон.

Я осведомлена о мире высокой моды гораздо лучше, чем большинство двадцатитрехлетних девушек, не обремененных деньгами, живущих дома со своими папашами и справившихся с вопросами Эм-Си-Эй-Ти.[3]

Возможно, я преувеличиваю, но совсем чуть-чуть. Можно только мечтать при моем-то финансовом положении о таких брэндах, как Альберта Ферретти, Тэкун, Минт. Мне нравятся творения Зака Позена. Я с уважением отношусь к маргиналам — последователям Мартина Марджела. И считаю, что Марни делает одежду, за которую можно умереть.

Тем не менее, я не собираюсь следовать по стопам своей матери, а хочу сделать карьеру там, где упорный труд гарантирует вам работу, безопасность и уважение. Чтобы не попасть в газеты в качестве эпатажной или выходящей за рамки особы. Тогда мне не придется тратить все свое время на то, чтобы произвести впечатление на стадо пустоголовых бездельников.

— Я польщена, — отвечаю я Виктории. — Однако найдется множество людей, которым… такое предложение пришлось бы гораздо больше по душе, чем мне.

Повисает длинная неприятная пауза, во время которой я вдруг вспоминаю, что она оплачивает мое обучение. Тетушка вздыхает:

— Второй раз такой возможности не представится. «Олдем инкорпорейтед» — та самая медиаимперия, которая издает «Тэсти», — получает сотни резюме на каждую вакансию. Но их даже не рассматривают. Такой лакомый кусочек, как практика в «Олдем», можно получить только благодаря связям. То, что Лиллиан приметила тебя, — это судьба.

Действительно, в этом было нечто сверхъестественное. Виктория взяла меня с собой на какой-то благотворительный обед на Манхэттене. Она светская дама и, каждый раз принимая пищу, приносит благо обществу. На выходе из кафе-гриль в Брайант-парке мы столкнулись с Лиллиан — невысокой, изящной, печальной, темноволосой женщиной с такой прозрачной кожей, что это натолкнуло меня на мысль, что она, возможно, смертельно больна. Виктория знала Лиллиан, так как знала всех. Она бросилась к ней с объятиями:

— Дорогая!

В ответ Лиллиан слегка скучающим тоном эхом произнесла:

— Дорогая! — На ее красивых белых руках сверкали бриллианты и рубины.

Тетя представила меня:

— Это моя племянница Кейт Макэллистон.

— О? — Лиллиан разглядывала меня так пристально и так долго, что я смутилась.

На мне было надето собственноручно сшитое мини-платье в синий цветочек, в стиле а-ля халатик пятидесятых, однако, казалось, не это вызвало ее интерес. Под взглядом ее ледяных голубых глаз я почувствовала себя маленькой, окоченевшей и какой-то… затравленной.

Потом — и это самое жуткое — она взяла меня за подбородок, сказав:

— Я целую вечность мечтала, познакомиться с тобой, — и прошла мимо, обдав нас шлейфом ледяного воздуха.

— Она, вероятно, спутала нас с кем-то. — Даже Виктория была ошеломлена. — Мы не настолько близко знакомы.

На том все и закончилось, до сего дня.

Теперь моя тетя начинает закручивать гайки.

— Ты никогда не придавала значения своим эстетическим наклонностям и творческим способностям из-за ужасного поведения моей сестры. Я это понимаю. Но как только ты поступишь в медицинскую школу, будет поздно. Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя нереализованной всю жизнь, и не понимаю, почему ты против.

Я? Никогда!

— У меня уже есть планы на жизнь, — возражаю я. — Я окончила подготовительные медицинские курсы в Брауне. Уже слишком поздно.

— Планы существуют для того, чтобы их отменять. — Виктория мыслит иначе, нежели большинство матерей.

— Я совершенно не гожусь для этой работы. Мне даже нечего надеть.

Неужели я только что сказала это?! Виктория предвкушает победу.

— Ты не веришь в себя. Одежда, которую ты шьешь, очаровательна.

— Как раз сейчас на мне надет топ, сшитый из наволочки.

— Ты сделала из нее нечто потрясающее, по-моему.

— Я живу в Монтиселло, Нью-Йорк. Работаю в Службе спасения. Вчера вечером я наблюдала за работой гидравлических ножниц, так называемых «челюстей жизни».

— Тогда ты тем более готова бесстрашно вступить в «челюсти смерти», не так ли? Только не говори мне, что позволишь комплексам, которыми наградила тебя твоя мать, помешать тебе осуществить свою давнишнюю мечту.

Она умеет манипулировать мной, и это срабатывает. Я закрываю глаза.

— За стажировку что-нибудь заплатят? — спрашиваю я.

— Разумеется. И более того, поскольку это в Нью-Йорке, приезжай ко мне и проведем это лето вместе.

Я действительно грезила об этом, будучи еще подростком, — страстное, казавшееся несбыточным желание. Но даже если бы такая возможность и представилась, я не могла бы сделать этого раньше, потому что первые годы нового тысячелетия были тяжелым временем для моего отца. Мне пришлось неотлучно находиться дома и присматривать за ним. Однако сейчас Дэн Макэллистон чувствует себя намного лучше, и я стала относительно независимым человеком.

Таким образом, она меня заполучила. В конце концов, подумаешь — одно-единственное лето…

Глава 2 ГОРГУЛЬИ

Спустя две недели желтое такси выгружает меня, два огромных армейских вещевых мешка и чемодан на колесиках со швейной машинкой на тротуар Семьдесят второй улицы Западной стороны. Передо мной — высокое каменное здание с горгульями.

Я прибыла к дому тети Виктории.

Жара в Нью-Йорке просто чудовищная. Мои волосы, недавно выкрашенные в салоне в рыжий цвет и тщательно уложенные, тут же прилипают к шее. Я страшно вспотела — дорогие румяна ягодного цвета неприлично размазались по всему лицу. Макияж, прическа и ярко-малиновый маникюр свидетельствуют о моих попытках соответствовать новой работе. Но все это ни к чему. Я так и осталась застенчивой, бледной, худосочной, и, без сомнения, мой внешний вид оставляет желать лучшего. Скорее всего моя новая работодательница будет сильно разочарована. Кроме того, я чувствую себя не в своей тарелке каждый раз, когда приезжаю в Нью-Йорк.