Рут Ренделл - Бестия

РУТ РЕНДЕЛЛ

Бестия

Kissing the Gunner's Daughter

Посвящается памяти моей дорогой подруги Элеоноры Салливан

(1928–1991)

Глава 1

Тринадцатое мая — самый неудачный день в году, а если он приходится на пятницу, то и того хуже. В тот год это был понедельник, и хотя Мартин, презирая подобные предрассудки, начал бы с утра какое-нибудь важное дело или даже без всяких колебаний сел бы в самолет, тот день, честно говоря, выдался не из легких.

Утром в чемоданчике, с которым сын ходил в школу, он обнаружил револьвер. В свое время сам он ходил в школу с ранцем, сегодня же дети предпочитают чемоданчики типа «дипломат». Так вот, когда он нашел револьвер среди беспорядочно наваленных учебников, тетрадок с обгрызенными углами, скомканных бумажек и грязных футбольных носков, ему на какое-то мгновение показалось, что он настоящий. Выходит, его сын Кевин носит в «дипломате» револьвер, причем такой большой, какого ему никогда не приходилось видеть, он даже не мог определить тип.

Тем не менее, поняв, что это всего-навсего имитация, Мартин решительно изъял его из чемоданчика.

— Можешь распрощаться со своим оружием, и это не пустые слова, — сказал он сыну.

Мартин обнаружил револьвер в понедельник, тринадцатого мая, около девяти часов утра, когда сел в машину, собираясь отвезти Кевина в общеобразовательную школу в Кингсмаркхэм. Плохо закрытый чемоданчик сына упал с заднего сиденья, и часть содержимого вывалилась на пол. С удрученным видом Кевин молча наблюдал, как «пушка» исчезла в кармане отцовского плаща. У ворот школы он так же молча вылез из машины и, пробормотав «до свидания», не оглядываясь побрел на занятия.

Это было первое звено в цепи событий, результатом которых явились шесть трупов. Если бы Мартин обнаружил револьвер до того, как они с Кевином вышли из дому, ничего бы этого не произошло. Если, конечно, вы не верите в судьбу и в то, что все предопределено заранее. Если вы не верите в то, что каждому отпущено причитающееся ему количество дней. Если же вы способны в это поверить и если тогда начать отсчет оставшихся дней в обратном порядке — от смерти к рождению, — то для Мартина наступил именно тот самый Первый День.

Понедельник, тринадцатое мая.

К тому же он пришелся на его выходной, Первый и единственный отпущенный в этой жизни день детектива уголовного розыска Кингсмаркхэма сержанта Мартина. Он вышел из дому рано не только для того, чтобы отвезти сына в школу, это оказалось случайным совпадением в силу привычки выходить из дому без десяти девять. А вышел он в тот день потому, что хотел заменить старые «дворники» на машине.

Стояло чудесное утро, в безоблачном небе вовсю сияло солнце, да и прогноз был хороший, но он не захотел отправляться с женой в Истбурн на целый день, зная, что старые «дворники» никуда не годятся.

Люди в гараже вели себя как обычно. Еще два дня назад Мартин договорился по телефону о замене «дворников», что не помешало приемщице отреагировать на его появление так, словно она слышит о его заказе впервые, а главный механик при этом, качая головой, согласился, что да, конечно, это возможно, и они, безусловно, все сделают, но беда в том, что вот Леза неожиданно отправили по срочному вызову, и будет лучше, если они сначала свяжутся с ним. Наконец Мартин заручился чем-то вроде обещания, что они выполнят заказ к половине одиннадцатого.

Возвращаясь по Куин-стрит, он обратил внимание, что большинство магазинов еще не открылось, а попадавшиеся ему люди спешили на вокзал, чтобы отправиться на работу. В правом кармане Мартин ощущал тяжесть револьвера, дававшего о себе знать при каждом шаге. Это был действительно большой револьвер с четырехдюймовым стволом. Если бы английским полицейским раздали оружие, то именно так бы он его и чувствовал. Постоянно и каждый день. В наличии оружия, думал Мартин, есть свои достоинства и недостатки, но в любом случае он не представлял, как подобное распоряжение можно провести через парламент.

Он размышлял над тем, стоит ли рассказать о револьвере жене, и уж совсем всерьез задумался о том, сообщить ли об этом старшему инспектору Уэксфорду. Зачем понадобилось тринадцатилетнему подростку иметь копию револьвера, служившего оружием полицейскому из какого-нибудь Лос-Анджелеса? Конечно, сын уже вырос из того возраста, когда забавлялся просто игрушечным пугачом, но, значит, тогда единственная цель этой имитации — угрожать, заставить других поверить в то, что он настоящий? Выходит, что подобные имитации создаются лишь с одной целью — преступной.

Но сейчас, по крайней мере, Мартин не мог предпринять ничего. Вечером, независимо от того, что он решит, он наверняка серьезно поговорит с Кевином. И с этой мыслью он свернул на Хай-стрит, откуда виднелся голубовато-золотистый циферблат часов на башне церкви Святого Петра. Стрелка приближалась к половине десятого.

Мартин направился в банк — надо было снять деньги для оплаты работы в гараже и на заправку бензином, а также чтобы заплатить за обед на двоих, плюс какие-нибудь мелкие расходы в Истбурне, да и оставить кое-что на последующие два дня. Кредитным карточкам Мартин как-то не доверял и, хотя и имел одну, пользовался ею редко. Точно так же относился он и к денежным автоматам.

Сам банк еще не начал работу, и тяжелая дубовая дверь была плотно закрыта, но рядом, в нише гранитного фасада, для удобства вкладчиков помещался денежный автомат. В бумажнике Мартина лежала карточка, и он даже вытащил ее и повертел в руках. Он знал, что и номер для набора где-то записан — то ли пятьдесят, то ли пятьдесят три? Пятьдесят три или пять? — пытался он вспомнить. Но тут из-за массивной дубовой двери послышались звуки отодвигаемого засова, раздался глухой удар стукнувшегося о дерево противовеса, и дверь банка медленно открылась; за ней виднелась еще одна, стеклянная. Группа собравшихся к тому времени посетителей вошла впереди него.

Мартин подошел к одному из прилавков, на котором стояло пресс-папье и лежала шариковая ручка, прикрепленная цепочкой к фальшивой чернильнице. Он вытащил из кармана чековую книжку. Теперь, чтобы выписать чек, кредитная карточка не понадобится, здесь его знают, здесь у него свой счет. Поймав на себе взгляд одного из кассиров, он поздоровался с ним.

Однако мало кто знал его имя, все врегда обращались к нему по фамилии. Даже жена называла его Мартином. Уэксфорд, конечно, знал, как его зовут, и в бухгалтерии должны были знать, и те, кто работал в банке. Когда он женился, он произнес свое имя, и жена повторила его. Но многие считали, что его зовут Мартин. Секрет же своего имени он держал в себе и сейчас, заполняя чек, подписался, как всегда: «К. Мартин».

Двое кассиров выдавали деньги и принимали вклады за стеклянными перегородками, на которых висели таблички с их именами: Шэрон Фрэзер и Рэм Гопал; рядом с табличками — лампочки, вспышкой оповещавшие, когда кто-то из кассиров освобождался. В специально отведенном месте для ожидания, огороженном хромированными стойками с протянутыми между ними ярко-бирюзовыми веревками, стояла небольшая очередь.

— Как будто мы скот на ярмарке, — с негодованием воскликнула стоящая впереди женщина.

— Так справедливо, — отозвался преданный справедливости и порядку Мартин. — Зато никто не пройдет без очереди.

И именно тогда, сразу же после этих слов, он вдруг осознал, что что-то произошло. В банке обычно всегда очень тихо. Деньги — это серьезно, деньги требуют спокойствия. Веселье, смех, торопливость и суета — им не место в этой обители традиций и финансовых операций, поэтому малейшая перемена атмосферы ощущается мгновенно. На сказанное громко слово тут же реагируют, а звук случайно упавшей шпильки воспринимается как грохот. И когда вдруг резко отворилась стеклянная дверь, Мартин тут же почувствовал сквозняк, ощутил, что стало как-то темнее, потому что входная дубовая дверь, весь день остававшаяся открытой, аккуратно и почти бесшумно закрылась.

Он обернулся.

После этого все произошло очень быстро. Человек, закрывший и заперший на засов дверь, резко произнес:

— Всем к стене. Пожалуйста, быстро.

Мартин отметил его акцент, несомненно бирмингемский. Когда человек заговорил, кто-то закричал. Всегда есть такие, кто кричит. Человек с револьвером в руке тут же ответил:

— С вами ничего не случится, если будете делать то, что велят.

Его сообщник, совсем мальчишка, тоже с револьвером, быстро шел вдоль огороженного прохода к двум кассирам. Они сидели за перегородкой слева и справа от него. Шэрон Фрэзер и Рэм Гопал. Под дулом револьвера Мартин вместе со всеми отошел к левой стене, той, что ближе.

Он был абсолютно уверен, что револьвер, зажатый в руке юноши — он был в перчатках, — ненастоящий. Даже не имитация, подобная той, что лежала в его кармане, а игрушка. На вид юноше было лет семнадцать-восемнадцать, но опытный глаз Мартина быстро определял возраст человека — от восемнадцати до двадцати четырех.