Поль-Франсуа Уссон - Кристаль

Поль-Франсуа Уссон

КРИСТАЛЬ

Мартине и Яну, в их деревянном доме

Пролог

По-настоящему страшные преступления совершаются редко, один-два раза в год. В основном преступления заурядны, топорны, порой омерзительны — когда являются сгнившим плодом распутной страсти.

Существует множество разновидностей убийств. Но любое убийство нарушает природное равновесие. Одно существо обретает власть над другим. Несмотря на все отвлеченные соображения по поводу насильственной смерти, суть ее неизменна.

Для жителей Осло известие о жестоком убийстве девочки-подростка стало шоком. Девочка была красива, ее девственное тело только начинало превращаться в женское, — об этом невольно подумали все полицейские, стоявшие возле трупа мажоретки.[1] Молчаливый обмен взглядами, затем телефонные звонки, короткие распоряжения — и мгновенно распространилась версия о маньяке-педофиле. Уже заранее обрисовалась степень трудности расследования, а также приблизительный список тех, кому предстояло отличиться.

Со старшим комиссаром Крагсетом связаться не удалось — на время школьных каникул он уехал к себе на дачу.[2] Его заместитель сломал обе ноги, неудачно прыгнув с лыжного трамплина в горах. Поэтому власти решили вытащить Бьорна из его берлоги.

После того как его официально уволили, Бьорн вел растительный образ жизни в старом доме, некогда приобретенном его женой и стоящем на возвышенности вблизи Осло. Когда за Бьорном приехали молодые полицейские, они обнаружили его в глубине сада, в маленьком домике, который был точной копией основного жилища, но в миниатюре: когда-то бывшие владельцы, видимо, построили его для детей. Двадцать лет назад Бьорн обнаружил в этом домике мертвое тело своей собственной дочери — до ее десятого дня рождения оставалось несколько дней.

Это трагическое событие сломало жизнь полицейского. Расследование было проведено тщательно, в полном соответствии с законом. Молодой комиссар перетряхнул весь город, отыскал насильника и лично его застрелил. Все знали, что Бьорн выстрелил без всяких предупреждений, в упор.

Жена Бьорна была потрясена этим его поступком еще больше, чем гибелью дочери. Пять лет спустя — в то невероятно жаркое лето, когда все жители Осло жаловались на гигантских комаров, оккупировавших острова, — ее унесла смертельная болезнь. С тех пор Бьорн запил. Он жил, руководствуясь правилом «С утра выпил — весь день свободен». Состояние опьянения стало для него настолько привычным, что ему понадобилось целых пятнадцать лет, чтобы осознать, что он превратился в заурядного пьяницу, одинокого, блуждающего в своих воспоминаниях. Но он продолжал напиваться, как будто назло судьбе: стаканы, литры, целые цистерны алкоголя не могли ничего поделать с его могучим телом. Он лишь чуть-чуть погрузнел. Старея, Бьорн чувствовал, что высыхает, как еловый пень, утопающий в прибрежном песке.

И вот к нему направили двух начинающих полицейских с известием о том, что его отставка временно отменяется.

Позвонив в дверь высокого деревянного дома, молодые полицейские энергично затопали ногами на пороге, чтобы отряхнуть с ботинок снег и заодно произвести дополнительный шум. Они немного робели, и им не хотелось заходить внутрь, ведь местная легенда гласила, что в доме обитают призраки «двух женщин Бьорна». То ли бывший комиссар был рад призракам, то ли просто не желал никаких перемен. Он гордился тем, что все в доме осталось как раньше. Ему по душе было жить в мавзолее. Он предпочел заморозить воспоминания, чтобы лишить их прежней боли. Все оставалось на своем месте: одежда в шкафах, школьные принадлежности на небольшом письменном столе, детская кровать, ни разу не перестеленная, большая двуспальная кровать, на которой лежала широкая шаль, впитавшая запах лекарств… Бьорн иногда набрасывал ее на себя поверх одежды, проводил бахромой по лицу. Порой, в полусне, бывшего комиссара охватывало внезапно пробудившееся желание, и на шаль проливалось его семя. В бесконечных зимних сумерках, устремив в темноту глаза с расширенными, словно у кота, зрачками, он в конце концов не выдерживал и, нагруженный бутылками, шатающейся походкой брел через сад к маленькому домику, распахивал дверь и скрывался внутри.

Один полицейский хлопнул напарника по плечу и указал на неровную цепочку следов, огибавшую дом.

Утопая в снегу, они добрались до маленького домика и несколько раз позвали:

— Шеф Бьорн! Шеф Бьорн!

Безрезультатно. Когда они уже собрались идти обратно, внутри послышался шорох. Вслед за этим в небольшом дверном окошке, крест-накрест пересеченном деревянными прутьями, показалось отекшее лицо гиганта. Оно заполнило все окошко целиком.

Полицейские быстро объяснили бывшему комиссару, зачем он понадобился. Мертвое тело девочки-подростка найдено сегодня на рассвете в сауне отеля «Европа». Мажоретка. Сами они ее не видели, но им сообщили, что ее голова была размозжена камнем. Задержали двух подозреваемых, француженок. Одна из них серьезно поссорилась с жертвой накануне вечером. Отметки на магнитных карточках-пропусках свидетельствуют о том, что каждая француженка ночью выходила из своего номера. Халат одной из них найден на месте преступления. Полиция их арестовала, но, поскольку Крагсет и его заместитель не имеют возможности допросить подозреваемых, вся надежда только на Бьорна.

— Давно? — спросил громадный полицейский, который, судя по всему, с трудом мог повернуться среди мебели в миниатюрном помещении.

— Примерно полчаса назад, — ответил один полицейский. — Столько у нас ушло на дорогу…

— Нет! — резко произнес Бьорн. — Давно она умерла?

— Пока неизвестно… судмедэксперт…

Молодой человек запнулся на слове, увидев, что дверь отворилась и в проеме показалась огромная лапища. Вдвоем с напарником он попытался вытащить Бьорна из его норы. Не в силах устоять на ногах, тот повалился вперед и застрял: высунувшаяся из кармана фляга зацепилась за дверной косяк. Между тем как полицейские изо всех сил тянули его за руки, Бьорн сделал энергичный рывок, благодаря чему избавился от фляги и наконец оказался снаружи. Ворча, он жестом отверг дальнейшую помощь, на коленях подполз к ближайшему сугробу и принялся растирать лоб и щеки снегом.

Затем обратил раскрасневшееся лицо к полицейскому, с которым недавно разговаривал, и спросил:

— Сколько ей было лет?

— Мы не знаем, шеф, — ответил тот, — нас послали сюда, чтобы…

— Ладно, сынок, поехали.

Бьорн с удивительной легкостью встал на ноги. Он оказался на голову выше обоих полицейских. Они направились к своему внедорожнику, ожидая, что Бьорн последует за ними, но тот отрицательно качнул головой:

— Езжайте, я вас догоню. Лучше уж на своей тачке.

Они не решились возражать. Несмотря на скверную репутацию, Бьорн официально вновь становился их начальником. Внедорожник тронулся с места почти бесшумно — если не считать скрипа снега под колесами.

Бьорн вернулся к дому, потянул за ручку на двери гаража, но занесенная снегом дверь не поддавалась. Схватив лопату, он принялся яростно раскидывать снег.

«Всего-то пару раз махнуть лопатой, — про себя говорил он, — и вот уже проход расчищен, сугробы по обе стороны… И дом со стороны выглядит как обычный жилой дом…»

Дверь гаража распахнулась. Бьорн открыл капот машины, надел наконечники проводов на клеммы аккумулятора и надежно затянул крепежные винты привычными движениями умелых пальцев. Затем опустил крышку капота и уселся на шероховатое кожаное сиденье своего старого двухсотого «мерседеса». Это была громадная конструкция из трех частей, без единого плавного изгиба. Капот, широкий и плоский, был той же длины, что и багажник, а салон — просторным, как в былые времена. Из-за этого громоздкого, как танк, автомобиля, не слишком приспособленного для езды по снегу, над Бьорном потешалась вся полиция Осло. Он же не разрешал никому из коллег садиться к себе в машину, если только того не требовали форс-мажорные обстоятельства.

Судя по всему, дело предстояло не из легких. Бьорн пытался убедить себя в том, что ему на это наплевать, говорил: «Сдалось мне это неожиданное возвращение в строй!» У него не было никакого желания вылезать из своей досрочной отставки. Но на самом деле одного лишь слова «девочка» оказалось достаточно, чтобы он стряхнул многолетнее оцепенение. Словно какая-то мощная пружина в одно мгновение вытолкнула его из маленького домика размером с персональный склеп.

«Мерседес» завелся с пол-оборота. Шеф Бьорн плавно надавил на газ, и машина тронулась с места. Мощные зимние шины почти не скользили, когда желтый танк съезжал вниз по «серпантину» в сторону Осло. Бьорн собирался попросить коллег, чтобы они поехали по самой длинной дороге — той, что шла над бесчисленным множеством заснеженных крыш, спускавшихся вниз по склону, словно ступени гигантской лестницы. Между ними пролегали ярко освещенные улочки: цепочки огней тянулись до самого порта. Темная морская гладь сверху казалась застывшей словно каток, и лишь иногда Бьорн слышал слабый шорох волн, размернно-неторопливо набегавших на берег.