Крэйг Томас - Последний ворон
В этой операции не было никаких побочных ходов, на которые можно было бы временно отвлечься, оставалась мучительная реальность – Хайд прервал связь, и теперь они ничего не узнают до тех пор... или, проще говоря, больше ничего не узнают. Обри прихлебывал отвратительный, много раз подогретый кофе. Сам виноват. Годвин предлагал заварить свежий, но ему не хотелось иметь никаких дел ни с Тони, ни с Чемберсом. Он плеснул себе в чашку тот, что был под рукой. Хорошо, хоть горячий.
Ну вот, хотя бы отвлекся, злясь на плохой кофе.
Нахохлившись, сел на жесткий стул у окна. Предметы то расплывались, то вновь обретали четкость, огни на Оксфорд-стрит извивались, словно светлячки, то сливаясь, то превращаясь в фонари на почти пустынной улице. Конечно, в любое время можно поговорить с Мэллори. Но Мэллори будет звонить сам, когда прибудет Андерс. Обри поглядел на часы. Час ночи, чуть больше. До расчетного времени прибытия Андерса целых два часа. Если погода ухудшится, их могут посадить в другом месте. В Реддинге сильный ветер, снег с дождем; прогноз плохой.
Поэтому ему и не хотелось говорить с Мэллори. Отсутствие новостей – тоже хорошая новость; глупо, но, к счастью, трюизм присосался, словно пиявка. Кэтрин была...
Он старался не продолжать мысль, оставить ее неопределенной. Годвин, дыша в затылок, стоял с чашкой кофе в руках, тоже глядя в закопченные окна. Разочарованный Чемберс, чувствуя себя обманутым, спал мертвым сном на раскладушке в соседней комнате.
– У нас все нормально, сэр?
– По-моему, нет, Тони, – раздраженно ответил Обри. – Не вижу оснований для оптимизма. А вы?
– Только в отношении улик. По крайней мере, хоть они благополучно переправлены Мэллори, – добавил он.
Поколебавшись, Обри закурил. По кабинету разнесся едкий запах табака. Обри делал затяжку за затяжкой.
– Сэр, когда заварилась эта каша, Хайд пропал без вести, считался погибшим... – старался успокоить шефа Годвин. – Я хочу сказать...
– Тони, – печально возразил Обри, – в то время моя племянница не была впутана в это дело. И не была при смерти! – Он встал и отошел от Годвина. Его тяготило присутствие ближайшего сотрудника. Зашагал по комнате с сигаретой в зубах. – Я даже ничего не могу предложить в обмен, так ведь, Тони? В такое время даже не встретишь такси, под которое я бы мог броситься, только бы она осталась жива. Я здесь в полной безопасности в течение всей этой грязной, скверной истории. И с самого начала абсолютно бессилен.
– Верно, сэр, – хмуро согласился Годвин. – Но Патрик до сих пор цел и, движимый ненавистью к Харрелу, продолжает действовать.
– Но что он может сделать? Если Андерс прибудет вовремя, если Кэтрин пока жива – если, если... Это стало бы памятником моему профессиональному самолюбию, не правда ли?
– Вы слишком терзаете себя... сэр.
– Кто, я? В самом деле? – переспросил Обри, удивленно взглянув на Годвина.
– Да, сэр, в самом деле. Харрел должен был... избавиться от вашей племянницы сразу после того, как с ней поговорил Фраскати. Так же, как он избавился от Фраскати. Уж вы-то это понимаете. Точно так же, как он должен постараться избавиться от Патрика. Это торчащие нитки, последние следы, оставшиеся от катастрофы. – Говоря это, он внимательно смотрел на Обри. Обри не был уверен, прочел ли что-нибудь Годвин на его лице, но тот, продолжая говорить, отвернулся к окну. – Извините, сэр, но это правда. Мы по-прежнему осуществляем операцию – разумеется, неофициально, по наш действующий агент вступил в завершающую фазу с четко определенной целью. – Годвин снова повернулся к Обри. – Неужели вы думаете, что он не справится, сэр? – В голосе Годвина не чувствовалось уверенности.
– Думаю, что не справится, – покачал головой Обри. – Харрел дошел до точки и до сих пор считает, для того есть все основания, что Патрик – единственный кончик, который все еще торчит наружу. Да, думаю, что план действий Патрика – пустая затея.
Отвернулся, смахнув на разбросанные бумаги табачный пепел. Листы распечаток, подшивки, конверты, снимки и наброски; тонкие странички шифровок и наспех записанные телефонные сообщения – все это валялось в беспорядке, наподобие самой операции. Она началась не по его воле – по крайней мере в этом Тонн был прав. Он случайно зашел в комнату в разгар обсуждения, когда решения уже были приняты, и с тех пор спотыкался на каждому шагу. Все это дело походило на серый, грязный, червивый кокон или же на валявшуюся на одной из нацарапанных рукой Годвина записок нетронутую палочку сигаретного пепла.
Мелстед мертв... Кэтрин умирает. Патрик справляется со своей ролью, возможно, соответствующей его характеру, но без особой пользы. Да, перспективы неважные, никакого сомнения, а цена высокая, слишком высокая.
– Черт бы побрал этих негодяев с их безумными фантазиями и играми! – прорычал он, яростно раздавив и пепельнице окурок. – Черт бы побрал Харрела с его бешеными сообщниками! – продолжал он. – Как даже в самых диких мыслях могло прийти на ум такое дело, которое они задумали? – Волоча ноги, он направился к окну. За окном ночь, такая же старая и усталая, как он сам. Ты жалкий старый дурак, думал он про себя, глядя на пустынную Оксфорд-стрит. За спиной скрип палок бредущего по комнате Годвина. Он с трудом проглотил подступившие к горлу слезы.
При мысли о Кэтрин его охватывала страшная слабость, как при тяжелом гриппе. Все уверены, что она умирает... возможно, уже умерла. Патрик намеревался ради нее проникнуть в дом... потому что Андерс опаздывал.
– Я... буду винить себя, Тони, – заявил он. – Вряд ли кому-нибудь от этого станет легче! Но я действительно виноват... и с этим, черт возьми, уже ничего не поделаешь!
Годвин громко прокашлялся, но ничего не сказал. Нечего сказать, подумалось Обри. Абсолютно нечего.
* * *Свет фонаря, раскачиваясь из стороны в сторону, направлялся к нему по извилистой дороге. Сквозь шум ветра до него доносился скрип и стук сапог; показалась приближающаяся фигура. Он чувствовал ладонями укрывшую его скалу, пальцы касались ножа, по заросшим щетиной щекам и по глазам хлестал мокрый снег, под ногами надежная каменная опора. В нескольких сотнях ярдов правее и выше в густом сосняке мелькал еще один фонарь, третий бегал лучом внизу, ближе к берегу. Значит, трое. Самое большее еще трое где-то в другом месте, их не видно и не слышно.
Пятнадцать ярдов. Человек ругал погоду. У Хайда раздулись ноздри, словно звуки пахли. Десять ярдов. Приближается к большому треснувшему валуну рядом с дорогой. Человек отвернул лицо от ветра к скале. Хайд осторожно переступил ногами. Ветер завыл с повой силой. Человек поравнялся с валуном, беспечно помахивая фонарем. Нож тихо царапнул по скале...
Сделав шаг за валун, человек обернулся, направив фонарь в глаза Хайду. Блеснул нож, и луч света устремился вверх, к облакам, какое-то мгновение поколебался, как вскинутая кверху рука, потом упал и, как отрубленная конечность, постепенно угаснув, покатился вниз.
Хайд опустил тело на дорогу и быстрым привычным движением вытер нож о парку убитого, убрал его в ножны. Подняв тело, отволок его за валун и, встав на колени, обыскал карманы парки. Запасные патроны, бумажник, шоколад... радиотелефон в чехле. Приблизив к лицу, оглядел со всех сторон. Удовлетворенный находкой, выбрался снова на ветер, подобрал винтовку "М-16" убитого и поспешил обратно за валун. С близкого расстояния "М-16" было пользоваться удобнее, чем снайперской. Оставит свою здесь, рядом с трупом. Еще раз пошарив по карманам, нашел удостоверение – как его, Беккер? Он рискнул на секунду включить фонарик. С фотографии смотрел светловолосый румяный молодой парень. Снимок совсем не похож на мокрое бледное, потерявшее очертания лицо убитого. Беккер, Дэвид Беккер... прежде чем выключить фонарь, он еще раз посмотрел на снимок и на лицо. Похож на данное Кэтрин описание того, кто пытался ее убить; кто убил Блейка. Услуга за услугу, как сказал бы Обри, когда приходилось шутить по поводу убийства. Хайд хмыкнул. Как же он называл себя, докладывая по телефону, – Дейв или Беккер? Решил, что, находясь в возбуждении и обращаясь к самому Харрелу, назывался бы Беккером. Укрылся за валуном, будто охраняя труп от диких зверей. Ложе «М-16» удобно прилегало к щеке. Дом находился дальше по берегу в трех четвертях мили отсюда. Теперь он смог разглядеть вспененное ветром озеро, более тусклое, чем туча. Склон горы разрезал длинный, узкий, темный овраг, открывавшийся неподалеку от дома. По склонам до самого дома спускались густые, сосновые и еловые заросли. Посмотрел на светящийся циферблат часов – двадцать минут шестого. Время докладывать.
– Сэр... – не забыть эту ханжескую вежливость! – ...докладывает Беккер. Сэр, я у пещер. База, вы меня слышите? – Может быть, есть какой-то пароль. Он старался говорить возбужденно, запыхавшись. Лишь бы у Харрела не появились подозрения.
