Джон Ле Карре - Идеальный шпион
— Это было необыкновенно, — говорит Пим. — Отпусти мою руку, пожалуйста, хорошо?
— Никто из Пимов не был лжецом, сынок.
— Я знаю, — отвечает Пим и на всякий случай убирает руку.
— Почему же ты не пришел ко мне, сынок? «Папа, — мог бы ты сказать, или „Рики“, если тебе так больше нравится, ведь ты уже достаточно взрослый, — я бросил юриспруденцию и занялся языкознанием, потому что хочу овладеть языками. Я хочу говорить с аудиторией, как это делаешь ты, мой лучший друг, и чтобы люди, где бы они ни собрались, независимо от цвета кожи, расы или вероисповедания, слушали и понимали меня». И знаешь, что я сказал бы, если бы ты обратился ко мне с такими словами?
Пим слишком взволнован, слишком ошеломлен, чтобы угадывать.
— Сказал бы что-нибудь замечательное, — говорит он.
— Я сказал бы так: «Сынок, теперь ты вырос. Ты можешь принимать самостоятельные решения. Теперь твой старик будет стоять у лунки, Магнус, — бить, а Господь Бог вести счет игры».
Он овладевает рукой Пима, чуть не сломав ему пальцы.
Не отодвигайся от меня, сынок. Я не сержусь на тебя. Ведь мы же приятели, помнишь? Нам не надо друг друга выслеживать, шарить по карманам, залезать в ящики и откровенничать в гостиничных подвалах с несчастными заблудшими женщинами. Мы все говорим начистоту. Выкладываем все без утайки. А теперь вытри получше свои гляделки и обними-ка старикана отца!
Собственным шелковым платком с монограммой Великий Государственный Муж вытирает бессильные слезы ярости на щеках Пима.
— Хочешь побаловаться вечерком хорошим английским бифштексом, сынок?
— Не слишком.
— Старик Мэтти приготовит нам его с лучком. Можешь пригласить Джуди, если хочешь. А потом поиграем в железку. Ей понравится.
Встряхнувшись, Пим потянулся за фломастером и опять принялся за работу.
Выдержка из протоколов заседания оксфордской ячейки коммунистической партии, где выражается сожаление по поводу выбытия в связи с отъездом товарища М. Пима, преданно и неустанно трудившегося на благо Нашего Общего Дела. Дружеская благодарность ему за его огромный вклад. Подшито за номером 24а.
Смущенное письмо от казначея колледжа с приложением чека за последний семестр и пометкой «Вернуть плательщику». Подобные же письма и чеки от «господ Блэкуэла и Паркера, книготорговцев» и «Братьев Холл, портных» Подшито за номером 24с.
Смущенное письмо от президента банка, извещающее Пима, что чек на имя Пима, выписанный «Всемирной компанией Магнус дайнемик лимитед (Багамы)» на сумму 250 фунтов, он вынужден также вернуть плательщику, как и предыдущие. Подшито за тем же номером.
Выдержка из лондонской «Газетт» от 29 марта 1951, официально извещающей всех заинтересованных лиц о возбуждении дела о банкротстве Р.Т.П. и в связи с этим — восьмидесяти трех компаний и предприятий. Письмо от Главного прокурора, приглашающее Пима для беседы такого-то числа и дачи показаний касательно своих отношений с вышеозначенными компаниями. Подшито за номером 36а.
Повестки о призыве Пима на воинскую службу. Счастливое избавление от всех бед. Вот оно наконец.
* * *— Могу я немножко посидеть с вами, мисс Ди? — сказал Пим, тихонько открывая дверь в кухню.
Но кресло ее было пусто, а камин погашен. Потому что это был не вечер, как ему казалось, а раннее утро.
12
На рассвете того же дня, за десять минут до вышеописанного, Бразерхуд лежал без сна в одиночестве в своем промозглом закутке, ставшем его одиночной камерой, и прослеживал плывущие в изменчивом лондонском небе образы из прошлого. Так воображают себе внешнюю жизнь сидящие взаперти, думая, что спят и во сне грезят. Сколько же раз приходилось ему сидеть вот так — в резиновых лодках или на холмах, затерянных в Арктике, вжимая в уши наушники ватными рукавицами, чтобы услышать слабый шепот, свидетельствующий о том, что жизнь еще существует? Здесь, в комнате связистов, на самом верхнем этаже Главного управления не было ни наушников, ни морозных ветров, пробирающих тело сквозь отсыревшую одежду, леденящих пальцы связиста, ни велосипедного электрогенератора, который какому-нибудь бедолаге приходилось накачивать, из последних сил работая ногами, ни антенны, обрушивающейся прямо вам на голову, как раз в тот момент, когда она всего нужнее. И чемодана весом в две тонны тоже не было — такой чемодан приходилось закапывать в твердую, как камень, землю, когда немцы уже дышали вам в затылок. Здесь же наверху вместо всего этого рябые серо-зеленые ящики аппаратуры, с которых регулярно стирают пыль, и полный набор исправнейших переносных ламп и надраенных выключателей. И ручки настройки, и усилители. И приборы, уничтожающие атмосферные помехи. И удобные кресла для высших чинов, чтобы, сидя в них, покоить свои досточтимые задницы. И таинственное сжатие пространства, которое чувствуешь всей кожей, глядя на цифры, мелькающие в тесном окошечке так же быстро, как мелькают годы: вот мне сорок пять, вот семьдесят, а вот мне остается всего лишь десять минут до смерти.
На возвышении двое парней в наушниках следили за стрелками приборов. «Они никогда не поймут что к чему, — подумал Бразерхуд. — Так и сойдут в могилу, уверенные, что жизнь достают из целлофанового пакета». Бо Браммел и Найджел сидели внизу, как антрепренеры на генеральной репетиции. Позади них маячило с десяток теней, Бразерхуду совершенно безразличных. Он заметил начальника оперативного отдела Лоримера. Увидел Кейт и подумал: «Слава тебе Господи, жива!» Стоя у края этой своеобразной эстрады, Франкель хмуро докладывал о цепи поражений и провалов. Его акцент жителя Центральной Европы был еще заметнее.
— Вчера, двадцать девятого, по местному времени утром резидентура в Праге по телефону-автомату сделала попытку позвонить домой Наблюдателю, — сказал он. — Номер был занят. Проверяющий звонил пять раз в течение двух часов из разных районов города. Все время занято. Он пробовал связаться с Угрем. Номер не в порядке. Все испарились, ни с кем невозможно связаться. В полдень резидентура посылает девушку-связную в столовую, где обычно завтракает дочь Угря. Дочь его — девчонка сообразительная и, возможно, знает, где находится отец. Нашей связной шестнадцать лет, но про таких говорят «мал да удал». Связная слоняется там в течение двух часов, навещая оба зала попеременно и проверяя очередь. Никакой дочки Угря нет. Связная проверяет табель прихода на работу в проходной завода, сказав охранникам, что она ее товарка и соседка по квартире. Вид у нее настолько невинный, что ее допускают к табелю. Дочь Угря в табеле не отмечена и в качестве больной — также. Исчезла.
Присутствующие взволнованы, и никто ни с кем не разговаривает, каждый говорит лишь с собой. Помещение продолжает наполняться народом. «Сколько людей должно здесь находиться, чтобы можно было считать, что похороны всей нашей агентурной сети прошли достойно?» — подумал Бразерхуд. Еще восемь минут Франкель продолжал свое унылое перечисление.
— Вчера в семь утра по местному времени резидентура в Гданьске посылает двух местных ребят чинить телеграфный столб возле дома, где живет Актер. Дом его находится в тупике, и другого выхода из него нет. Обычно он каждое утро едет на работу в машине, выходя из дома в 7.20. Но вчера машины его возле дома не было. И на стоянке ее тоже не было. С того места, где они работают, они могут наблюдать за входной дверью Актера. Входная дверь заперта, никто через нее не входит и не выходит. Окна нижнего этажа затянуты шторами, нигде нет света, и свежих следов от машины на подъездной аллее тоже нет. У Актера есть близкий друг-архитектор. Актер любит иногда по дороге на работу выпить с ним чашечку кофе. К числу наших агентов этот архитектор не принадлежит и в списках не значится.
— Венцель, — уточняет Бразерхуд.
— Да, Джек, фамилия архитектора Венцель. Один из наших парней звонит господину Венцелю и говорит ему, что заболела мать Актера. «Как я могу связаться с ним, чтобы сообщить ему это неприятное известие?» — спрашивает он господина Венцеля. Тот отвечает: «Попробуйте позвонить в лабораторию. Насколько серьезно заболевание?» Парень говорит, что возможен смертельный исход и что Актер срочно должен выехать к ней. «Передайте ему это, — говорит он. — Сообщите ему, пожалуйста, что Максимилиан просит его быть у одра матери как можно скорее». «Максимилиан» — это условное обозначение краха. Значит, все кончено, сматывайся, спасайся любыми способами, не заботясь о средствах и о том, чтобы соблюсти декорум. Парень этот находчив. Кончив говорить с господином Венцелем, он тут же набирает номер лаборатории, где работает Актер. «Говорит господин Максимилиан, где Актер? Мне он срочно нужен. Скажите ему, что звонил Максимилиан и что дело касается его матери». — «Актер сегодня отсутствует, — отвечают они. — Он вызван на конференцию в Варшаву».
