Роберт Тронсон - Будни контрразведчика

— Каких шестерых?

— Занятых на операции «Красотка». Хаббард–Джонс неожиданно смутился.

— Да, верно. Как там обстоят дела? Не вижу донесений.

— Вот они, у вас на столе. Поступают ежедневно с ноября прошлого года, — Рональд с наслаждением сыпал соль на рану, злорадно упиваясь неведомым дотоле чувством. — Результатов у них, похоже, никаких, хотя времени прошло и немало.

Хаббард–Джонс раскрыл пухлую папку. Действительно, незадолго до того, как Рональду поступить в отдел, Хаббард–Джонс пришел к выводу, что добиться продвижения по службе легче всего, шантажируя начальство . Многообещающей мишенью казался Бакстер Лавлейс — человек необыкновенно привлекательный и, как это ни странно, в свои тридцать с лишним лет до сих пор неженатый.

— От него всегда разит одеколоном, вы заметили, Бейтс? — сообщил Хаббард–Джонс, листая донесения. —И еще, — продолжал он, словно оправдываясь. — Он ни разу не оставался в своей шикарной берлоге наедине с женщиной.

— Он ни разу не оставался там и наедине с мужчиной, — возразил Рональд, дивясь своей смелости.

Но Хаббард–Джонс твердил свое:

— Черт побери, а ведь он и точно из этой породы. Если бы это доказать, тогда держись! — размечтался он. — Гомосексуалист на важном государственном посту. Это угроза национальной безопасности, Бейтс. Наш прямой долг — оставить сотрудников на операции «Красотка». Пусть следят за каждым шагом Лавлейса вне службы.

Рональд всегда был глубоко предан начальству. Поэтому он так долго, в упорной борьбе с собой пытался сохранить хотя бы долю уважения к Хаббард–Джонсу. Сейчас, однако, от этого уважения не осталось и следа, его сменило острое недоверие. Рональд давно уже лишился покоя. А полтора месяца назад он вдруг сел и написал Лавлейсу письмо, в котором сообщал ему о слежке, установленной за Лавлейсом по приказу Хаббард–Джонса.

Подпись под письмом Рональд не поставил.

8. Начало конца одной эпохи

Сэр Генри, точный как всегда, приехал на маленькую площадь вовремя и расплачивался за такси под мерный бой церковных часов.

После сердечного приступа сэр Генри возвратился на службу слишком рано, невзирая на запрет врача. Сэр Генри испытывал непреодолимое отвращение к своим коллегам, но он не мог жить без служебной рутины, она была ему необходима, как воздух, а колкости Бакстера Лав–лейса он сносил легче, чем придирки своей супруги.

Сэр Генри был таким же рабом своих привычек, как старик Кроум. Вот уже многие годы в последнюю пятницу месяца в половине пятого вечера он приезжал сюда, на площадь с облезлыми старыми домами, окруженную тесным кольцом машин. И сегодня он снова стоял здесь, безучастно глядя перед собой, — на церкви били часы, с платанов на землю падали осенние листья. Сэра Генри ждала здесь минута сладостного отдыха, которую он урывал от долгих и подчас мучительных заседаний. Ибо в последнюю пятницу каждого месяца он выполнял тяжкую обязанность: докладывал кабинету министров, как обстоит дело с государственной безопасностью…: «Сколь печальные повести мне подчас приходится излагать», — горестно думал сэр Генри.

Сегодня битком набитый портфель казался тяжелее обычного. Но у подъезда дома № 28 он ощутил внезапный прилив сил. Сэр Генри распрямил усталую спину, лихо заломил набекрень шляпу и нажал кнопку звонка.

Под звонком на маленькой карточке было аккуратно напечатано: «Мисс Домина Уиплеш».

В эту же самую пятницу наступила передышка и для всей службы безопасности, где в последнее время развивалась непривычно бурная деятельность. Правда, в основном кипучая энергия контрразведчиков уходила на отчаянные попытки разведать что–нибудь об операции «Девять муз» в других отделах и заключалась в слежке друг за другом. Тем не менее это было занятие трудное и небезопасное. И вот, в пятницу по всему Лондону руководящие деятели контрразведки со вздохом облегчения собирали принадлежности для гольфа — до понедельника наступило неофициальное перемирие.

Бойкотту, однако, эти два дня не сулили отдыха. Последние две недели он был занят по горло операцией «Шпионская группа на Балморал–Касл–Драйв». Ежедневно его ЭВМ набивали информацией о каждой мельчайшей подробности из жизни миссис Кромески, но аппарат упорно не желал дать ключ к разгадке загадочного дела, в котором она была замешана. Бойкотт с безрассудством отчаяния занимал слежкой все больше и больше людей, а Кислятина Крэбб, хладнокровно взирая на все это, выжидал, когда его обреченный заместитель сам себя погубит.

Конец недели не сулил отдыха и Рональду Бейтсу. Он вот уже полмесяца усердно трудился, осуществляя, правда в меньших масштабах и без ведома высокого начальства, операцию, подобную той, что проводил Бойкотт. Однако по странной иронии судьбы он в отличие от Бой–котта добился кое–каких результатов. Было установлено, что зловещая антенна регулярно появляется над крышей «Рокового дома», а кроме того, не оставалось сомнений, что там творятся какие–то темные дела в духе «плаща и кинжала». Но какие?.. В пятницу по дороге домой Рональд томился дурными предчувствиями. Таинственный враг, возможно, прекрасно осведомлен о затее Хаббард–Джонса и лишь посмеивался в кулак. А вдруг Хаббард–Джонс вообще замахнулся не по плечу? Тогда отделу несдобровать. От этой мысли Рональд похолодел. Глубоко задумавшись, он стал переходить улицу, но вдруг услышал скрипучий голос:

— Бейтс! Подите сюда! Рональд недоуменно оглянулся. Кто бы это мог быть? Машина рядом с ним нетерпеливо загудела, и водитель высунул в окно огромную лысую голову. Рональд увидел лицо, как масленый блин, и на лице очки с разными стеклами — темным и светлым. Машина была очень старая, маленькая, чуть ли не с детскую коляску, и неописуемо грязная.

— В чем дело? — спросил Рональд. — В чем дело, сэр? — поправился он: во внешности водителя было что–то начальственное, наводившее трепет.

— Влезай, парень! — Водитель пинком открыл дверцу, и Рональд, обойдя машину, послушно взобрался на ободранное сиденье. Он терялся в догадках, кто бы это мог быть, но тут заметил среди остроумных изречений, начертанных пальцем на грязном стекле, лаконичную фразу: «Радкинс — шпион» — и все стало ясно.

Рональд не знал, чего от него хотят, и застенчиво поглядывал краешком глаза на знаменитого контрразведчика… Машина внезапно дернулась, с оглушительным треском вылетела на шумную, людную улицу и покатила по ней.

Некоторое время Рональд молчал, потом, собравшись с духом, подсказал:

— Сэр, на этой улице одностороннее движение. Потому они все нам и гудят.

Его совет не возымел никакого действия. Бригадир Радкинс лихо свернул вбок и сосредоточенно повел машину против движения со скоростью двадцати миль в час, не глядя на светофоры, не обращая никакого внимания на другие автомобили и на оскорбительные выкрики в свой адрес. Рональд закрыл глаза — ему было страшно смотреть на сумятицу, которая сопровождала их продвижение вперед. «Я попал в лапы к сумасшедшему», — с ужасом подумал он.

— С ума сошел! Окончательно спятил! — неожиданно откликнулся бригадир словно в ответ мыслям Рональда.

— Кто, сэр? — кротко спросил Рональд, боясь разгневать похитителя.

— Как кто? Ваш начальник, конечно. Остолоп. Тупица. Рональд при всем желании не нашел, что ответить, и промолчал.

— Моих ребят называют «радкимены». Да, «радкимены». Все они у меня не профессионалы, а любители. Единственный профессионал — я сам. И так лучше. А взгляните на мои очки — ловко придумано, правда? У меня их две пары. В одной паре темное стекло левое, а в другой — правое. Если очки незаметно поменять, можно напугать собеседника до полусмерти. Помню, Генри Спрингбек чуть однажды не рехнулся из–за этих очков,

Бригадир неожиданно резко повернул, въехав на тротуар.

По сравнению с мостовой, забитой транспортом, здесь было настоящее раздолье, и Радкинс погнал машину вдоль тротуара. Пешеходы разлетались от него, как испуганные голуби.

— От любителей куда больше пользы. Все двери им открыты. Кого только нет среди них: бизнесмены из Сити, букмекеры, сельские дворяне, актеры, юристы, даже парочка католических священников имеется.

Он внезапно остановился. Они находились посредине пустынной серой улицы. «Наконец–то, — подумал Рональд. — Теперь бригадир заговорит о деле». Рональд чувствовал, что сейчас услышит нечто исключительно важное.

— Какое у нас сегодня число, Бейтс?

— Двадцать девятое октября, сэр.

— Прекрасно. Ну, всего доброго. Рад был встретиться. Неожиданно бригадир ловким движением выбросил вбок огромную ногу и пинком открыл дверь, у которой сидел Рональд. Рональд очутился на мостовой, вокруг не было ни души, машина, стреляя отработанным газом, исчезла из глаз, оставив в прозрачном осеннем воздухе густое облако черного дыма.