Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…
— У вас тоже? О-о, разумеется… Примите мои соболезнования! Да, у вас тоже горе… Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Сок? Кока-колу?
— Нет, благодарю, доктор.
— Прошу вас. — Он открыл дверь и вошел в свой кабинет.
Норма последовала за ним. Ее удивили огромные размеры комнаты. И здесь вся мебель была белая: белые книжные полки и белый письменный стол, на котором в беспорядке лежали книги и рукописи.
— Чем я могу помочь вам, фрау Десмонд? — Сейчас он говорил спокойно, голос у него был низкий, приятный.
— Я расследую дело о террористах, жертвами которых стали профессор Гельхорн и члены его семьи… мой маленький сын… и другие люди… За этот акт террора еще никто не взял ответственность на себя. Мне не хотелось говорить с вами об этом по телефону. Я рассчитываю узнать от вас о предположительных мотивах преступления… то есть ваше мнение о том, чем оно могло быть вызвано.
Она с удивлением заметила, что его лицо снова посуровело.
— С чего вы взяли, что мне известны мотивы?
— Ну… — она нервно улыбнулась. — Вы были одним из ближайших помощников профессора Гельхорна, не правда ли? Вы сотрудничали с ним двенадцать лет.
— И что же?
— Если кто и может догадаться о тайных причинах преступления… Я вот что хочу сказать: на свете нет ничего, что делалось бы без всякого смысла. Разве что оба эти клоуна были душевнобольными. В данном случае такая вероятность исключена. Не сомневаюсь: за это время вы не раз прокручивали в уме возможные мотивы этой истории. Если вы сегодня не в настроении, назначьте мне другой день для встречи. Но как можно скорее… Чтобы мы побеседовали в совершенно спокойной обстановке.
— Нет, — сказал Барски.
— Как, простите?
— Я не назначу вам другого дня для встречи и не намерен беседовать с вами в спокойной обстановке. — Сейчас в его ледяном голосе отчетливо ощущался польский акцент.
— Вы не желаете встречаться со мной… Но почему?
— Потому что не вижу в этом ни малейшего смысла.
— Доктор Барски! Совершено чудовищное преступление! И вы обязаны сделать все, чтобы помочь раскрыть его!
— Обязан? Перед кем же? Перед полицией? Допустим. Они приезжали ко мне трижды. Я сказал все, что знал.
— А именно?
— Я им ничего не сказал.
Он взглянул на дверь, ведущую в секретариат. Будем надеяться, он не станет срывать зло на бедных женщинах, подумала Норма. Но почему он так ведет себя? Почему, черт побери?
— Вы действительно не имеете представления, что могло послужить причиной…
— Ни малейшего, — резко перебил Норму Барски. — А если бы догадался, что́ вы от меня хотите, я бы вас не принял. Ни в коем случае. Я, представьте, нисколько не заинтересован в том, чтобы поставлять материал для сенсационных репортажей безответственных журналистов.
Тут уж не выдержала и повысила голос Норма.
— Постарайтесь выбирать слова, доктор! Я не из падких на сенсации репортеров!
— Нет так нет.
— По телефону вы сказали: мои статьи и все, что вы слышали обо мне, вызывает ваше восхищение.
— Да, сказал. Еще раз примите мои соболезнования по поводу смерти вашего сына…
— Я в сочувствии такого рода не нуждаюсь.
— Оставьте этот тон, фрау Десмонд! Оставьте его, слышите?!
— А кто первым повысил голос?
Проклятье, подумала она, я перестаю владеть собой. Этот тип разозлил меня. Но так дело не пойдет. С трудом сдерживаясь, сказала:
— Не сердитесь, доктор. Я просто… просто… никак не соображу.
— Не сообразите… чего?
У него такой вид, подумала Норма, будто он готов наброситься на меня с кулаками. И что здесь вообще происходит?
— Я не пойму, почему вы согласились встретиться со мной, — проговорила она спокойно. — Что вы решили? О чем бы у нас с вами еще мог пойти разговор?
— Я… э-э… я… ну…
Бог знает что, подумала она. Он заикается, краснеет. Что, в самом деле, случилось?
— Ну?
— Я подумал… подумал, что вы собираетесь написать некролог… и вам потребовалась информация о его научных трудах…
— Доктор! Какой еще некролог? Через девять дней после смерти?
— Но почему бы и нет?.. Не некролог, допустим, а статью о нем… Разве такого… такого не бывает? — Снова был явственно различим его польский акцент.
— Послушайте, все газеты давно поместили некрологи и статьи о профессоре Гельхорне. Ваши отговорки просто унизительны и обидны для меня.
Его голос в который раз зазвучал по-новому — в высшей степени агрессивно.
— Вы обижены, да? Что ж, вы вольны обижаться сколько угодно, фрау Десмонд.
Нет, всему есть предел, подумала Норма и поднялась со стула.
— Все, с меня хватит!
— С меня тем более! — Он тоже встал.
Они не сводили друг с друга глаз. Норма была вне себя. Барски тоже. Какая странная история, подумала Норма. Нет, не странная, мысленно поправила она себя. Все это страшно, чудовищно. И необъяснимо.
— Я объездила весь мир, — проговорила она, ощущая неприятную сухость во рту. — Общалась с самыми разными людьми. Но с таким мерзким субъектом, как вы, мне до сих пор встречаться не приходилось.
— О-о! Значит, не вы, а я должен сейчас считать себя обиженным, — сказал он холодно. — Желаю вам всего доброго, фрау Десмонд.
Она направилась к двери. Барски и не собирался провожать ее. У самого порога Норма остановилась и обернулась.
— И последний вопрос. Надеюсь, хоть на него вы ответите. Кто поручил похоронному заведению организовать траурную церемонию семьи Гельхорнов? Клиника? Ведь его родственники живут, насколько я знаю, довольно далеко от Гамбурга.
— Заказ на организацию похорон исходил от меня. От меня лично!
— Будьте столь добры, дайте мне адрес и фамилию хозяина похоронной конторы.
— Зачем он вам, дорогая фрау Десмонд?
— Есть важная причина.
— И мне будет позволено узнать эту важную причину?
— Нет.
— Весьма любезно с вашей стороны.
— Вы тоже были весьма любезны. Итак, адрес?
— Фрау Ванис даст вам его.
Норма прошла в секретариат и обратилась к пожилой секретарше, вид у которой был явно растерянный. Переписала адрес в свою записную книжку.
— Спасибо, фрау Ванис. До свидания!
Седовласая женщина ничего не ответила Норме. Сняв очки, долго смотрела на закрывшуюся за ней дверь.
Норма спустилась вниз и вышла на улицу. Сентябрь, а вот поди ж ты — жара просто невыносимая. Норме приходилось здесь бывать прежде, и она уверенно зашагала по пешеходной дорожке мимо одного из высотных домов и бесчисленных стоянок для автомашин. Наконец она у цели: перед ней аккуратный трехэтажный домик, вокруг которого тянулась живая изгородь, густая и ровно подстриженная. У маленькой садовой калитки она увидела столбик с табличкой: «Инфекционное отделение», чуть повыше — телевизор и пульт со звонком. Норма нажала на кнопку.
Из-за экрана послышался мужской голос:
— Что вам угодно?
Норма подняла повыше свое журналистское удостоверение и назвала себя.
— Пожалуйста, подойдите поближе к экрану! Так, хорошо. Да, фрау Десмонд?
— Я… — начала Норма.
Тут она услышала знакомый голос.
— Это уже слишком!
Норма оглянулась. Перед ней стоял Барски.
— Вы за мной следили!
— Скажете тоже! Все наоборот! Это вы проникли к нам обманным путем и что-то разнюхиваете! С этой минуты вам запрещено находиться на территории больницы. И всего Вирховского центра.
— Вы мне ничего запретить не можете!
— Ошибаетесь, могу. Где вы поставили машину?
— Перед вашим зданием.
Подойдя к экрану, Барски сказал:
— Все выяснилось, господин Крейцер. — И, обращаясь к Норме, скомандовал: — Пойдемте!
Она нехотя подчинилась. Барски проводил ее до голубого «гольфа», открыл дверцу. Норма села на горячую кожу сиденья, за руль.
— Секундочку! — Он быстро обошел вокруг машины и сел рядом.
— Разве я разрешила вам… — Норма разозлилась не на шутку.
— Я в этом не нуждаюсь! К выезду!
Они сидели рядом. Долго. Наконец Норма опустила голову и нажала на стартер. Перед легким шлагбаумом у будочки притормозила. Дьявольщина, подумала она, почему я остановилась? Да потому что шлагбаум опущен, идиотка, ответила она сама себе. Потому что стоящий рядом с будкой парень сделал какой-то знак вахтеру.
Тот подошел вразвалочку к машине. Он совсем взмок, изнемогая от жары. Барски сказал ему, выйдя из «гольфа»:
— Господин Лутц, эту даму зовут Норма Десмонд. Она журналистка. Запишите ее фамилию.
— Слушаюсь, господин доктор, — вспотевший вахтер достал записную книжку, карандашик и сделал какую-то пометку.
— Я тоже могу устроить вам неприятности, — сказала Норма.