Андрей Ильин - Мы из Конторы
Какого черта его так развезло?..
Точно — после вчерашнего!
Вот только непонятно, почему на спидометре поменялись цифры. Или ему это лишь кажется? Или он просто запамятовал?..
Чертовщина, точно чертовщина!
Кому скажи — ни за что не поверят!
Но только он никому ничего говорить не будет, чтобы его не приняли за психа. Зачем ему нарываться на насмешки?.. Да и что говорить — сидел себе в машине, уснул, проснулся через полтора часа, на том же месте, пьяным, хоть не пил?..
И больше — не будет! Ну его к ляху, пора с этим делом завязывать!..
Сержант снял фуражку, обтер ладонью глаза и лоб, помотал головой, будто прогоняя сон или наваждение, и тронул машину с места.
Через два часа он сдал дежурство.
Через четыре перестал мучиться сомнениями.
Через день тихо посмеивался сам над собой и над своими страхами.
Через неделю забыл о том, что с ним приключилось. Или, вернее, что ему пригрезилось…
И так все и случилось, как должно было, — и все, чего с сержантом Грицько не было, — быльем поросло…
Глава 9
У резидентов не бывает отпусков.
И отгулов.
И пенсий.
И бюллетеней.
У резидентов есть работа. Одна только работа… И еще консервация. Которая заменяет собой отпуска, отгулы, пенсии и бюллетени.
Которая заменяет жизнь.
Когда говорят, консервация — это не значит, что резидентов будут закатывать в банки. Когда их закатывают в банки, это называется по-другому, называется — зачисткой. Или списанием подчистую. Или окончательным решением…
Консервация — это когда резидентов временно отстраняют от всех дел, выводя из игры до особого приказа. Как бандероль до востребования.
И тогда наступает свобода.
Или ее иллюзия.
Тогда резидент готовит основные и резервные каналы связи, «почтовые ящики», тайники и пароли, которые передает своему куратору, и после чего оседает где-нибудь в средней полосе России в небольшом, но и не в маленьком, чтоб проще было затеряться, городе. Где с удовольствием под водочку или без оной рассказывает желающим о своей трудной человеческой судьбе. Хотя на самом деле рассказывает хорошо придуманную и продуманную легенду, расцвеченную мазками жизненных деталей, почерпнутых из собственной биографии и рассказов случайных попутчиков. Этакий в стиле соцреализма роман во многих частях — детство, отрочество, юность, зрелость, служба, учеба, женитьба… Только в отличие от романистов запутаться в сюжетных линиях, именах и датах резидент не может, а должен выучить их назубок и складно рассказывать, хоть ночью его битой по затылку разбуди, хоть под пытками…
— Родился я недоношенным, мать-то моя инженером на станции работала по электрификации да под праздник сдуру мешок с картошкой в погребе подняла, а отец в ту пору по командировкам мотался, вот я с натуги и выскочил ране времени… И ведь самый чуток не помер! Ей-ей… Акушерка сказала — не жилец он!.. Так теперь я часто думаю — может, лучше бы помер я, так меня жизнь после через коленку ломала!..
Такая вот горькая судьбинушка!..
Которую резидент не просто рассказывает, а под которую обзаводится надежными документами — да не паспортом одним и трудовой книжкой, а всякими разными справками и выписками из ЖЭКов, письмами любимых и армейских дружков и альбомом семейных фотографий. Покойных родственников. Потому что почти всегда он избирает роль воспитывавшегося в детдоме круглого сироты или бездетного вдовца, и притом единственного сына погибших в автокатастрофе родителей. Это чтобы исключить вопросы о близких и просьбы съездить к ним в гости.
— Один я остался на свете одинешенек, как перст!..
А одному жить не сахар…
Отчего выведенный в резерв резидент обзаводится семьей. Что упрощает натурализацию, позволяя легче вжиться в роль и общество. Находит себе какую-нибудь простую русскую одинокую, с такой же, как у него, трудной судьбой, женщину, недолго ухаживает за ней, предлагает руку, сердце и зарплату и переезжает к ней со своим невеликим скарбом.
И тут же устраивается на работу по «специальности», которую сам себе выбрал и нарисовал в трудовой книжке — ну там токарь или пекарь. И, вливаясь в трудовой коллектив, работает ни шатко ни валко — в передовики не лезет, но и от других не отстает, держась крепким середнячком. Пьет, но знает меру, сквернословит, но не больше остальных, ворует, но по чуть-чуть, дебоширит, но в рамочках закона, помня, что крайности опасны тем, что привлекают к себе внимание.
И так, в середке, в толпе, в гуще народной, сереньким на сером фоне пропадает, растворяясь средь подобных себе, как капля воды в океане, как снежинка в сугробах, как травинка в лугах…
И живет в полное свое удовольствие, хлебая домашние борщи, нежась в супружеской постельке, обзаводясь телевизорами, шкафами, бытовой техникой, коврами и садовыми участками, где радостно окучивает тяпкой грядки с помидорчиками. И бросать ему эту тихую, мирную, обывательскую жизнь совершенно не хочется! Потому как в отличие от миллионов других не понимающих своего счастья граждан был он прежде всех этих простых удовольствий лишен.
И живет он так, задыхаясь от нежданно привалившего счастья, месяц или пять, а то и год, радуясь каждой минуте мирного бытия и одного лишь страшась, что не сегодня, так завтра в «почтовом ящике» обнаружится назначенная ему шифровка или в местной газетенке неизвестный злодей тиснет объявление, призывающее его обратно на службу. На чем праздник кончится, сменившись серыми боевыми буднями!
А коли кто вам скажет, что такой боец невидимого фронта, тяготясь мирной жизни, только и делает, что ждет сигнала боевой трубы, стуча о пол копытом и грызя от нетерпения удила, так вы ему не верьте… Разведчики — они тоже люди, тоже человеки, и им тоже малоинтересно на раскаленной сковородке голым седалищем сидеть, а лучше под теплым женским бочком посапывать.
Но… кто бы об их желаниях спрашивал!..
И теперь — не спросили! Как на войне.
Вставай, резидент, в строй вставай и… шагом марш!
Да с марша — в бой!..
Глава 10
Стеклянная дверь раскрылась.
Внутрь вошел господин.
Навстречу которому встала приятная во всех отношениях дама. Которая быстро и оценивающе взглянула на господина, прикидывая его платежеспособность.
Ботинки — триста пятьдесят — четыреста.
Брючки — двести пятьдесят.
Пиджачок — пятьсот.
Прическа — минимум сто.
Часы не «Ролекс», но все равно штуки три…
Итого… гость выглядит на пять тысяч. Баксов. Такого в Турцию отправлять — себя не уважать! Такого можно и на Канары с Гаваями развести.
— Устал… Десять лет работал без отпусков и выходных, — пожаловался посетитель. — Хочу отдохнуть.
— Никаких проблем, — понимающе улыбнулась туроператор.
— Есть, — вздохнул посетитель. — Есть проблемы… Нет загранпаспорта.
— Нет — будет, — успокоила его оператор. — Через два месяца… Что будет вам стоить сущий пустяк — двести у.е.
За то, чтобы анкету заполнить и в ОВИР снести.
— Два месяца много.
— Хорошо, месяц, но это будет стоить дороже. Втрое.
— Вы не поняли — я сильно устал, — повторил посетитель. — Десять лет без отпусков и выходных. Я хочу уехать не позже чем через неделю.
Сроки были названы такие, с какими ОВИРу не справиться.
— Можно попробовать. Но это потребует дополнительных расходов…
И туроператор написала цифру с нулями на бумажке.
— Без проблем, — кивнул турист, отбросив бумажку с нулями. — Я хорошо заработал. На лесе.
— Тогда потребуется ваш общегражданский паспорт и…
— У меня нет паспорта, — сказал посетитель.
— А что есть?
— Справка об освобождении. Я же говорю — я устал, десять лет без отпусков. Тыщи кубов леса вот этими самыми руками…
Ну так бы сразу и сказал.
И туроператор перешла на более привычный клиенту язык.
— «Бабки» есть?
— Есть…
— Значит, с «ксивой» проблем не будет! Какую фамилию писать?
— Любую.
— Виза будет греческая.
— Лады. Лишь бы не ханты-мансийская.
— Но лететь придется нашим чартером через Афины. С оплатой полного пансиона в пятизвездочной гостинице.
— Чего так?
— Самолет наш, туристов битком, паспортный контроль ослаблен. Если добираться самому, могут быть неприятности. Согласны?
— Валяй. А «ксива» верная?
— Пока никто не жаловался.
— Лады…
Через день клиент получил новенький, со всеми печатями и греческой визой загранпаспорт.
— Вылет послезавтра в восемь утра. Мы рады, что вы выбрали именно нашу фирму…
«Турист» кивнул, спрятал паспорт и пошел собирать чемоданы. Которых у него не было. Но по идее должны были быть, он ведь на отдых едет…
Он зашел в первый попавшийся на пути магазин, где купил новый чемодан и какие-то трусы, рубахи, халаты, ботинки и ласты. Которыми набил чемодан. Теперь он мог легко сойти за отдыхающего.
