Николай Стариков - Ваше благородие
Вот ведь как в жизни бывает. Ни она ни он словом не обмолвились с кем-либо о своих чувствах, но сотрудники райотдела милиции и «безопасники», как окрестили Кадена и его помощников, уже посматривали на них с улыбкой.
Начальник районного отделения НКГБ тоже сначала не придавал значения возникшим симпатиям в девочке, только что закончившей 10 классов и принятой на работу. Она понравилась ему еще по весне, когда смогла справиться с задачей по обнаружению диверсантов в хуторе Красновка. Теперь на хорошенькую скромную секретаршу хотелось уже смотреть, любоваться ее круглым личиком. Желания эти стали появляться чаще и чаще, и, сам того не замечая, он стал просиживать в каморке у секретарши долгие часы.
Сегодня «задание» Кадена не отличалось оригинальностью. Юля сидела за пишущей машинкой, в который раз перечитывая справку в областное управление НКГБ о результатах проверки хода уборочных работ в районе. Навыков в печатании не было, приходилось отыскивать едва ли не каждую букву, а тут еще ошибки одна за другой. Она злилась, отчего ошибок становилось еще больше.
Давно уже стемнело. Вот-вот должно отключиться электричество — заканчивалась вечерняя смена на МТС. Вошел начальник, посмотрел на испорченные листы бумаги, сел сам за машинку, быстро отпечатал текст, подписал бумагу.
Юля с восторгом смотрела, как ловко управляется он с работой, любовалась золотистого цвета часами на его запястье.
— Ничего, не грусти, будет получаться и у тебя так же быстро, — сказал он, вставая со стула.
— Стараюсь, но…
— Получится, получится, — перебил старший лейтенант на полуслове девушку. — Сейчас положи документ в сейф, а завтра отправишь его по адресу. Собирайся, я тебя провожу до дому — на дворе темень непроглядная.
— Товарищ Каден, — так он распорядился к нему обращаться, — мне и одной идти не страшно. Зачем вам лишние хлопоты!
— Идем, идем!
Вышли на крыльцо, сопровождаемые улыбкой дежурного по райотделу милиции. Со свету темнота на улице показалась действительно непроглядной. Не было видно даже зданий райкома и райисполкома на противоположной стороне улицы. Спускаясь по ступенькам с высокого крыльца, Каден взял Юльку за руку, помогая сойти, но девичью ладошку так и не отпустил.
— Тут много колдобин, мне они уже знакомы, — сказал он в оправдание.
Мужские заботы и надежная рука успокаивали, пропала настороженность. Но не прошли они и десятка метров, как внезапно наткнулись в темноте на препятствие. Юлька вскрикнула от неожиданности. Каден выпустил ее руку. На ощупь определили: жердь, к которой привязывают лошадей посланцы с хуторов, прибывающие в районные организации. Девушка прыснула, он выругался про себя.
Малозначащее происшествие, тем не менее, объединило их общим шутливым настроением, послужило поводом к дурашливому разговору. Правда, Юлька больше помалкивала и лишь изредка посмеивалась. Каден же разошелся: сыпал шутки и прибаутки, рассказывал о себе были и небылицы, при этом изображал себя неудачником, постоянно попадавшим в смешное положение. Попутчица давно уже столько не смеялась.
Юле было легко и весело, однако не хотелось, чтобы ее кто-то увидел в паре с Каденом, да еще поздним вечером. Рассказывая о своих мнимых похождениях, старший лейтенант периодически сжимал Юлькину ладонь, а потом и вовсе взял под локоть и не отпустил. Его прикосновения были приятными. В порывах смеха она даже прижимала руку попутчика к себе. Когда поравнялись с ее домом, Каден предложил посидеть немного.
Возле соседнего двора навалом лежали разнокалиберные бревна, приготовленные на дрова. Каден уселся на нижнее, хлопнул ладонью рядом с собой: «Садись, милая!» Обожгло сердце слово «милая», и, поколебавшись мгновение, Юля присела на некотором расстоянии от начальника. Он придвинулся и с силой притянул к себе спутницу так, что ее щека оказалась у него на плече. Юлька почувствовала жесткость парчи офицерского погона, попыталась освободиться, повернула голову, но Каден уже снял с ее талии руку. Юля встала.
— Вадим говорит, кто ко мне прикоснется, костыля схлопочет, — неожиданно для себя сказала она, да так, что кадей не понял, в шутку или всерьез его ожидает так; 1VI перспектива.
Он не стал углубляться в смысл девичьего предупреждения, как ни в чем не бывало начало рассказывать анекдот, но смешного не получилось.
Юля продолжала стоять, старший лейтенант снизу вверх глядел на девушку, встревоженную его необдуманным поведением.
Июльские ночи короткие. Вроде бы только наступил приятный вечер, а уже на освобожденном от облаков восточном небосклоне появилась светлая полоска. Юлька ойкнула. «Что сказать маме?» И тут же подумала: «А как же Вадим?»
Дверь оказалась не запертой на задвижку. Осторожно, на цыпочках вошла в коридор. На пороге в комнату — мать.
— Ну и ну! — И больше ни слова.
Вспыхнуло лицо, и сказать нечего.
Наутро Юлька с воспаленной щекой бросилась к зеркалу. Процарапанная сеткой парчового офицерского погона, ярко пылала отметина. Весь день пришлось прикрывать ладонью покрасневшее место и отвечать любопытствующим — «зуб».
«Вранье не украшает человека, но в трудную минуту выручить может», — сделала вывод из новоявленного опыта девушка.
Вечером Юля к Бодровым не пошла. Ничего не придумала в оправдание причин поцарапанного лица. К тому же начальник через дежурного по райотделу вновь предупредил об «ответственном задании».
Сегодня Юля впервые осмелилась войти в кабинет Кадена. Требовалось уточнить одну фразу в рукописном тексте. Открыла дверь и отшатнулась. Посреди комнаты сидел окровавленный человек со связанными сзади руками. Она метнулась в свою каморку, но тут же появился начальник.
— Два момента, — сказал он, не здороваясь, — ко мне в кабинет без вызова не входить. В случае экстренной необходимости следует постучать и ждать ответа за дверью.
Юля смотрела на Кадена и не узнавала его. Расширенные глаза лихорадочно блестят, по скулам ходят желваки, всегда зачесанные назад волосы свисают на лоб, ворот гимнастерки расстегнут, ослаблен ремень. Он так же быстро исчез, как и появился.
На следующее утро приезжал дед Дмитрий Карпович. Забрал вместе с зыбкой внуков и правнука погостить, разогнать устоявшуюся тишину в их доме. Еще он выполнял просьбу колхозного бригадира привезти Вадима. Рабочие на току стали замечать, что ворует кто-то зерно из хлебных ворохов. По его мнению, лучшего охранника колхозного добра, чем молодой и здоровый Вадим, ему не сыскать. Старики да бабы — все наличные колхозники откровенно побаивались оставаться один на один с темнотой и жуликами.
Когда есть хотя бы какое-то дело, жизнь сразу приобретает смысл. Вадиму предложение понравилось. Но поставил условие, что на колхозный ток его станут подвозить. Идти на костылях слишком далеко.
Когда старая Желтуха доставила тарантас с седоками в Горшовку, Вадима ожила сюрприз, о котором дед заранее не распространялся, боялся, внук отвергнет его инициативу. Дмитрий Карпович подготовил для гостя самодельный протез на ногу. Это была тонкостенная ступа, выдолбленная из куска березы, с отверстиями по бокам и небольшим наконечником вместо стопы. Изделие внутри выстлано несколькими слоями резины от автомобильной камеры, сверху лежала пуховая подушечка. Крепилась ступа к верхней части голени широкими сыромятными ремнями. Вадиму протез понравился, и он тут же начал его примерять. Уперся остатком голени в пух, закрепил устройство, надел на наконечник ботинок. Волновался, раскраснелся. Встал! Но, не поддержи дед, упал бы. Вместо опоры — нестерпимая боль.
Но, как говорится, лиха беда — начало. Парень теперь уже сам стал подлаживать устройство. К вечеру, опираясь на костыль в руке, довольный, он впервые самостоятельно смог встать на обе ноги, хотя и кривился от боли.
— Пойдешь, пойдешь, — говорила довольная бабушка. — В двадцать лет сиднем сидеть долго не сможешь. Состаришься быстро, а нам тебя еще женить надо.
— Пойду! Тресну, но пойду! Мне бы вытерпеть попервоначалу.
Лида с племянником крутились вокруг стоявшего Вадима.
— Фантастика! — воскликнула она. — Правда, Димка? — обратилась молодая тетя к молчавшему племяннику.
Дед стоял с затуманенными от слез глазами.
— Слышал я, — говорил он, — в Москве делают такие протезы, что не отличишь по виду, какая нога настоящая. Надо писать письмо в НКВД, у них ты потерял ногу.
«Напишем! — воодушевился простой мыслью Вадим. — А я уже расстался с мечтой, что смогу ходить без костылей».
Этим же вечером Вадим заступил на службу. В колхозной кладовой — амбар с полками, как в магазине, возле двери на гвозде висело охотничье ружье 16-го калибра. Под ним на полке лежали заряженными десять патронов. Харитоныч, как звали бригадира, пояснил:
