Колин Форбс - Вождь и призрак
— Что-нибудь еще вы про него можете рассказать?
— Он куда-то ходит один. Похоже, в отеле еще кто-то есть. Однажды он прокололся. Сказал, что пойдет на улицу. Я поднялась на второй этаж и следила за входом, но он так и не появился. А через десять минут вернулся и заявил, что оставил бумажник в другом костюме… ну, и пригласил меня прогуляться, совершить, что называется, утренний моцион…
— А когда это было… я имею в виду, когда он пропал на десять минут?
— Он ушел ровно в десять и вернулся в десять минут одиннадцатого…
— А как он себя вел, когда вернулся? — продолжал допытываться Харрингтон.
— Нормально. — Лида помолчала. — Ну, может быть, он слегка расслабился, словно на душе у него стало легче. Вот, собственно говоря, и все. Я звоню от Мальчугана. Его сейчас тут нет.
— Берегите себя. Продолжайте наблюдение.
— Постараюсь.
Они повесили трубки одновременно. Карсон взял офицерский стек и шагал по комнате. Наконец он остановился перед распахнутым окном. Утро выдалось совершенно безветренное, занавеска даже не подрагивала. Липкий воздух обволакивал здание удушливой пеленой.
— Предупредите пилота в Бенине, чтобы он был готов вылететь в любой момент, — распорядился Карсон. — Но пока не надо ему сообщать маршрут. Он может быть изменен в самую последнюю минуту… Да, что касается минут… эти десять минут, в течение которых Стендиш неизвестно чем занимался, не дают мне покоя, как заноза…
— Но что можно успеть за десять минут?
— За десять минут люди порой изменяли ход истории. Не нравится мне это… нет, не нравится.
— Может, нам стоит срочно связаться с Лондоном? Вы выскажете им свои сомнения…
— И что мне ответят? — вскинулся Карсон. — Во-первых, они, как правило, не торопятся. Недельки этак через две лондонская братия наконец пораскинет умишком и напишет, чтобы отделаться от нас: «Связной пользуется нашим полным доверием. На него можно спокойно положиться»… — Карсон помолчал, а потом добавил как-то неестественно громко: — Они так любят слово «спокойно»… наверное, потому что это перекликается с покойником…
— Значит, с Лондоном мы не связываемся?
— Нет, придется действовать на свой страх и риск… как всегда. — Карсон зашагал еще быстрее. — Вы останетесь тут за главного. Если что, примете решение самостоятельно. Договорились?
— Ну, разумеется. А вы куда-то уезжаете?
— Да, я первым же самолетом вылечу в Лидду. Устройте, чтобы меня там встретили на машине и отвезли в Иерусалим. И молите Бога, чтобы мне удалось вынуть эту проклятую занозу — выяснить, где тогда шлялся Стендиш… она меня просто с ума сводит…
После того как Сталин решил, что информация Дятла и Люси заслуживает полного доверия, Красная Армия к началу декабря сорок третьего отвоевала Киев. Русские ценой огромного кровопролития продвигались вперед по всей линии фронта.
Леса, обступавшие со всех сторон Волчье Логово, утопали в снегу. Обледеневшие ветки прогибались. Частенько в глухой чаще раздавался ружейный выстрел. Ба-бах! Но на самом деле это был не выстрел: просто от дерева отламывался сучок.
Низкое небо, похожее на серое море, казалось, набухало от снега и давило на дома. Атмосфера — так же, как и новости, доходившие с фронта, — была удручающей. Только фюрер сохранял оптимизм.
Он расхаживал по своему спартанскому жилищу, располагавшемуся в деревянном доме — фюрер недолюбливал бункер, построенный на случай бомбежки, — и сурово отчитывал Бормана. Гитлер был, как обычно, в темных брюках-га-лифе, мундире с широкими лацканами, застегнутом на три пуговицы; на его груди красовался железный крест — единственное украшение мундира.
— Нужно срочно доставить сюда подполковника авиации Линдсея! Мы должны начать переговоры с Англией. Я гарантирую им сохранение Британской империи, важной — и единственной! — стабилизирующей силы в мире. Если ее уничтожить, наступит хаос. Объединившись с Англией, мы сможем раздавить Советы. Они ведь и для англичан враги. Где же Линдсей? Мой обед остыл…
На столе стояла тарелка с овощной похлебкой, которую накрыли крышкой, чтобы она не остыла. Гитлер ел мало, он вообще был равнодушен к еде. Фюрер питал слабость только К яблочному пирогу и любил им полакомиться в Бергхофе.
— Я боюсь, как бы Линдсей не догадался о том, что имеет дело с двойником фюрера, — осторожно начал Борман. — Я видел досье англичанина. Он был когда-то профессиональным актером. Кое-кто из наших здешних гостей, между прочим, уже поглядывал на вас с удивлением. Например, Риббентроп…
— А Кто из них сказал хоть слово? — обрушился на него Гитлер. — Даже если у них есть какие-нибудь подозрения, разве они отважатся высказать их вслух? Я же краеугольный камень, на котором зиждется весь Третий рейх! Без меня они ничто! И они это прекрасно осознают.
— Но есть еще Ева…
— Ева! — Фюреру стало смешно, однако он по-прежнему делал вид, что сердится. — Мы с Евой чудесно ладим. И нечего на нее заглядываться, а то я вас подвешу за ноги!
— Мой фюрер!.. Я совсем не то имел в виду…
— Еще раз спрашиваю: где Линдсей?
Куби употребил излюбленный прием фюрера: отвлечь разговор от скользкой темы, неожиданно смутив собеседника. Ему рассказала об этом трюке Ева Браун.
— В ближайшее время я жду сигнала от полковника Ягера, который разместил свой штаб в Загребе, — пролепетал Борман. — Он все еще охотится за Линдсеем. Пока что Ягер успешно преследует партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей, и англичанам не удается вывезти подполковника авиации с Балкан…
— Ягер — молодец! А ведь это я дал ему задание поймать Линдсея. Помните? Но он должен спешить. Александер уже контролирует юг Италии. Военные миссии союзников вошли в тесный контакт с партизанами. Послушайте, Борман… — Настроение Гитлера внезапно переменилось.
Он стукнул кулаком по столу. Похлебка выплеснулась из тарелки, хотя она была прикрыта крышкой.
— Вот, вы мне весь обед испортили! — взвизгнул фюрер. — Мне нужны результаты! Мне нужен Линдсей!
— Я сейчас же пойду к радистам и свяжусь с полковником Ягером…
— Надеюсь, вы успеете вернуться к тому времени, как я разделаюсь с остатками моего обеда?
— Можно попросить принести еще тарелку…
— Идите, Борман! Ступайте!
По пути в службу связи Борман повстречал Йодля, который как раз зашел в Секретную Зону А, предъявив специальный пропуск, выданный Гиммлером, Йодль мрачно обвел рукой двор.
— Эта толкотня на маленьком пятачке нас доконает…
— А где вы были, мой дорогой друг? — небрежно спросил Борман.
— В лес ходил… прогуляться и подумать….
— Ну, вы, я вижу, не одиноки…
В дверях пропускного пункта показался Кейтель. Он был в шинели, шея, как у Йодля, повязана шарфом, на сапоги налип снег. Держась по своему обыкновению отстраненно, Кейтель в знак приветствия поднял свой жезл и медленно, размеренным шагом пошел к своему домику; причем явно шел не туда, куда собирался, лишь бы не идти вместе с Борманом и Йодлем.
— Кейтель тоже ходил на прогулку, — заметил Йодль.
— Да, и, должно быть, забрел далеко. Вы заметили, какие у него сапоги?
— Значит, ему тоже охота отрешиться от всего этого… А вы, по-моему, чем-то раздосадованы, Борман? — поддразнил рейхслейтера Йодль. — Что, неприятности с фюрером?
Высокий начальник штаба скрестил руки на груди.
— Вам не мешало бы делать зарядку, — с язвительной улыбкой произнес он. — А то это потом аукнется.
— Какие у меня могут быть неприятности с фюрером? Бог с вами! И я, между прочим, уже прогулялся сегодня утром….
— Знаю, я вас видел из окна.
Йодль поглядел вслед толстому коротышке Борману, который торопливо засеменил прочь по заснеженному двору. Передернув плечами, генерал похлопал в ладоши, чтобы согреть озябшие руки.
— Проклятый холуй…
А в лесной чаще радиопередатчик Дятла по-прежнему лежал в тайнике. Утром, передав очередное донесение, руки в перчатках как следует утрамбовали снег, которым предусмотрительно засыпали спрятанную рацию.
— Полковник Ягер только что позвонил по прямому телефону из Загреба…
Забежав в пункт связи, запыхавшийся Борман плюхнулся широкой задницей на стул. Даже не сказав «спасибо», он выхватил у дежурного офицера трубку и кивком указал ему на дверь. Дескать, убирайся, оставь меня одного…
— Борман слушает… Я как раз собирался вам звонить… Фюрер…
— Будьте любезны, выслушайте меня. Я очень спешу…
Глубокий, звучный голос Ягера оборвал рейхслейтера на полуслове. Полковник говорил сейчас с Борманом, словно с солдатами в казарме. Свора бездельников, окопавшихся в ставке, наконец вывела его из терпения. Черт побери, они имеют хоть какое-нибудь представление о том, что творится в мире?
