Йоханнес Зиммель - Пятый угол
— Нет, — сказал Томас, он взял себя в руки. — Я по-прежнему в немецком абвере. А ты?
— Попробуй угадай.
— Если принять во внимание твоего жирного любовника, то, пожалуй, угадаю: гестапо, — ответил он грубо.
Княгиня вскрикнула. Вскочила. Прежде чем он успел отпрянуть, она ударила его по лицу слева и справа. И моментально заговорила на языке простонародья:
— Ты, закоренелый негодяй, грязный тип, что ты о себе воображаешь? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, а ты? — Томас направился к двери. — Томми, не уходи! Можешь делать с Лакулайтом что хочешь, не возражаю. Только останься!
Томас уже шел через переднюю.
— Я отомщу тебе, подлая бестия… Пожалуйста, останься, пожалуйста…
Томас хлопнул дверью. Сбежал вниз по лестнице. Наверху дверь снова резко распахнулась. Вслед полетела ругань истеричной мегеры. Прочь! Быстрее! Он выбежал на улицу. Здесь он столкнулся с мужчиной, подавленно вскрикнувшим:
— Ой! Проклятье!
— Прочь с дороги, я так взбешен, что за себя не отвечаю.
— А этого и не требуется, — холодно ответил полковник Жюль Симеон. — Я торчу здесь уже два часа. Я видел, как вы пришли. И вижу, как уходите.
— Черт возьми, а вы талантливый агент!
— Вы игнорировали мое предупреждение. Вскоре вы сможете наблюдать, как растет редиска, но только снизу.
3— …а перед домом стоял тип из французской секретной службы, — докладывал на следующий день Томас полковнику Верте и маленькому майору Бреннеру в отеле «Лютеция». Его гнев все еще не остыл.
— Какую, собственно, роль играет ваша княгиня?
— Это мне неизвестно, но скоро узнаю… Господин полковник, клянусь вам, я уничтожу этого типа, я…
— Довольно заниматься Лакулайтом, Ливен, — прервал его полковник. — Сегодня я получил крупный нагоняй. Из штаба Шпеера с указанием немедленно оставить Лакулайта в покое. Без этого человека строители Атлантического вала как без рук! Лакулайт поставляет все дефицитные товары. Организация Тодта и верховному командованию вермахта без него не обойтись. Телефонный кабель, к примеру… Организация Тодта сидела на мели. А Лакулайт поставил его! Сто двадцать тысяч метров!
— Ну хорошо, — вздохнул Томас. — Вам досталось, господин полковник. Ваше дурное настроение я понимаю. Но откуда у вас, дорогой Бреннер, такое выражение лица, словно с тяжкого похмелья?
— Сплошные неприятности, — отмахнулся майор. — Письмо из дома. Жена болеет. Сын в июне обязательно завалит экзамены. Латынь и физику. Да к тому же еще эти проклятые налоги…
— Вас-то почему беспокоят налоги, господин Бреннер? — без особого интереса осведомился Томас.
— Потому что я, идиот, несколько лег назад написал несколько статей для одного военно-политического издательства! Потому что я, идиот, забыл сообщить об этом в налоговое управление! Потому что в этом издательстве прошла финансовая ревизия! И потому что скотина бухгалтер назвал мою фамилию, вот почему!
Лицо Томаса Ливена вдруг приняло совершенно идиотское выражение. Его язык едва не начал заплетаться:
— Бухгалтер?…
— О чем я и говорю!
Неожиданно Томас вскочил. Из его груди вырвался хриплый крик, он обнял Бреннера, поцеловал его в лоб и стремительно выбежал из кабинета.
Бреннер густо покраснел: за всю свою жизнь его еще никогда не целовал ни один мужчина. Он потер лоб.
— Совсем сбрендил, — ошеломленно сказал он. — Зондерфюрер Ливен окончательно съехал с катушек.
— Никогда, — сказал худой желтолицый бухгалтер Антон Нойнер, — никогда, господин Ливен, я вам этого не забуду!
— Ешьте теперь, господин Нойнер, ваш суп остынет, — сказал Томас.
Он пригласил на обед к себе на виллу скромного Нойнера. Господа познакомились неделю назад. До недавнего времени господин Нойнер состоял бухгалтером в фирме Оскара Лакулайта «Интеркоммерсиаль». В тот вечер, когда Томас был в гостях у Лакулайта, тот по телефону уволил своего бухгалтера. Тогда Томас впервые услышал имя Нойнер. После стенаний майора Бреннера по поводу налога оно снова всплыло в его памяти.
Тощий бухгалтер послушно отхлебнул ложку супа, потом опустил ее и уставился на Томаса, как на посланный небесами луч надежды.
— У меня до сих пор это не умещается в голове! Господин Лакулайт выбрасывает меня на улицу. Он сокращает мою должность, дающую броню от призыва. Моя жена выплакала все глаза. Я уже вижу себя в России. И тут появляетесь вы, совершенно чужой человек, и находите мне место, откуда не берут в армию. Только вот зачем?
— Господин Нойнер, я банкир. Я знаю «Интеркоммерсиаль». Слышал, что вы очень прилежный работник. Чем больше об этом все вокруг говорят, тем меньше я понимаю, почему господин Лакулайт вышвырнул вас…
Нойнер склонился над тарелкой. Его лицо задергалось.
— Из-за 18 марок и 25 пфеннигов. Да, да, вы не ослышались! И это после того, как я батрачил на него три года.
Нойнер рассказал, как он, засидевшись допоздна в кабинете, поужинал в одном заведении, а расходы, не спросив Лакулайта, отнес на счет фирмы. Толстяк это обнаружил. И тут же выкинул его.
— При том, что я мог бы многое порассказать о сделках, о гешефтах[18], господин Ливен…
— Интересно.
— …но я этого не сделаю. Как бы скверно господин Лакулайт ни обошелся со мной, я не предатель…
Красавица служанка Нанетта внесла основное блюдо. Нойнер оценил:
— Суп был превосходный. Надеюсь, ничего жареного не будет. Я ведь болен. Язва желудка, знаете ли.
— Будут голуби, приготовленные с маслом на пару. Я не забыл о вашем здоровье.
— Ах, дорогой господин Ливен, что вы за чудный человек!
— Не стоит об этом. Но, между прочим, вы наверняка проживете дольше, чем непомерно толстый Лакулайт. Этот человек облопается, в том числе и своими гешефтами…
— Этот человек уже обожрался, — выдавил из себя Нойнер. — На этих автомобилях он когда-нибудь сломает себе шею, — и в испуге смолк.
— Возьмите эту протертую цветную капусту. Голуби вкусные?
— Сплошное очарование, ничего лучшего я не ел даже на Ривьере.
В мозгу Томаса Ливена прозвучал сигнал тревоги. Нойнер, простой бухгалтер, — и на Ривьере?
— У меня есть рецепт от одного повара из отеля «Негреско», — сказал Ливен. — я там всегда останавливался, великолепная гостиница…
— Ха-ха-ха, для господина Лакулайта это было бы слишком дорого. Когда дело касалось меня. Сам-то он всегда жил там. Я же был вынужден отправляться в дешевый пансион. Я был ему нужен, потому что он не говорит по-французски.
— Асоциальный тип этот господин Лакулайт.
Блестя глазами, ничего не подозревающий Нойнер вспоминал:
— Мы частенько ездили на Ривьеру, вплоть до франко-испанской границы. Наши гешефты… — он вдруг оборвал себя и недоверчиво взглянул на Томаса Ливена. Но Томас лишь одарил его лучезарной улыбкой:
— Возьмите немного компота, господин Нойнер! И расскажите мне о Ницце! Я так давно там не был…
4Из секретного доклада, адерсованного парижским абвером в Верховную счетную палату главного командования вермахта в Берлине:
«…показания уволенного бухгалтера Антона Нойнера о Ницце, добытые с помощью наводящих вопросов, привлекли наше внимание к этому городу. Майор Бреннер и зондерфюрер Ливен были командированы на Ривьеру. В течение трехнедельной работы они установили: Оскар Лакулайт частично купил, частично приказал выкрасть из гаражей сбежавших владельцев минимум 350 дорогих иномарок («роллс-ройс», «линкольн», «кадиллак» и т.д.). Сделки он оформлял в отеле «Негреско», пользуясь при этом услугами бухгалтера Нойнера в качестве переводчика. Машины Лакулайт разбирал. В Виши он с помощью взяток раздобыл разрешение на вывоз автомобильных запчастей и экспортировал их в Мадрид, где из запчастей вновь собирали роскошные лимузины и продавали по максимально высокой цене.
Не подлежит сомнению, что данные трансакции, проводимые из Ниццы, не отражались в бухгалтерских книгах «Интеркоммерсиаля». Мы предполагаем, что Оскар Лакулайт этими и иными гешефтами нанес ущерб рейху, исчисляемый миллионами. Проведенные в Ницце трансакции дают налоговому следствию все основания перетряхнуть его предприятие в целом…»
5Вечером 29 мая 1944 года Томас Ливен пришел к княгине Вере с букетом красных роз. За день до того странная аристократка опять позвонила ему и пригласила к себе. Томасу показалось, что выглядела она так волнующе, как никогда ранее. Вера сказала:
— Сегодня вечером я обещаю тебе быть послушной. Ни слова о Лакулайте!
В этот вечер Вера держала свое обещание довольно долго. И не ее вина, что пришлось его нарушить.
Они танцевали. Флиртовали. Слушали музыку. Время летело быстро. Потом целовались. Потом внезапно пали преграды, все получилось естественно и просто. У Томаса было чувство, что он давным-давно знает Веру… Внезапно зазвонил телефон.
