Ушли клоуны, пришли слезы… - Зиммель Йоханнес Марио
— Здорово, — согласилась Норма. — А что, кстати, с вашим магазином антиквариата в Дюссельдорфе?
— Ах, с этим! — махнула рукой Петра. — Продала. На корню, как говорится. Теперь в нем торгуют сладостями. Конечно, миллиона, который растратил мой управляющий, я за него не выручила. Пришлось продать нашу квартиру — тоже на корню, со всей обстановкой. Тут нужная сумма и собралась. И даже кое-что осталось, — Петра удовлетворенно покачала головой. — Так говорит, все вышло как нельзя удачно. И теперь у меня нет никаких забот. А зачем мне квартира? Она мне никогда больше не понадобится. Том умер, я тоже умру здесь. Квартира мне теперь ни к чему. Так выразился иначе, но смысл был тот же. Раз он посоветовал, я колебаться не стала.
Петра смотрела на Норму сияющими глазами. «Раз он посоветовал, я колебаться не стала». Слов нет, подумала Норма, это идеальный вирус для Soft War.
— Я безумно рада, что никогда не выйду отсюда, — продолжала Петра. — Здесь меня никто и ничто не тревожит. Для работы — все условия, я могу писать, рисовать, шить, словом, делать все, чему душа радуется. И мне за это еще и денежки идут. Причем немалые. Забот — никаких. Ни готовить не надо, ни по магазинам ходить, ни убирать. Какие здесь милые, доброжелательные люди! Во всем идут мне навстречу. Попрошу газету, принесут любую. Телевизор поставили, видик. Так приносит мне кассеты. Честное слово — о лучших условиях я даже не мечтала. Так тоже считает, что жаловаться мне не приходится.
Честолюбивый Так, подумала Норма. Работает как часы. Какую великолепную подопытную морскую свинку он обрел в лице Петры. Раньше у него было их две. Одна умерла. Он хотел знать все до мельчайших нюансов о воздействии вируса на организм человека. Петра ему и демонстрирует. А идею и методику для создания вакцины создал и как бы завещал ему Том.
— Когда я представляю, что мне пришлось бы вернуться к прежней жизни, мне даже страшно делается, — сказала Петра.
Психологи называют подобное состояние «отмиранием раздражителей», подумала Норма. И поскольку отсутствуют внешние раздражители, пропадает и желание обладать чем-то и к чему-то стремиться. О чем, к примеру, рассказывали мне заключенные в тюрьмах? Те, кто получил пожизненное, и те, кого вот-вот должны были выпустить. Если получивший пожизненное просидел достаточно долго, он рассуждал в духе Петры. Они довольны. Всем довольны и ни на что не жалуются. Прелестей свободы им никто не предлагал уже столько времени, что они о ней и думать забыли. И не страдали от того, что сидят в одиночках, в неволе. Обзаводились каким-нибудь хобби. Рисовали. Мастерили. Дрессировали мышку. И жили с ней или хотя бы с канарейкой, как с близким другом. Каждому нужен кто-то живой… А те, кому предстояло вскоре выйти — все без исключения, — испытывали страх перед жизнью на воле.
— Конечно, — говорила Петра, — когда мы жили с Томом, я тоже не жаловалась. Но сколько было разных забот и хлопот! Сколько нервотрепки! А теперь Том умер. Со мной остался Так, он обо мне заботится, он мне только добра желает — и я довольна решительно всем.
11
Норма опоздала.
Когда она вошла в коридор, ведущий к комнате доктора Такахито Сасаки, она увидела Барски. Он стоял перед стеклянной стенкой в зеленом защитном костюме.
— Извини, Ян, я заболталась с Петрой.
— Так уже вышел.
— Вышел? Куда? — Она оглядела комнату.
— Сейчас он делает себе прививку.
— Как? Где?
— После опытов с мышками у него осталось достаточное количество вируса в виде аэрозоли. Вы знаете, мы обнаружили в выделениях Тома вирус и изолировали его. А потом поместили в питательную среду и сделали жидкие растворы, чтобы работать над вакциной. Так перелил жидкость в сосуд со специальным газом, и получилось нечто вроде аэрозоли — как в баллончиках-пульверизаторах. Когда он три дня назад переехал сюда, он поставил маленькую «бомбу-баллончик» в лабораторный холодильник. Сейчас он возьмет маленькую «бомбу» из холодильника, пойдет в одну из барокамер, сунет голову в специальное отверстие и впрыснет себе в рот все содержимое «бомбы». Это лучший способ инфицироваться. Через пару минут он вернется.
Барски умолк. Отошел от стеклянной стенки, прислонился к косяку двери. Лицо его казалось безжизненной маской.
Норма не спускала с него глаз. Я знаю, о чем он сейчас думает. Я думаю о том же. Чего ему пожелать Таку, чего пожелать самому себе? На что надеяться? Что вакцина подействует, Так выздоровеет и вирус окажется беспомощным перед вакциной?
Барски не шевелился. Смотрел и смотрел на пустую комнату Така.
Он рассказывал мне, что знаком с Таком много лет, подумала Норма. Они подолгу работали вместе. Вместе веселились, ругались и просиживали ночи напролет в лаборатории. Надеяться мне, молиться, чтобы вакцина подействовала и Так выздоровел? Что произойдет, если Так не выздоровеет? Она по-прежнему не сводила глаз с Барски. Он поймал на себе ее взгляд.
— Да?
— О чем вы задумались, Ян?
— А вы над чем?
— Над тем же самым, — сказала Норма.
Он ничего не ответил.
Что, если Так выйдет из клиники здоровым? Остальные похлопают его по плечу, поздравят, восхитятся его мужеством. Особенно обрадуется один из них — предатель. А если Так сам предатель? Но кто бы им ни оказался, он немедленно проинформирует своих, как всегда поступал до сих пор. Если Так выздоровеет и докажет тем самым действенность вакцины, они станут первыми обладателями оружия для Soft War.
Норма стала у стены рядом с Барски. Теперь она больше на него не смотрела.
А что, если вакцина не подействует? Тогда Так заболеет, подобно Тому, и никогда отсюда не выйдет. Как Петра. «Отмирание раздражителей». Так тоже будет говорить, что вполне доволен своим пребыванием здесь. Будет вести жизнь узника тюрьмы. Будет трудиться, как пчелка, не зная страданий, тоски и боли, лишившись агрессивности. Это будет жизнь с крайне ограниченными человеческими потребностями. Черт побери! Они просто обязаны найти вакцину! Чтобы сделать прививку всем, кто имеет дело с вирусом. Просто чудо, что пока никто, кроме Тома и его жены, не заболел. Несмотря на все меры предосторожности, в любую минуту это может случиться с каждым, в том числе и со мной. А получив вакцину, думала Норма, они дадут сверхдержавам шанс начать производство Soft War и до такой степени изменить личные качества людей, что их судьбами можно будет распоряжаться как угодно. Это будут довольные всем пожизненно заключенные в своих невидимых простому глазу камерах.
Она заметила, что Барски как-то странно взглянул на нее, но не стала придавать этому значение.
Остается выбор между большой бедой и сравнительно небольшой. Сравнительно небольшой бедой будет, если вакцина не подействует, если лекарство никогда не будет найдено и если с течением времени заболеет не только Так, но и все мы, здесь присутствующие. Может быть, еще несколько человек. Но не половина человечества. Не торопись! — подумала она. Кому позволено решать, в чем большая, а в чем меньшая беда? Ян наверняка размышляет сейчас о том же. Разве позволительно принимать решения подобного характера? Способен ли Ян желать того или иного исхода, молить Бога прийти на помощь? Способен ли он торговаться со своим Богом о болезни или выздоровлении отдельных людей? О чем говорил Беллман в Берлине? О двух путях, каждый из которых ведет в смертельную западню.
Не глядя на Барски, Норма коснулась его руки, слегка прислонилась к нему, потом прижалась покрепче. Сейчас они нужны друг другу. Им друг без друга не обойтись.
— Привет, друзья! — послышался голос Сасаки.
Норма подбежала к стеклянной стенке. Хрупкий японец вернулся в свою комнату, он потирал руки.
— Ну вот, я проглотил всю эту штуковину!
— Тьфу, тьфу, тьфу! — проговорил Барски, силясь улыбнуться.
Эх, бедолага, подумала Норма. А кто не бедолага в этом паршивом мире? Великие и могучие, подумала она. Будь они прокляты на веки вечные.
