Александр Авдеенко - Горная весна
— Домой я буду возвращаться с тяжеловесным поездом. До границы можете доехать
со мной на паровозе, убедитесь, как будет
работать наша «белоручка».
— Хорошо, поеду. Обязательно.
— Договоритисъ! — Олекса протянул руку Яношу Надю.
Из-под вагона выскочил Золтан Сабо. Размахивая своим черным беретом, он закричал:
— Шандор, Шандор!..
— Я здесь, Золтан. — Олекса выглянул в окно будки паровоза.
— Готово! Договорился! Я сформирую большой состав. Бегу!..
Он снова исчез под товарным вагоном.
Весть о том, что советский машинист вызвался постоянно водить за Тиссу тяжеловесные поезда, быстро разнеслась по станции. Интерес к этому событию был вполне естествен и закономерен для железнодорожников станции Тиссавара. На перевалочной базе тиссаварцы перегружали с поездов широкой колеи на узкоколейные поезда троллейбусы из Москвы, тюбинги для будапештского метро, самоходные запорожские комбайны, молотилки Ростсельмаша, люберецкие жатки, челябинские и сталинградские тракторы, станки «Красного пролетария», слитки донецкого чугуна, горловские врубовые машины для горного бассейна Печ, сложнейшие агрегаты для Сталинвароша, кокс и руду, марганец и автомобили.
Только богатый, щедрый друг, друг на всю жизнь, мог, посылать все это.
Был обеденный час.
К девятому пути, откуда должен был уйти за Тиссу тяжеловесный состав, вышло почти все рабочее население станции.
Больше всего людей было в голове поезда, у первого вагона, куда должен был подойти паровоз. Железнодорожники в обмундировании стального цвета и в огромных картузах. Русые, черные, золотистые головы девушек. Босоногие, в перекрещивающихся помочах мальчишки. Слесари в замасленных комбинезонах. Землекопы в помятых шляпах и жилетах поверх рубах, с засученными рукавами. Пограничники с карабинами и в табачных штанах навыпуск. Плотники в кожаных фартуках. Рыбаки со жгутами сетей на плечах и трубками в зубах…
Десятки, сотни глаз, полные любопытства, дружеского внимания и одобрения, смотрели на паровоз «ЭР 777-13», медленно подходивший на девятый путь со стороны восточных ворот станции.
Тут же, на восьмом пути, стоял безнадежно замурзанный паровоз Яноша Надя. Седоусый механик выглядывал из окна и мрачно дымил сигаретой.
Олекса помахал рукой:
— Прошу сюда, дядя Янош!
Венгерский механик, не дожидаясь вторичного приглашения, перекочевал на советский паровоз. Заняв скромное место в углу будки машиниста, он молча, не переставая дымить сигаретой, наблюдал за работой Сокача.
Все сверкало, все горело на «Галочке» в ярких лучах полуденного весеннего солнца. Все говорило о ее силе: черные клубы форсированного дыма над ее трубой, сдержанные, четкие выхлопы пара воздушного насоса, почти бесшумное движение ведущей оси.
Сокач осторожно, тщательно пропесочивая путь, осаживал паровоз.
Янош Надь высунулся в окно, пытливо смотрел на железнодорожный путь. Из труб, подведенных к трем осям паровоза, тонко струился песок, оставляя на рельсах золотистую дорожку. Это сделано для того, размышлял Янош, чтобы подготовить хорошее сцепление колес тяжеловесного поезда с рельсами. Интересно! До сих пор все венгерские машинисты пользовались песочницей только в дождь, в гололедицу, а этот, советский, и в сухую погоду пропесочивает рельсы. И не зря. Конечно же, не зря. Янош Надь по долголетнему опыту знал, что головки рельсов на станционных путях почти всюду и всегда загрязнены, замаслены. Именно здесь чаще всего буксует паровоз. Спросить бы, так ли думает и советский машинист… Нет, Янош Надь, старый механик, поседевший на локомотиве, не будет задавать никаких вопросов.
Олекса так аккуратно поставил «Галочку» во главе поезда, что водомерное стекло не показало ни малейшего колебания воды в котле.
В толпе, собравшейся проводить поезд, в ее первом ряду Сокач увидел составителя Золтана Сабо.
— Ну как, Шандор, не страшно? — спросил Золтан Сабо, кивая на состав, хвост которого пропадал где-то у западных ворот станции. — Не раздумал? — добавил он, сверкая белой полоской зубов и пощипывая свои усики. Олекса ответил не сразу, он изо всех сил старался быть спокойным, не показать, о чем думал. А думал он о Золтане Сабо: «Какой мерзавец! Как маскируется!»
Золтан Сабо по-своему понял сдержанность Сокача. Ему показалось, что советский механик не уверен в себе. Выражение озабоченности, тревоги и даже разочарования показалось на лице составителя.
— Конечно, не раздумал, — поспешил сказать Олекса. — Что за вопрос!
— Дай руку, Шандор! — Золтан широко размахнулся, с веселым звоном шлепнул ладонью по ладони Сокача и вручил ему овальную медную пластинку с латинскими, штампованными буквами. — Получай нашу гарантийную марку! Мою! Автоматчиков! Вагонных мастеров! Грузчиков! Всех рабочих и служащих станции Тиссавара. — Тихо, шепотом, он добавил: — Посылка на дне тендера, под водой. — Он еще раз размахнулся и ударил Олексу ладонью по ладони: — Пойдем принимать поезд!
Олекса и Золтан быстро, словно стараясь обогнать друг друга, шли вдоль состава.
Один — высокий, широкоплечий, плотный, русоволосый, с опущенными ресницами, с застенчивым выражением очень юного и очень красивого лица. Другой — высокий, сутулый, верткий, скрывающий свою худобу огромными ватными плечами безукоризненно сделанной форменной тужурки, с приглаженными, напомаженными волосами, с модными усиками, с откровенно хвастливым выражением лица: «Смотрите, смотрите, с кем я иду… И вы знаете, что он собирается совершить? Чудо! А кто его организовал? Я, Золтан Сабо. Да, представьте, я! Можете меня поздравить».
После осмотра поезда они вернулись к паровозу. Народу заметно прибавилось. Появился даже оркестр с новенькими белыми трубами. Над толпой развевался трехцветный национальный флаг и советский красный. На земле лежали велосипеды, брошенные так небрежно, словно они уже никогда не могли понадобиться их владельцам. В кузове грузовика стояли пионеры в темносиних с белой полоской шапочках, в белых рубашках с синими галстуками, узлы которых были перехвачены красными кольцами. В руках у каждого пионера — трехцветный флажок с изображением кирки. Мальчики и девочки подняли их над головами и дружно приветствовали Сокача:
— Элоре, пайташок!
Олекса по смыслу возгласа — «Вперед, друзья!» — и по его торжественному звучанию понял, что это боевой клич пионеров.
— Все в порядке? — подойдя к паровозу, спросил главный.
Десятки людей молча, глазами, беспокойным выражением лиц повторили этот вопрос.
Сокач кивнул головой и поднялся на паровоз.
— Что делается, что делается! — взволнованно пробормотал Иванчук. — Как в нас верят! Да если мы на вытянем такую махину на подъем и растянемся, так это же будет позор на весь мир.
Сокач посмотрел на кочегара, потом на манометр, на водомерное стекло. Воды и пара в котле было достаточно. В топке бушевало белое пламя. Воздушный насос работал нормально.
Гул на путях затихал. Праздничная толпа придвинулась к паровозу. Сотни людей ждали, как «ЭР 777-13» тронет с места такой необыкновенно длинный к тяжелый поезд, как поведет его на подъем, к мосту через Тиссу.
Автоматчик выдал справку о тормозах. Начальник станции собственноручно вручил путевую телеграмму из Явора. Главный дал свисток.
Над толпой затрепетали платки, кепки, шляпы, трехцветные флажки. Духовой оркестр грянул марш. Послышалась дробь пионерских барабанов. Юные голоса закричали: «Элоре, пайташок!» И все это было вдруг заглушено гудком паровоза. Что это был за гудок! Мощный и нежный. Протяжный и в то же время резкий, как вспышка молнии. Ликующий и властно зовущий.
— Ишь, как запела наша «Галочка»! — проговорил Иванчук. — Гимн, а не гудок.
— Гудок как гудок, — проворчал Сокач.
Сжав зубы так, что скулы окаменели; он отпустил реверс вперед на все зубья и осторожно открыл регулятор на малый клапан. Состав тронулся легко, плавно. Длинная линия автоматического сцепления растягивалась равномерно, почти без всякого грохота.
Сокач внимательно следил за выхлопами в трубу. Они были редкими, напряженными, полнозвучными. В них, в этих — выхлопах, чувствовалась уверенная сила паровых машин, действующих в строгом соответствии с возможностями ходовой части и рельсового пути.
Выхлопы в трубу стали чаще, менее напряженными, почти свободными.
И только теперь Олекса перевел дыхание, вытер мокрый лоб, выглянул в окно.
С земли донеслось певучее, тонкоголосое:
— Элоре, пайташок!
Поезд пошел мимо пионеров, мимо брошенных велосипедов.
Вырвавшись на простор, Сокач открыл регулятор на большой клапан, а реверс подтянул до четвертого зуба.
Локомотив теперь шел на самом экономичном ходу: с минимальным расходом пара и топлива. Несмотря на это, скорость не снижалась.
