Дэниел Сильва - Под конвоем лжи
— Замечательное достижение, капитан Фогель. Вы заслуживаете поощрения.
— Благодарю за высокую оценку, герр рейхсфюрер.
— Ваш агент в Лондоне — женщина.
Фогель промолчал.
— У меня всегда было впечатление, что адмирал Канарис не доверяет агентам-женщинам. Что он считает, будто они слишком подвержены эмоциям для того, чтобы вести тайную работу, а также что им не хватает необходимой объективности.
— Могу заверить вас, герр рейхсфюрер, что агент, о котором идет речь, не обладает ни одним из этих недостатков.
— Должен признаться, что я сам не слишком одобряю практику направления агентов-женщин во вражеский тыл. Руководство разведслужб настаивало на засылке женщин в Париж. Но, боюсь, после ареста женщин ждет точно такая же судьба, как и мужчин. Я решительно утверждаю: то, что женщинам приходится переносить такие страдания, по меньшей мере прискорбно. — Он сделал паузу, выждал, пока пройдет приступ тика, от которого у него подергивалась щека, и глубоко вдохнул холодный воздух. — Ваше достижение еще более замечательно, потому что вам удалось добиться успеха, несмотря на то, что вы подчинялись адмиралу Канарису.
— Я не уверен, что понял вас, герр рейхсфюрер.
— Я хочу сказать, что дни службы адмирала в абвере сочтены. В последнее время мы очень недовольны его работой. Он, в лучшем случае, некомпетентен. А если мои подозрения верны, то он предал фюрера.
— Герр рейхсфюрер, я никогда не...
Гиммлер взмахом руки приказал ему замолчать.
— Я знаю, что вы питаете определенную лояльность к адмиралу Канарису. В конце концов, своей быстрой карьерой в абвере вы обязаны лично ему. Но ни один аргумент, который вы могли бы найти, не изменит моего мнения о Канарисе. И... Вы ведь разумный человек. Спасая тонущих, следует проявлять большую осторожность. Иной утопленник может утащить с собой на дно и своего спасителя.
Фогель был ошарашен. Он не нашелся, что сказать в ответ. Лай собак постепенно удалялся и в конце концов смолк. Усилившийся ветер кидал снег на дорожку, и четкая граница, отделявшая проход от целины под деревьями, исчезала прямо на глазах. Фогель ни с того ни с сего подумал: а интересно, далеко ли заложены мины? Повернув голову, он взглянул на пару эсэсовцев, беззвучно двигавшихся вслед за ними на расстоянии пяти-шести метров.
— Сейчас февраль, — вновь заговорил Гиммлер. — Я могу предсказать с определенной долей уверенности, что адмирал Канарис будет уволен уже скоро, возможно, даже к концу этого месяца. Я намереваюсь объединить все охранные и разведывательные службы Германии, в том числе и абвер, под своим руководством.
«Абвер под управлением Гиммлера? — подумал Фогель. — Это было бы смешно, если бы только он не говорил абсолютно серьезно».
— Мне представляется, что вы очень способный человек, — продолжал Гиммлер. — Я хочу, чтобы вы остались в абвере. Конечно, со значительным продвижением по службе.
— Благодарю вас, герр рейхсфюрер. — Фогелю показалось, что эти слова за него произнес кто-то другой.
Гиммлер остановился.
— Сегодня холодно. Пожалуй, пора возвращаться.
Они прошли мимо охранников, которые стояли на месте, пока их патрон вместе со своим спутником не удалились за пределы слышимости.
— Я рад, что нам удалось достичь согласия по поводу продления срока пребывания агента в Англии. Я думаю, что при нынешнем стечении обстоятельств это самое благоразумное решение. И кроме того, герр Фогель, разумный человек никогда не позволит личным чувствам влиять на принятие деловых решений.
Фогель остановился и взглянул в совершенно пустые глаза Гиммлера.
— Что вы хотите этим сказать?
— Прошу вас, не считайте меня за дурака, — поморщился Гиммлер. — На прошлой неделе бригадефюрер Шелленберг провел некоторое время в Мадриде — по совсем другому делу. Он встретился там с вашим другом — неким Эмилио Ромеро. А сеньор Ромеро рассказал бригадефюреру Шелленбергу все подробности о самом дорогом вашем имуществе.
«Будь он проклят, этот Эмилио, за то, что продал меня Шелленбергу! — выругался про себя Фогель. — Будь проклят Гиммлер за то, что сует свой нос, куда его не просят!»
Охранники из СС, казалось, почувствовали, что в беседе возникла напряженность, потому что бесшумно приблизились на два-три шага.
— Я понимаю, что она очень красива, — сказал Гиммлер. — Вероятно, очень трудно отказаться от такой женщины. Очень соблазнительно было бы доставить ее домой и спрятать в каком-нибудь укромном месте. Но она должна оставаться на своем месте — в Англии. Вам ясно, капитан Фогель?
— Да, герр рейхсфюрер.
— У Шелленберга есть свои недостатки: высокомерие, излишнее пристрастие к роскоши да и это чрезмерное увлечение порнографией. — Гиммлер пожал плечами. — Но он умный и умелый офицер, хорошо знающий, что такое руководить разведкой. Я уверен, что вам понравится работать с ним в более тесном контакте.
Гиммлер резко повернулся и ушел. Фогель остался стоять. Ему внезапно стало настолько холодно, что он задрожал всем телом.
* * *— Вы выглядите не слишком хорошо, — сказал Канарис, когда Фогель вернулся к автомобилю. — Я обычно чувствую себя примерно так же после бесед с нашим птицеводом. Но должен заметить, что мне удается лучше скрывать свое состояние, чем вам.
По двери машины заскребли собачьи коготки. Канарис открыл дверь, собаки вскочили в салон и устроились в ногах у Фогеля. Канарис стукнул костяшкой пальца по стеклянной перегородке. Мотор заворчал, и автомобиль, хрустя шинами по снегу, покатил к воротам. Когда яркий свет прожекторов исчез и машина погрузилась во мрак ночного леса, Фогель почувствовал, как владевшее им нечеловеческое напряжение начало понемногу спадать.
— Вы сегодня произвели оч-чень большое впечатление на маленького капрала, — сказал Канарис с нескрываемым презрением в голосе. — А как насчет Гиммлера? Вы не забыли воткнуть в меня хотя бы парочку кинжалов, пока прогуливались с ним при лунном свете?
— Герр адмирал...
Канарис наклонился и положил ладонь на руку Фогеля. В его льдистых голубых глазах мелькнуло выражение, какого Фогель никогда еще не видел.
— Будьте осторожны, Курт, — сказал он. — Вы играете в опасную игру. Очень опасную.
С этими словами Канарис откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и сразу же заснул.
Глава 39
Лондон
Операции поспешно присвоили кодовое название «Литавры» — кто выбрал это слово и почему, Вайкери не знал. Операция была слишком сложной и слишком секретной для того, чтобы управление ею могло осуществляться из его тесного кабинетика на Сент-Джеймс-стрит, возле которого к тому же все время толпился народ. Поэтому в качестве командного пункта был избран величественный георгианский особняк на Вест-Хэлкин-стрит. Гостиная была преобразована в оперативный штаб, оснащенный дополнительными телефонами, радиостанцией и прикрепленной к стене крупномасштабной картой Большого Лондона. Находившуюся наверху библиотеку превратили в кабинет для Вайкери и Гарри. Имелся в доме и черный ход, который предполагалось использовать для наблюдателей, и кладовая, набитая продуктами. Машинистки вызвались заняться стряпней, и Вайкери, попавший в свою новую штаб-квартиру ближе к вечеру, был приятно изумлен ароматом тостов, бекона и шкварчанием готовившегося на газовой плите жаркого из баранины.
Один из наблюдателей проводил его наверх, в библиотеку. В камине горел уголь, воздух был сухим и теплым. Вайкери не без труда выбрался из промокшего плаща, повесил его на плечики, а плечики зацепил за верх дверной створки. Одна из девушек принесла ему чайник, и он налил себе чашку. Вайкери был физически и морально измотан. Он очень плохо спал после допроса Джордана, а надежда вздремнуть в автомобиле оказалась тщетной, так как Бутби предложил поехать в офис вместе с ним, чтобы поговорить дорогой.
Общее руководство операцией «Литавры» осуществлял Бутби. Вайкери должен был управлять действиями Джордана и обеспечивать наблюдение за Кэтрин Блэйк. Одновременно ему надлежало предпринять меры для обнаружения остальных агентов сети и выяснить, каким образом, помимо радио, они осуществляют связь с Берлином. Бутби также выполнял обязанности координатора операции с Двадцатым комитетом — межведомственной группой, планировавшей все действия по «двойному кресту» и получившей свое название только потому, что символ «двойного креста» был точно таким же, как обозначение двадцатки римскими цифрами: XX. Бутби и Двадцатый комитет должны были подготовить дезинформирующие документы для портфеля Джордана и договориться о включении «Литавров» в состав «двойного креста» и операции «Конвой». Вайкери не спрашивал о характере дезинформации, а Бутби ничего не говорил ему. Вайкери понимал, что это означало. Он обнаружил существование новой немецкой сети и проследил утечку до ее источника — Джордана. Но теперь Бэзил Бутби вознамерился все заслуги приписать себе, а своего подчиненного, проделавшего огромную работу, отодвинул на второстепенную роль.
