Герман Матвеев - Тарантул
«Значит, ошибся, — с огорчением думал Трифонов. — Упустил и второго. Не везет».
Он уже собирался покинуть свой пост, когда услышал шорох. По дорожке кто-то шел. Трифонов вытянул шею и затаил дыхание. Человек приближался к повороту.
«Он!»
Несмотря на полумрак, Трифонов сразу узнал посетителя аптеки. Финка, очки, «светлячок». Мужчина шел быстро. На повороте он остановился, огляделся и, никого не видя, крупными шагами направился по дорожке. Свернул у железной оградки, над которой возвышался белый мраморный крест. Трифонов подался вперед. Голова мужчины мелькнула темным силуэтом на фоне часовни, показалась еще раз за низким кустарником и исчезла.
Был момент, когда хотелось ринуться вперед, срезать угол и, прячась за кустами, двигаться за человеком, но какая-то сила удержала.
«Нельзя! Может заметить».
Только сейчас Трифонов почувствовал, как тяжело он дышит и как бьется сердце. Видимо, подолгу задерживал дыхание и сам этого не замечал.
«Вот, значит, какие дела, — с глубоким вздохом подумал он. — Будем считать, что опять упустил, но зато теперь на верном следу. Делаем вывод. Где-то здесь, на кладбище… Прячут они тут что-нибудь или сами прячутся?» — размышлял про себя разведчик, прислушиваясь к доносившимся отовсюду звукам.
Справа, за складами, по Шлиссельбургскому шоссе изредка проходили машины, далеко за спиной посвистывал паровоз, но все эти звуки были живыми, знакомыми и не имели никакого отношения к «могильной тишине». На кладбище стоял какой-то особенный покой, и ни шелест падающих листьев, ни ветер, шуршащий ветвями, не нарушали, а скорее подчеркивали его.
18. Гость приехал
Лена затеяла стряпню. Среди продуктов, привезенных Константином Потапычем Каратыгиным, было немного муки, а значит, можно испечь пирог. В начинку она решила использовать картофель и оставшуюся банку американской консервированной колбасы. По поводу этой колбасы было много разговоров среди женщин. Некоторые утверждали, что это мясо ондатры (водяной крысы), другие говорили, что это конина, и даже мясо слонов. Так это или не так, Лена не знала, но консервы ей тоже не нравились. Они были слишком соленые, обезжиренные; и ели их только потому, что другого ничего не было.
— Пользуются случаем — наживаются, — рассуждали хозяйки между собой. — Для кого война — горе, а для кого и радость. Доходы большие…
— Вот и сахар ихний совсем не такой… На вид и красивый, и мелкий, и чистый, а сладости в нем куда меньше, чем в нашем.
— Это потому что тростниковый. А наш из свеклы делается.
— А сало у них ну совсем как вазелин! И вкуса никакого.
— Техники много, вот и делают всякие эрзацы. Лишь бы денег нахватать побольше.
Девочка прислушивалась к этим разговорам и понимала, что женщины упрекают не американских рабочих или фермеров, а капиталистов. Представление о капиталистах у Лены было довольно смутное. Ей казалось, что капиталист — это не живой человек, а какая-то бессердечная машина-чудовище, что-то вроде робота, о котором однажды рассказывал в школе учитель.
Вот и сейчас. Открывая банку консервов, она думала об этом «механическом человеке». Всякая машина нуждается в питании: в бензине, керосине, угле, дровах, нефти. А чем питается «капиталист»?..
— Аля! Что ты делаешь?
От неожиданности Лена вздрогнула. Занятая своими мыслями, она не слышала, как на кухню пришел Миша.
— Фу! как ты меня напугал, Коля!
— Это что? — снова спросил Миша.
— Это спрос! Кто спросит, тому в нос.
— Нет, верно?
— Это будет начинка.
— А зачем?
— Начинка для пирога. Ты любишь пироги?
— Конечно… А помогать тебе не надо?
— Нет. Иди лучше учи уроки.
— Я уже все сделал.
— Ты мало занимаешься, Коля. Тройку схватил позавчера.
— Это потому, что я пропустил. Исправлю, — ответил Миша, поворачивая голову.
В гостиной звонил телефон.
— Слышишь? — предупредила Лена.
— Опять, наверно, не туда попали, — проворчал Миша, неохотно отправляясь в гостиную.
Последние дни телефон довольно часто давал о себе знать, но звонки были ошибочные. То спрашивали поликлинику, то райкоммунотдел.
— Это кто? Коля Завьялов? — услышал Миша знакомый голос.
— Я! Это я, дядя Ваня, — обрадовался Миша. — Давно вы не звонили. Мы уж думали, что вы позабыли про нас.
— Как же я могу забыть своих племянников! Ну что у вас там нового?
— Ничего особенного. Аля пирог собралась печь, а я уроки учил.
— Ну вот что, Колюша… Гость наш приехал. Думаю, что скоро будет у вас.
— Ну-у… приехал, значит… А давно?
— Вероятно, сегодня. Мне только что сообщили.
— Вот и хорошо. А то ждем, ждем…
— Да, да… Говорить нам, я думаю, не о чем. Все уже сказано, и я уверен, что вы все запомнили… Про шкаф не забывайте… Пока что до свиданья, Колюша. Передай привет сестренке.
Последние три дня. Миша совсем успокоился, и в голову иногда закрадывалась даже мысль о том, что Мальцев вообще не приедет. Предупреждение Ивана Васильевича сильно взволновало. Опять, как и раньше, тревожно забилось сердце.
«Да что это я! Привыкнуть давно пора, — успокаивал он себя. — Ну, приехал и приехал… Подумаешь, важность какая! Не съест».
— Аля! Тебе привет! — громко и весело сказал Миша, возвращаясь на кухню.
— От кого?
— Угадай!
Лена отряхнула руки от муки, мизинцем поправила волосы, перемазав при этом висок, и вопросительно уставилась на Мишу. От кого она могла получить привет? Может быть, от Анны Захаровны? Но ведь она не знает номер телефона…
— Ну от кого?
— От Григория Петровича Мальцева. Приехал в Ленинград и скоро прибудет сам.
— Ты шутишь!
— Насчет привета шучу. Привет просил передать дядя Ваня. А Григорий Петрович действительно приехал. Но мы об этом, конечно, ничего не знаем. Иван Васильевич предупредил, чтобы мы были наготове.
— Ой! Мне уж надоело быть наготове, — со вздохом призналась Лена. — Ждем, ждем, и все время наготове.
— Ничего, Алечка. На фронте тоже иногда подолгу ждут, и тоже, наверно, не сладко.
— Я понимаю, — протянула Лена. — Ну, а как же теперь с пирогом?
— А что?
— Делать или не стоит?
— А почему не стоит? Делай.
— Тогда надо плиту затапливать.
Топить печи было на обязанности Миши, и делал он это хорошо, как опытный кочегар. Дрова у него разгорались быстро и дружно. Лена приготовила начинку и взялась за тесто. Оба работали молча, думая о предстоящей встрече с человеком, ради которого затеяна вся эта инсценировка.
И вот наконец раздался звонок в прихожей.
Миша взглянул на побледневшую девочку и с улыбкой кивнул головой.
— Значит, дождались. Ничего, Аля. Все будет в порядке. Помнишь, как сосед говорил: «Будем жить да поживать да поглядывать»?
С этими словами он неторопливо встал и отправился в прихожую.
— Кто там?
— Профессор Завьялов дома?
— Нет. Папа в командировке, — сказал Миша, открывая дверь.
На площадке лестницы стоял гость. Миша узнал его сразу. По описанию Ивана Васильевича он именно таким и представлял Мальцева. Невысокий, коренастый, немолодой мужчина внимательно смотрел на него, чуть прищуривая близорукие глаза. И взгляд этих глаз был серьезный, добрый, чуть насмешливый. Возле его ног стоял большой чемодан, а через левое плечо перекинут туго набитый рюкзак.
— В командировке? — с удивлением переспросил Мальцев. — И давно он уехал?
— Нет… Тринадцатого или четырнадцатого…
— А куда он уехал?
— В Москву… А вы кто будете?
— Моя фамилия Мальцев.
— О-о! Григорий Петрович! — обрадовался Миша, — А мы вас ждем…
— Кто это «мы»? — спросил гость.
— Мы с Алей… Папа читал нам ваше письмо. Он просил извиниться. Его срочно вызвали в главк с каким-то отчетом. Но он постарается вернуться в этом же месяце. Заходите, Григорий Петрович…
Был какой-то момент, когда Мальцев колебался, и это выражение Миша уловил в его глазах.
О чем размышлял этот человек? Что его обеспокоило? Почему он нерешительно взял чемодан и сейчас же поставил его обратно? Может быть, короткий разговор с Мишей показался ему подозрительным и он почувствовал какую-то фальшь в его тоне?
— В командировке… Как это все неудачно складывается! — спокойно произнес Мальцев. — Вряд ли мне удобно останавливаться у вас.
— А почему? Места у нас хватит. Вам даже отдельная комната приготовлена.
— Даже комната… — повторил гость.
— Коля! Кто там пришел? — крикнула Лена, выходя в прихожую.
— Григорий Петрович приехал.
— А-а! Приехали! Здравствуйте! — радостно заговорила Лена, торопливо вытирая руки. — А мы ждали вас! Папа сказал, что вы друзья… Очень рады… Проходите, пожалуйста! Извините, что я в таком виде… Я стряпаю.