Сирийская жара - Ирина Владимировна Дегтярева
— Стефанович, — буркнул Егоров, чувствуя копчиком, что сейчас ему выцарапают глаза в две руки и в две рыжих мохнатых лапы.
— Так вот, дорогой Василий Стефанович, я вас позвала не переводчика обсуждать, а содержание интервью. Вернее, нескольких странных фраз. Ну если вы не уловили сути, то нет смысла тратить ваше драгоценное время.
При этом Меркулова продолжала сидеть, хотя тон и смысл сказанного подразумевал, что она вознамерилась проводить гостя до порога. Но Вася словно прирос к дивану.
— Хорошо, дорогая Олеся…
— Николаевна, — с улыбкой подсказала Меркулова, уловив изменения в тоне гостя.
— Дорогая Олеся Николаевна, начнем сначала. У вас ведь есть диктофонная запись?
— Угу.
— Хорошо бы мне стать ее счастливым обладателем.
— Могу включить.
— Нет, мне бы ее с собой забрать.
— А там ничего интересного, — беспечно махнула рукой Олеся. — Перевод ведь у вас в руках.
Василий вздохнул и снова принялся читать, пытаясь понять, что от него вообще хотят? И Ермилов, и эта журналистка.
— Включите, — распорядился он.
В темноте комнаты раздались шорохи, голоса на заднем фоне на незнакомом языке, затем заговорил хрипловатый голос. «Ни бельмеса не понятно», — покивал Вася, изображая глубокую задумчивость.
— Кто из них кто? — наконец не выдержал Егоров, знаком показав, что можно остановить запись. — Хриплый это кто?
Олеся замялась, не зная, может ли она называть фамилию Горюнова даже Егорову. Годы общения с Ермиловым научили ее подобной осмотрительности, хотя сам Ермилов и сомневался в ее рассудительности.
— Переводчик, — вышла она из положения.
— Тот же самый? — он тряхнул бумагами с письменным переводом.
— Нет конечно. Тот переводил в Сирии. А этот уже здесь. Если ваш начальник сочтет нужным, он расскажет, кто был первым.
Егоров и сам уже догадался. Сопоставил три факта — великолепное знание языка, знакомый голос (его несколько раз Василий слышал по телефону — у Ермилова слишком громкий динамик в мобильном) и дружба с шефом. Все указывало на Горюнова, бывшего уже легендой сначала нелегальной службы СВР, а теперь и УБТ ФСБ, куда он попал, став «погорельцем».
— Допустим, — Вася тоже не произнес фамилию общего знакомого. — Зачем вам понадобился второй перевод? Переводчик тоже кто-то из наших?
— Не из ваших. А первый перевод — не полный. Переводил «ваш» человек как бог на душу положит. Вернее, так, как ему заблагорассудится. Вышел уже в эфир тот, первый вариант. Я решила вернуться к материалу и обнаружила некое несоответствие.
— А вы можете поручиться за достоверность второго перевода? Насколько он квалифицированный специалист?
— Мы ходим по кругу, а вы пытаетесь выведать у меня фамилию переводчика.
— Не помешали бы его установочные данные, — пробормотал Егоров. — Он надежный человек?
— Какая разница? — Олеся вздохнула, и пламя свечей затряслось, словно от смеха. — Это не секретное интервью. Иначе бы ваш начальник отобрал его у меня сразу же, еще там, в Сирии.
Егоров покивал. Он не хотел выглядеть профаном, но все же спросил:
— Может, я чего-то не знаю, а что вас, собственно, в этом дополнительном переводе смущает? Мало ли по какой причине «наш» переводчик скорректировал слова курда.
— Да не интересует меня его мотивация! — начала раздражаться Олеся. — Прочтите еще раз. Только не обращайте внимания на лирические отступления.
Василий перечитал и наконец начал понимать, к чему клонит Меркулова. «Доктор». Да, определенно это ключевое слово, проскочившее вроде как мимоходом. В нем содержится какой-то смысл, если переведено правильно. А если нет?
— Я возьму этот перевод? — спросил Егоров, никак не демонстрируя свою догадку. — И нужна сама диктофонная запись.
— Зачем она вам? — Олесе стало скучно. Ермилов схватывал на лету все ее полунамеки, а этот «богатырь с печки» туповат. Или прикидывается? Меркулова решила проверить: — Вы же ничего не услышали настораживающего, так незачем и диктофон брать.
Раздраженный Егоров свернул письменный перевод и бесцеремонно сунул во внутренний карман пиджака.
— И все-таки дайте, — попросил он нехотя.
— Вы не доверяете второму переводу и хотите перепроверить? — разоблачила его Олеся. — Напрасно! Доктор, он и в Африке доктор. На всех языках. Вы ведь на это слово обратили внимание?
— Он вообще адекватный, тот курд? — не стал отвечать Вася, торопливо опуская диктофон в тот же карман. — Может, контуженый?
— Его не сделали бы командиром, — Меркулова пожала плечами, ее подмывало взять с парня расписку, но она не стала перегибать палку и даже решила проявить гостеприимство: — Чайку выпьете?
— В следующий раз, — Егоров встал и начал пятиться из комнаты, выискивая глазами Котовского, чтобы рыжий не напал со спины.
Вася выбрался из квартиры с предосторожностями, вышел из подъезда и с облегчением вдохнул влажный весенний вечерний воздух. Сюда он ехал в надежде под благовидным предлогом свинтить домой пораньше после встречи с журналисткой, проигнорировав обычное вечернее совещание.
Но теперь изменил решение и через сорок минут уже шел по длинному коридору дома два к кабинету, который делил с капитаном Леней Говоровым. Сосед где-то ходил, заперев кабинет, но раз на месте его зимние сапоги, в которые мерзлявый Леня облачается, когда едет домой, значит, скоро вернется.
У Василия на письменном столе стоит модель автомата Калашникова, искусно выполненная из бронзы и дерева, оставшаяся со времен его работы в Ижевске. Он начинал свою службу в Удмуртии, в том числе и в концерне «Калашников», работая в отделе экономической безопасности
