Хандра - де Вилье Жерар
А также — что запрещается вести бунтарские разговоры против нового правительства.
Свободное и суверенное государство Бурунди не шутило с честью. Хотя большая часть его граждан жила голой в непроходимых джунглях и никто толком не знал, кто управляет страной, голос Бурунди в ООН строго учитывался при каждом голосовании.
Рука Малко уже коснулась двери, ведущей в зал аэровокзала, когда новый окрик солдата заставил его застыть на месте.
— Вас не обыскали!
Безучастный, он повернулся с подобием улыбки.
— Как же, это только что было сделано.
— Поставьте ваш чемодан и раздевайтесь.
Он не подозревал, что русые волосы отождествляли его в глазах негров с фламандцем, представителем породы белых, которую они ненавидели больше всего.
Теперь вокруг него было трое солдат и один сержант. Малко вспомнил то, о чем ему говорил Аллан Пап в Найроби, рассказывая о Бурунди.
«Это страна дураков. Если хотите остаться в живых, то всякий раз, когда какой-нибудь солдат с ружьем требует от вас чего-либо, сделайте это. Все что угодно».
Малко уже снимал свою куртку, когда белый, который пробормотал ему свое мнение о неграх, подошел вместе с туземным лейтенантом. Ему объяснили, в чем дело. Тот повернулся к Малко и вежливо поприветствовал его.
— Какое удовольствие принять иностранца, — сказал он.
Короткой фразой на кирунди он отпустил солдат. Теперь все четверо смеялись во весь рот. Малко поблагодарил, поставил крест на своих носках и вышел.
Вязкий запах витал в холле «аэровокзала», длинной конструкции из дерева и листового железа. Всего одна касса, представляющая иностранные компании, к тому же закрытая. Уже давненько на небольшую площадку, отвоеванную у леса, садились одни лишь ДС-6 «Эр Конго». Вышка командно-диспетчерской службы походила на водонапорную башню и имела не намного большую эффективность. С тех пор, как произошла революция, ею ведали военные.
Малко остановился на секунду. Повсюду, даже на полу, спали негры. В одном из углов был даже один мужчина с повязками, набухшими от крови, который носил ребенка, подвешенного к животу, как громадная пиявка.
Недавно в стычках между уту и тутси были ранены десятки человек.
Из крошечного бара местная красавица с вожделением рассматривала русые волосы Малко. Ее бубу с оборками, разрисованное швейными машинками, плотно облегало такие возбуждающие ягодицы, что они казались нереальными. В качестве знака внешнего великолепия она воткнула в свои торчащие волосы несколько шпилек «Бик».
Пышнозадая Венера подарила ему широкую улыбку. Ему некогда было ответить на такое проявление интереса: оба громкоговорителя в холле хрюкнули, раздался непонятный шум, и мужской голос объявил: «Сейчас будет говорить президент Симон Букоко».
Его прервал сердитый голос, видимо, голос Президента, который обратился к слушателям на певучем французском, официальном языке Бурунди:
«Мне очень, очень неприятно. Мой гнев не знает границ. Я решительно запрещаю чиновникам „заваливать“ девушек в помещениях правительственных учреждений. Не исключено, что я прикажу расстрелять подобных людей».
Неожиданно перейдя на незнакомый Малко диалект — урунди, — он продолжал вопить. С трудом подавив неудержимый смех, Малко огляделся: негры слушали, боязливо застыв по стойке «смирно», серьезные, как папа римский. Он воспользовался этим, чтобы улизнуть, перешагнув через двух ящериц, которые загораживали выход.
Ему на плечи упал влажный воздух. Несмотря на поздний час, температура была еще около тридцати градусов. Начинался сезон дождей и внезапных ливней. Обычно к шести часам вечера лес был мокрым.
Пока он искал глазами такси, свора полуодетых негритят крутилась вокруг его чемодана. Потеряв терпение, он вручил его самому сильному. Прошел здоровенный негр в плавках с американской каской пожарника. Он тащил за собой огнетушитель на колесиках.
— Бвана, такси?
Этот негр был одет по-европейски: брюки из серого полотна, красная куртка и рубашка, вышитая гибискусами. Не имея жилета, он прикрепил один конец огромной никелированной цепочки для часов к одной из пуговиц гульфика, что сильно вредило достоинству ансамбля.
— Какая лучшая гостиница в Бужумбуре? — спросил Малко.
Негр покачал головой:
— Бвана, есть только «Пагидас», очень хорошо.
— Хорошо, поехали в «Пагидас».
Группа черных десантников с любопытством смотрела на Малко. Им было скучно. Не стоило давать им повод развлечься за свой счет. Он нырнул в «крайслер империал» 1948 года и, чтобы избавиться от ребят, бросил им горсть конголезских монеток. Убийца из самолета исчез. Чихнув, «крайслер» тронулся с места. По африканской привычке, рядом с шофером сел другой негр, и автомобиль покатил по импозантной автостраде, ведущей из аэропорта. Малко вздохнул, покачиваясь на продавленном сиденье «крайслера».
Никогда он не пускался в такие авантюры. Можно подумать, что ЦРУ решило избавиться от него. Здесь, в Бурунди, был другой мир, иррациональный и непредсказуемый.
Через пятьсот метров сверкающая автострада, обсаженная бугенвиллями, превратилась в проселочную дорогу из красного латерита. Со всех сторон лес. Фары высвечивали сухую землю, колючие деревья и кустарники. Согласно карте, до Бужумбуры было 25 километров. Между деревьями уходили вдаль более мелкие тропы, ведущие к невидимым деревням. Как и везде в тропиках, температура не изменилась ни на градус, несмотря на наступление ночи.
Неожиданно Малко подбросило к крыше: «крайслер» только что влетел в огромную яму. Обернувшись, веселый шофер сказал:
— Бвана, дорога плохая.
Можно было и не говорить. Напрасно негр лавировал до тошноты: примерно каждые пятьсот метров очередной толчок бросал Малко на другой конец сиденья. А ведь это была одна из главных дорог Бурунди...
Чтобы преодолеть 25 километров до Бужумбуры, им потребовался целый час. Вначале показались ряды саманных или кирпичных халуп, освещенных ацетиленовыми горелками, кишащих крикливыми и беспокойными неграми. То тут, то там виднелись «магазини», подобие жалких базаров, где продавали гвозди, мыло, мотыги, керосин, галстуки «бабочка» и фальшивые драгоценности. Малко также заметил неоновые вывески с поэтическими названиями: «Под лунным светом», «Кафе сумерек». В большинстве из этих бой-дансингов мужчины танцевали сами с собой. Не из педерастии, а потому, что их жены были слишком заняты домашними делами, чтобы прийти туда поразвлечься...
Щеголихи в бубу подозвали такси. Через опущенное стекло шофер ответил им непристойным жестом и рассмеялся.
В центре Бужумбуры движение стало более интенсивным; «крайслер» объехал большую площадь и остановился перед гостиницей «Пагидас». Была освещена лишь одна сторона авеню Упрона. Малко поинтересовался почему. Шофер объяснил: в целях экономии.
Гостиница представляла собой современную семиэтажную постройку с большим холлом, полным зеленых растений. Едва выйдя из такси, Малко почувствовал, что горло у него перехватило от вони. Вся Африка пахнет, но здесь было нечто особое. Помои не вывозили с начала революции. Одно такси с четырьмя трупами три дня оставалось в центре авеню Упрона, и никто не обеспокоился.
Перед гостиницей медленно проехал джип с опущенным ветровым стеклом, набитый солдатами свирепого вида. Они играли в войну. Некоторые, несмотря на форму, намалевали на лице племенные знаки войны. Странно.
Малко пробрала дрожь в ледяном воздухе холла. Кондиционеры работали на всю катушку. Все служащие были неграми. Не говоря ни слова, ему протянули карточку для заполнения. Когда он увидел цену, ему показалось, что тут ошибка: шестьдесят долларов.
— Это шесть долларов? — спросил он. Негр покачал головой.
— Нет, патрон, шестьдесят. Цены назначил президент Букоко.
Это называют непосредственной демократией.
Малко улыбнулся, представив себе бухгалтеров ЦРУ, когда они увидят финансовый отчет о расходах. За эту цену в Нью-Йорке можно было нанять квартиру в Уолдорфе с дюжиной горничных.
