Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
Моррис Панов приблизился к перекрестку. Он был взволнован странным телефонным разговором, который состоялся десять минут назад. Панов пытался вспомнить детали плана, которому был обязан следовать, и опасался лишний раз взглянуть на часы, чтобы узнать, достиг ли условленного места к назначенному времени, — ему велели не смотреть на часы на улице... И почему они не могли сказать «быть приблизительно во столько-то» вместо этого несколько нервирующего «в назначенное время», словно предстоит захват Вашингтона. Тем не менее, Моррис продолжал идти, переходя улицы, которые ему ведено было перейти, и надеясь, что какой-то невидимый механизм заставляет его идти примерно в соответствии с проклятым графиком, который был разработан, пока он расхаживал между двумя колышками, вбитыми в газон позади загородного дома в Вене, что в Вирджинии... Панов был готов на все ради Дэвида Уэбба — святой Боже, на все! — но происходящее казалось ему каким-то сумасшествием... То есть, конечно, нет: иначе ему не пришлось бы проделывать все это сейчас...
А это что такое? В тени лицо человека, всматривающегося в него, так же, как и двое других! А вот человек, скрючившийся на обочине, поднял на него пьяные глаза. Все эти оборванцы — старые, едва способные двигаться, — пристально смотрят на него. Воображение увлекало его все дальше: города переполнены бездомными, совершенно беззащитными людьми, которых болезни или бедность выгнали на улицу. Как бы ему ни хотелось помочь им, сделать он мог очень мало, разве что клянчить и клянчить у прижимистого Вашингтона... Вот еще один! В нише между витринами двух магазинов... И этот тоже внимательно наблюдает за ним. «Прекрати сейчас же! Это — абсурд... А может, нет? Да нет, конечно. Ладно, иди дальше, двигайся согласно графику, — вот что от тебя сейчас требуется... Боже мой! Еще один! На противоположной стороне улицы... Вперед!»
* * *На огромной, залитой лунным светом лужайке перед Смитсоновским институтом фигурки двух человек, подошедших одновременно по разным дорожкам к садовой скамейке, казались особенно маленькими. Конклин, опираясь на трость, осторожно опустился на скамью.
Панов, нервно озираясь, вслушивался в тишину, словно ожидая чего-то. Было 3.28, еще не рассвело, и единственными слышимыми звуками были тихое пощелкивание сверчков да шелест листвы от дуновения мягкого летнего ветра. Оглядевшись, Панов тоже присел.
— Что-нибудь случилось по дороге сюда? — спросил Конклин.
— Не знаю, — ответил психиатр. — Похоже, я так же растерян, как когда-то в Гонконге. Правда, тогда мы знали, куда идем и кого встретим. Все вы: и ты, и твои ребята — абсолютно сумасшедшие.
— Ты себе противоречишь, Мо, — засмеялся Алекс. — Ты же утверждал, что меня вылечили, не так ли?
— Тогда речь шла о маниакальной депрессии, граничившей со слабоумием. А теперь — полнейшее безумие! Сейчас почти четыре часа утра. Нормальные люди не играют в дурацкие игры ни свет ни заря...
Алекс посмотрел на Панова. На его лицо ложились блики от прожектора, горевшего вдалеке и заливавшего светом массивное кирпичное здание Смитсоновского института.
— Так что же случилось по дороге сюда, Мо? Ты сказал, что не знаешь. Что ты имел в виду?
— Понимаешь, мне неловко об этом говорить, я столько раз объяснял пациентам, что они выдумывают себе жуткие образы, чтобы оправдать разумом свои страхи.
— Черт побери, ты имеешь в виду?
— Это что-то вроде перенесения...
— Да хватит тебе, Мо! — перебил его Конклин. — Скажи прямо, что тебя обеспокоило? Что ты заметил?
— Фигуры... скрюченные в три погибели, они движутся медленно, неуклюже — не так, как ты, Алекс, — это не от ран, а от возраста. Старые и изможденные, они стояли в темноте возле витрин магазинов и в проулках. Их было четверо или пятеро на пути от моего дома. Дважды я хотел остановиться и окликнуть одного из ваших, но сказал себе: «Боже мой, док, ты слишком бурно реагируешь: это всего лишь несчастные бродяги, тебе что-то мерещится, ты принимаешь их за кого-то другого...»
— Прямо в точку! — возбужденно прошептал Конклин. — Ты видел именно то, что там было, Мо. И я видел то же самое: тех же самых стариков, которых видел ты, все они вызывали жалость, большинство были в жутком рванье, и двигались они медленнее, чем я... Но что это значит? Кто они такие?
Послышался звук шагов. Медленных, нерешительных, — и на пустынной дорожке появились два невысоких человека, два старика. На первый взгляд, они действительно походили на людей из бесчисленной армии отверженных и бездомных, но что-то в них было и иное: возможно, определенная целеустремленность. Они остановились почти в двадцати футах от скамейки, их лица были скрыты темнотой. Стоявший слева старик заговорил; в его высоком голосе чувствовался непонятный акцент:
— Странный час и необычное место для встречи двух хорошо одетых господ. Разве справедливо, что вы заняли место тех, кому повезло меньше, чем вам?
— Вокруг полно свободных скамеек, — вежливо ответил Алекс. — Разве эта забронирована?
— Здесь нет забронированных мест, — ответил второй старик на правильном английском; однако чувствовалось, что это — не его родной язык. — Но вы-то почему здесь?
— А вам какое дело? — поинтересовался Конклин. — У нас частная встреча, вас это не касается.
— Встреча в такой час и в таком месте? — снова заговорил первый старик, оглядываясь вокруг.
— Повторяю, — сказал Алекс, — это не ваше дело. Настоятельно советую вам оставить нас в покое.
— Есть дело, — нараспев протянул второй.
— Ради Бога, объясни, о чем это он болтает? — прошептал Панов, обращаясь к Конклину.
— Ты попал в яблочко, — прошептал Алекс. — Сиди тихо. — Отставной оперативник обернулся к двум старикам и сказал: — О'кей, ребята, почему бы вам не отправиться своей дорогой?
— Есть дело, — вновь сказал второй старик оборванец, бросив взгляд на напарника.
— У вас не может быть никакого дела к нам...
— Почему вы в этом так уверены? — перебил первый старик, покачав головой. — А что, если я должен передать вам послание из Макао?
— Что-о? — вскрикнул Панов.
— Заткнись! — прошептал Конклин, не сводя взгляда с посыльного. — Какое еще послание из Макао? — резко спросил он.
— Великий тай-пэнь желает встретиться с вами — величайший тай-пэнь в Гонконге.
— Встретиться? Зачем?
— Он заплатит вам огромные деньги. За ваши услуги.
— Я повторяю: зачем?
— Мы должны сообщить вам, что убийца возвратился. Тай-пэнь хочет, чтобы вы нашли его.
— Я уже слышал эти басни — со мной этот номер не пройдет. Это становится скучным...
— Это решать вам с великим тай-пэнем, сэр, а не с нами. Он ждет вас.
— Где он?
— В большом отеле, сэр.
— В каком конкретно?
— Мы можем сообщить вам только, что в этом отеле огромный холл, в котором всегда полным-полно народу, а его название связано с прошлым этой страны.
— Есть только один такой отель — «Мейфлауэр», — проговорил Конклин, наклонив голову к левому лацкану пиджака, в петлю которого был вшит микрофон.
— Это вам решать.
— Под каким именем он зарегистрирован? Кого нам спросить?
— Никого, сэр. В холле к вам подойдет секретарь тай-пэня.
— К вам также этот секретарь подходил?
— Сэр?
— Кто нанял вас, чтобы следить за нами?
— Мы не вправе отвечать на такие вопросы и не станем этого делать.
— Вот оно что! — закричал Александр Конклин, и в то же мгновение мощные прожекторы осветили лужайку и двух растерянных стариков, которые оказались азиатами. К освещенному пятачку с разных сторон бежали сотрудники ЦРУ, готовые в любой момент пустить в ход оружие.
Внезапно такая необходимость возникла, но было уже слишком поздно. Неожиданно из темноты грянули два выстрела, и снайперские пули разорвали горло обоим курьерам-азиатам. Сотрудники ЦРУ бросились на землю, откатываясь в разные стороны в поисках укрытия.
Конклин сгреб Панова в охапку и вместе с ним упал на дорожку, пытаясь спрятаться за скамейкой. Люди из Лэнгли, двигаясь зигзагами, устремились к месту, откуда только что прогремели выстрелы. Через несколько мгновений тишину нарушило гневное восклицание.
— Проклятие! — орал Холланд, освещая фонарем землю между деревьями. — Они смылись!
— С чего ты взял?
— Смотри на траву, сынок, вот следы. Этим ублюдкам не откажешь в ловкости: они спрятались здесь, сделали по одному выстрелу, а потом убрались. Ладно, черт с ними! Теперь что-то предпринимать — бесполезно. Но если они снова устроят засаду и откроют огонь, то размажут нас по стенам Смитсоновского института.
— Настоящий оперативник, — проворчал Алекс и поднялся, опираясь на трость. Рядом с ним стоял перепуганный и растерянный Панов. Доктор огляделся по сторонам и бросился к распростертым на земле телам азиатов.
— Они мертвы! — закричал он, падая на колени возле убитых и глядя на развороченные выстрелами шеи. — Господи, как в парке аттракционов! Тут то же самое!
