Роберт Ладлэм - Патрульные апокалипсиса
— Говорю вам, это невозможно, — утверждал немец. — Полезная нагрузка более чем адекватна, но высота неприемлема. Мы бы выбили окна в домах приблизительно в нескольких километрах от цели и попали бы на экран радара сразу после взлета. Это заведомая глупость, и любой другой пилот сказал бы то же самое. Безумие плюс самоубийство.
— Теоретически это могло бы сработать, — заметила англичанка, — низкий полет, как при окончательном заходе на посадку, затем резкое ускорение и крутой вираж в сторону на высоте ниже трехсот метров — и таким образом, избегая «решеток», пока не окажемся над Ла-Маншем. Но я понимаю ваши возражения. Риск огромный, и при малейшем сбое это чистейшее самоубийство.
— К тому же резервуары здесь в относительно уединенном месте, — добавил другой немец. — А вот Париж ненадежен.
— Так что, возвращаемся к наземным средствам? — спросил пожилой англичанин.
— Исключено, — ответил пилот. — Их потребовалось бы слишком много и большой грузоподъемности, а кроме того, исключается эффект распыления. Потребуются недели, чтобы яды попали в основные шлюзы.
— Так на чем мы останавливаемся?
— Мне кажется, это очевидно, — заявил молодой неонацист, стоявший позади группы; теперь он вышел вперед, бесцеремонно отшвырнув в сторону карты, — очевидно по крайней мере тем, кто ничего не проморгал во время тренировки в горах Хаусрюк.
— Это обидное замечание, и мы его не заслужили, — возразила англичанка. — У меня зрение прекрасное, будьте уверены.
— Тогда что вы видели, что вы все видели? Какой аппарат кругами устремлялся вниз на ваших глазах?
— Планер, — ответил второй немец. — Довольно маленький планер.
— Так что вы предлагаете, mein junger Mann?[92]— спросил пилот. — Задействовать эскадрилью таких аппаратов, скажем, пятьдесят или сто, чтоб они столкнулись над резервуарами?
— Нет, Herr Flugreugfuhrer. Замените их на те, которые уже существуют! На два огромных военных транспортных планера, каждый грузоподъемностью в два-три раза большей, чем у этих чрезмерно тяжелых реликтов прошлого у нас на поле.
— О чем вы говорите? Где взять такие самолеты?
— На аэродроме в Констанз спрятано около двадцати таких машин. Они там с войны.
— С войны! -воскликнул ошеломленный пилот. — Я вас действительно не понимаю, junger Mann.
— Тогда, сэр, вы плохо знаете историю падения «третьего рейха». В последние годы войны мы, немцы — специалисты по планерам, — разработали огромный «Мессершмитт МЕ-323», улучшенный вариант «МЕ-321». Эти самые большие транспортные планеры первоначально были задуманы как вспомогательные, средства для поставки провианта на русский фронт, а в перспективе предполагалось использовать их при захвате Англии. Благодаря тому, что построены они из дерева и ткани, радар их не берет.
— И они все еще там? — спросил пожилой англичанин.
— Как и многие ваши самолеты из Королевского флота и американские истребители, «посыпаны нафталином», скажем так. Механики их для меня проверили, слегка модернизировав, планерами можно пользоваться.
—И как вы предлагаете оторвать их от земли? — спросил второй немец.
— Два реактивных транспортных самолета легко поднимут их с небольшого поля при помощи одноразовых стартовых двигателей под крылами. В люфтваффе так делали, и с успехом.
Наступила короткая пауза, которую прервал пожилой британец.
— Идея молодого человека заслуживает внимания, — сказал он. — Во время захвата Нормандии десятки таких планеров перебрасывали джипы, малые танки и личный состав за линию вашего фронта, неся опустошение. Отлично, молодой человек, просто великолепно.
— Согласен, — произнес, щурясь, немецкий пилот. — Беру свое саркастическое замечание обратно, молодой человек.
— И вот еще что, если позволите, сэр, — продолжал обрадованный молодой нацист. — Эти самолеты могут сбросить оба планера на высоте, скажем, три тысячи метров над резервуарами, а затем быстро подняться на четыре тысячи и перелететь Ла-Манш, прежде чем радарные операторы успеют что-либо сообразить.
— А как насчет самих планеров? — спросил скептик из Британии. — Если их миссия не предусматривает возвращения, то им же нужно где-то приземлиться — или где-то упасть.
— Я скажу, — ответил пилот. — Посадочными площадками должны стать поля рядом с резервуарами. А как только планеры окажутся на земле, пилоты взорвут их, а сами скроются на заранее приготовленных машинах.
— Jawohl[93]. — Второй немец, освещаемый прожектором, поднял руку в знак согласия. — Эта стратегия может много изменить, — сказал он уверенно. — Мы посоветуемся с авиаинженерами относительно модификаций этих аппаратов. Мне нужно вернуться в Лондон и позвонить в Бонн. Как ваша фамилия, молодой человек?
— Фон Лёвенштейн, сэр. Максимилиан фон Лёвенштейн Третий.
— Вы, ваш отец и бабушка стерли следы позора на фамильном гербе, которые оставил ваш дед. Можете ходить с гордо поднятой головой, мой мальчик.
— Я готовил себя к этому моменту всю жизнь, сэр.
— Отлично! Вам это великолепно удалось!
* * *— Mon Dieu! — воскликнул Клод Моро, обнимая Лэтема. Они стояли у каменного парапета набережной Сены, Карин де Фрис в парике блондинки — чуть левее их.
— Вы живы,и это самое главное, но что с вами сделал этот ненормальный Витковски?
— На самом деле, боюсь, это была моя идея, мсье, — призналась Карин, подходя к мужчинам.
— Вы де Фрис, мадам? — спросил Моро, снимая кепку.
— Да, сэр.
— Судя по фотографиям, которые я видел, нет. Но если уж эта желтоволосая горгулья — Дру Лэтем, тогда, надо думать, всевозможно.
— Волосы не мои, это парик, мсье Моро.
— Certainment[94]. Однако, мадам, признаюсь, он не идет к вашему милому личику. Он, как бы это выразиться, несколько вульгарен.
— Теперь я понимаю, почему бытует мнение, что глава Второго бюро самый очаровательный мужчина в Париже.
— Приятно слышать, только, пожалуйста, не говорите моей жене.
— Простите, — прервал их Дру, — хочу напомнить, что он рад видеть меня.
—Вы действительно мой друг, но я скорблю о вашем брате.
— Я тоже, так что давайте перейдем к делу, ради которого я здесь. Мне, помимо всего прочего, нужны те сволочи, что его убили.
— Нам всем они нужны, помимо прочего. Вверх по улице есть кафе на открытом воздухе. Обычно там полно народу, и никто нас не заметит. Я знаю хозяина. Почему в нам туда не отправиться и не заказать столик подальше от входа. Вообще-то я уже договорился.
— Отличная идея, мсье Моро, — сказала Карин, беря Лэтема под руку.
— Мадам, — продолжил глава Второго бюро, надев кепку, как только они двинулись с места, — меня зовут Клод, и я подозреваю, мы будем вместе до конца, если он вообще наступит. Поэтому едва ли стоит говорить мне «мсье», но только не рассказывайте об этом моей дражайшей супруге.
— Мне бы очень хотелось с ней познакомиться.
— Только не в этом парике, дорогая.
Владелец уличного кафе тихо поприветствовал Моро из-за шеренги корзин с цветами и провел их к самому дальнему от решетчатого входа столику. Вплотную примыкающий к изгороди из цветов, которые доставали до плеча, столик этот, с одной-единственной зажженной свечкой в центре клетчатой скатерти, был скорее в тени, чем на виду.
— Я думала, с нами будет полковник Витковски, — сказала де Фрис.
— Я тоже, — согласился Лэтем. — Почему его нет? Соренсон ясно выразился: нам нужны его знания и опыт.
— Витковски сам так решил, — объяснил Моро. — Он крупный представительный мужчина, и в Париже его многие знают.
— Почему же тогда мы не встретились в каком-нибудь другом месте? — спросил Дру. — В гостинице, скажем?
— Опять-таки так решил полковник. Видите ли, некоторым образом он свое присутствие здесь обозначил. Напротив у тротуара припаркована незарегистрированная машина американского посольства. Водитель остался за рулем, а два пехотинца в гражданском бродят среди гуляющих за нашей цветочной стеной.
— Значит, он устраивает проверку, — сказала де Фрис, и слова ее прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
— Вот именно. Поэтому-то наш общий друг и выступает здесь в качестве солдата, в весьма, прямо скажем, противоречивой роли. Витковски хочет убедиться, что других утечек информации нет, а если есть, он собирается взять пленного и выяснить источник.
— Узнаю Стэнли, — усмехнулся Лэтем. — Единственное, чем он рискует, так это моей жизнью.
— Вы в полной безопасности, — уверил его глава Второго бюро. — Я очень высокого мнения о ваших агрессивных пехотинцах. Карин, — добавил он, увидев ее забинтованную руку, — ваша рука... Полковник сказал, вас ранили. Мне искренне жаль, что так вышло.
— Она заживает, спасибо. А потом придется сделать небольшой протез в косметических целях. Завтра я иду к врачу, и после этого скорее всего стану носить модные перчатки.