Пин-код для Золушки - Данил Корецкий
— На восток, сто метров — буй, быстро туда! — крикнул в рацию Мадиба. — И верни этих идиотов на катере!
— Вижу, выполняю! — отозвался капитан Наджах, и «Ориент» двинулся к желтому пятну. Секунды растягивались в минуты, буй приближался медленно, словно в страшном сне, но когда все же они его достигли, то оказалось, что шейха рядом нет.
«Погиб!» — подумал Мадиба и вспомнил свое предсказание — похоже, оно начинало сбываться… Но тут на поверхности появились пузырьки, их число увеличивалось, а с глубины поднималось что-то темное и, наконец, из воды показалась голова шейха в маске, прозрачная голубая вода вокруг замутилась чем-то розовым… Главный охранник понял, что босс ранен и, не раздеваясь, прямо с третьей палубы прыгнул на выручку. В воду он вошел неудачно, сильно ударившись о твердую поверхность, гафию сразу сорвало с головы, галабея намокла и сковывала движения, но «леопард» не обращал на это внимания. Он успел вовремя — шейх не очень уверенно держался на воде, похоже, что его правая рука не работала.
Мадиба схватил хозяина под мышки и с трудом удерживал до тех пор, пока в воду не бросились Галиб и Башар. Втроем держать шейха стало полегче, «леопард» снял с него маску и вынул загубник, чтобы он мог дышать свежим воздухом. Наконец, подоспел и катер, шейха затащили туда.
— Вам по пятьдесят палок! — зло бросил телохранитель перепуганным матросам, которые вначале испугались кровавой расправы с Али, а теперь боялись гнева шейха. И не зря!
— По семьдесят пять! — поправил Ахмед бен Касим. Это был предел, который может выдержать наказанный, и то не всякий. Значит, шейх чувствовал себя неплохо!
Через несколько минут хозяина подняли на борт «Ориента». Точнее, он сам медленно взошел по парадному трапу, хотя всегда взлетал по веревочной лестнице, молча поднялся на четвертую палубу, снял снаряжение и, тяжело дыша, опустился прямо на тиковый пол. Опытный хирург Сабит произвел первичный осмотр. Впрочем, все было понятно и без врача. Гидрокомбинезон на правой руке шейха разорван в клочья, как будто по нему прошелся шлифовальный круг, который захватил и человеческую кожу.
— Шкура акулы — как грубый наждак, — пояснил Сабит. — Видно, она вас зацепила… Хорошо, что были в гидрокостюме, иначе могла стесать мясо до костей…
— Хорошо, что я выстрелил второй раз, — сказал шейх. — И хорошо, что успел достать нож и вспороть ей брюхо! Иначе ободранной кожей не обошлось бы!
Сабит обработал рану, наложил какую-то мазь, перебинтовал руку, сделал обезболивающий и противостолбнячный уколы.
— Вам надо отдохнуть, господин, — сказал он, но шейх покачал головой:
— Я не устал. Хафиз, пусть мне принесут кальян с пенджабской травой. И пусть Али… А кстати, где Али?!
— Он сражался с двумя акулами, которые могли помешать вам всплыть. Одну прогнал, а вторая перекусила его пополам…
— А-а-а, — успокоенно произнес шейх. — А я уж подумал, что он забыл о своих обязанностях. Хорошо, тогда распорядись, чтобы мой трофей вытащили и тщательно измерили! Это очень важно! Надеюсь, я не зря рисковал!
— Хорошо, господин! — кивнул Мадиба и передал команду Наджаху.
Несколько матросов подцепили буй и с трудом подняли тушу акулы на поверхность, а потом занялись той задачей, которая всегда стояла в таких случаях — тщательно произвести документирование для регистрации рекорда. Все начиналось с тщательных замеров: если общая длина акулы превысит размеры предыдущих трофеев шейха, ее следовало сфотографировать, описать и заморозить. В противном случае рыбину просто выбрасывали за борт.
Вручную поднять чудовище на палубу было невозможно — его зацепили крюком за жабру и вытянули из воды. Это было впечатляющее зрелище: голова с оскаленной пастью уже достигла уровня третьей палубы, а хвост еще касался воды! А победил такую громадину самый обычный человек! Хотя таким он был только с виду, на самом деле экипаж видел в своем хозяине могущественного джинна! На него украдкой смотрели издали и радовались, что такой смелый, сильный и замечательный человек жив.
Хотя сейчас шейх, обычно возглавляющий процедуру документирования добычи и активно в ней участвующий, не проявлял к ней никакого интереса. Ему принесли свежую одежду и кальян, он переоделся, уселся в свое любимое ротанговое кресло и неспешно затягивался сизым, с острым ароматом, дымом. Сжатые в комок нервы расслаблялись, и он постепенно приходил в себя. Наджах неслышно подошел, остановился на приличном расстоянии и деликатно поинтересовался:
— Какие будут указания по замерам добычи, господин? Прикажете начинать? Или…
Шейх выпустил несколько колец дыма, посмотрел, как они догоняют друг друга, и вяло махнул рукой.
— Отложим до завтра! Это чудовище, — он показал большим пальцем через плечо назад, в сторону кормы, — оно уже никуда не денется. И чувствую я, что это самая большая акула, добытая на земле за последнюю тысячу лет!
— Никто даже не сомневается в этом, господин! — склонился в поклоне Наджах и исчез, будто растворился в сгущающихся сумерках.
* * *
На «Ориенте» ложились спать рано и вставали тоже рано, чтобы не пропустить прелестей раннего утра в открытом океане и незабываемого по красоте восхода солнца. Во всяком случае, так считалось, и отчасти это было правдой: и ранее утро в океане прелестно, и восход солнца незабываем. Но имелось и более прагматичное объяснение, которое вслух не произносилось: распорядок дня во дворце, на дирижабле и на яхте определялся привычками и желаниями хозяина — все остальные подстраивались под него.
Все уже разошлись, и Мадиба ожидал команды быть свободным, чтобы привести в порядок себя и свою каюту: он бросил мокрую одежду прямо на пол и надел рабочий комбинезон, но завтра он снова должен быть в галабее и гафии, а его собственный головной платок утонул, и надо было каким-то образом раздобыть новый… Но внезапно шейх сказал:
— Что-то мне не спится. Пойдем, я хочу посидеть на палубе.
Это было уже не в первый раз. Обычно шейх сидел в шезлонге и смотрел вдаль, хотя ночью не то что вдали — вблизи ничего не увидишь. Может быть, он считал звезды на горизонте, может быть, думал о чем-то своем: о бизнесе, политике или личных делах. Во всяком случае, так он сидел довольно долго и ложился спать уже в три-четыре часа утра. Каждый раз при нем находился Мадиба, как и положено личному охраннику. Он тоже думал о своем, хотя масштаб его мыслей был неизмеримо мельче, чем у шейха Ахмеда. Он думал о неопределенности своей
