Александр Василевский - Люди молчаливого подвига
— Фашисты!
Густые черные тучи плыли над горами. Тишина и зябкий, сырой воздух мгновенно наполнились затаенной угрозой. Послышались выстрелы. Сначала одиночные, а затем короткие и длинные автоматные очереди.
— Каратели хлынули на гору, — с каким-то особым хладнокровием сказал Сухов. — Приготовиться к бою!
— Пусть попробуют подойти! — ответил Малышев и крепче сжал в руках свой автомат.
— Чего им тут надо? — негромко сказал Гоменко, продолжая внимательно следить за карателями.
Гитлеровские солдаты, жандармы и полицейские прочесывали густой лес на горе Ништин…
Беда прошла совсем рядом с разведчиками, но не коснулась их. Довольные удачным исходом, они лежали в замаскированной палатке, натянутой вровень с землей, и с благодарностью смотрели на своего командира, который так удачно выбрал место для базы: в совсем редком, насквозь просматривавшемся ельнике, хотя густой лес был рядом. Его-то каратели и прочесали, обделив вниманием почти голые склоны горы, где притаились разведчики.
5.
В оккупированной гитлеровцами Чехословакии широкие слои населения под руководством коммунистической партии вели освободительную борьбу. Участвовали в ней и антифашисты села Зашова. Теперь чешские патриоты смелее выводили из строя линии телефонной связи противника, совершали налеты на мелкие гарнизоны и объекты гитлеровцев. Они вели пропагандистскую работу среди местного населения, агитировали рабочих и крестьян окрестных станций и сел на срыв проводимых оккупантами мероприятий. Антифашисты обеспечивали разведчиков продуктами питания, медикаментами. Неоценимую услугу они оказывали в сборе информации о гитлеровских войсках. Это они предупредили Сухова о сосредоточении в районе Рожнова танков «тигр», сообщали о скрытных перебросках войск, о гарнизонах, оборонительных сооружениях, аэродромах, складах боеприпасов противника…
6.
Когда был окончен очередной сеанс радиосвязи с Большой землей, рассудительный Гоменко сказал Малышеву:
— Ты, Николай, поговори с командиром, чтобы длинных радиограмм не писал. А то, не дай бог, гитлеровцы засекут нашу рацию. Сеансы радиопередач надо сократить по времени.
— Много ценных сведений накопилось, нельзя молчать, — ответил Малышев, прекрасно понимая опасность длительной работы рации.
— Лучше маленькими порциями передавать, — настаивал Антон Осипович.
— Наши сведения, и притом самые обстоятельные, в штабе фронта нужны сейчас. Сам понимаешь, служба у нас такая. Будем передавать все, что ребята добывают. Усилим охрану нашей базы. В случае угрозы уйдем отсюда.
— Опасно же… Запеленговать могут.
— Дорогой Антон! Мы с тобой уже в центре Чехословакии. Фашистская Германия обречена. Еще натиск наших войск и гитлеровцам капут. До нашей ли группы им?
— Ты верно говоришь о скорой победе. Но надо знать фашистов, Николай, они будут драться до последнего и окажут самое упорное сопротивление. Вот поэтому и надо быть осторожными…
Действительно, обстановка становилась все более тревожной.
С того часа, когда днем 21 февраля германские власти в Валашске-Мезиржичи и управление охранной полиции во Всетине получили донесения жандармерии о найденных в Видче и Стржитеже грузовых мешках с батареями и продуктами питания русского происхождения, подразделения радиочастей специального назначения люфтваффе и абвера усилили контроль за эфиром. Гитлеровцы мобилизовали все стационарные и подвижные подразделения службы пеленгации и подслушивания. Вскоре им удалось засечь работу каких-то неизвестных радиостанций, но они были далеко за пределами предполагаемого района действия партизан.
Пеленгаторные станции противника продолжали работать круглосуточно. Данные пеленгации немедленно сообщались по радио и телефону в штабы частей СС и войск по борьбе с партизанами. В конце концов оказалась засеченной и рация группы Юрия. Полетели указания гитлеровцев: в районе горы Ништин обнаружена неизвестная радиостанция. По характеру передач можно утверждать, что она принадлежит русским партизанам. Принять срочные меры для разгрома партизан… Особо обращаю внимание на необходимость пленения командира и радиста… Подготовку к операции по ликвидации партизанской группы закончить 17 марта, с тем чтобы ранним утром 18 марта начать практическое осуществление этого плана…
Ранним утром 18 марта в Зубржи, Зашова, Кргова и некоторых других окрестных населенных пунктах зазвучали команды: «Уничтожить русских бандитов, скрывающихся в лесу на горе Ништин!»
Поднятые по тревоге эсэсовцы и полевая жандармерия заводят двигатели грузовых автомашин и мотоциклов. Все готовы к облаве. Каратели двинулись с разных сторон к вершине горы. Артиллерия и минометы ударили по районам вероятного расположения партизан. Весь день 18-го и до середины дня 19 марта метр за метром прочесывались хвойные леса на горе Ништин, на той горе, где была база советской разведывательной группы, возглавляемой Николаем Суховым…
В головной группе карателей, действовавших на северных скатах горы, шли Альпинист и гестаповский офицер Горт.
Когда до вершины оставалось менее километра, гауптштурмфюрер Горт спросил Альпиниста:
— Почему не стреляют партизаны?
— О, майн герр! Партизаны — это хитрый народ, — ответил агент гестапо. — Они хотят подпустить нас ближе. Я их тактику знаю.
— Шнеллер, шнеллер!
Последние сотни метров крутого подъема Альпинист преодолевал с отчаянным рвением. Разгоряченный, предвкушая радость скорой победы, он потерял перчатки и, взбираясь вверх, хватался обнаженными руками за стволы деревьев, камни, кустарники. Его руки были в крови, в глубоких царапинах и ссадинах, но он торопился и не чувствовал боли. Ему хотелось первым обнаружить укрывшихся на горе партизан.
Но вот на самой вершине горы показались три солдата ягдкоманды, действовавшей слева. Вскоре там же оказался другой отряд, штурмовавший гору с южной стороны. Добралась до цели и группа Горта.
— Где партизаны? — заорал гауптштурмфюрер, обращаясь к Альпинисту. — Ты же уверял, что они здесь?!
— Я был убежден, что они… — начал Брюль и, не закончив фразу, упал на колени перед гестаповцем: — Простите… Я оправдаю доверие…
— Встать!
Альпинист вскочил, вытянулся перед шефом.
— Разоружить! — приказал Горт. Его искаженное злобой лицо в этот момент было страшным. Гауптштурмфюрер неторопливо достал из кобуры пистолет. Впервые в жизни агент увидел черный зрачок направленного на него пистолета, из которого вот-вот могла вырваться свинцовая пуля.
— Свяжите ему руки, — распорядился Горт, вкладывая «вальтер» в кобуру. — Он не достоин расстрела. Пусть трибунал решит, что ему положено — петля или гильотина. В гестапо его! — распорядился гауптштурмфюрер. — Мы разберемся, как он служил рейху.
…Штаб 4-го Украинского фронта, ежедневно получавший радиограммы от Юрия, был обеспокоен тем, что связь с разведгруппой неожиданно оборвалась. Около двух суток операторы штаба фронта беспрерывно прощупывали эфир, искали позывные рации группы Сухова и не могли найти…
А Николай Александрович в это время вел разведчиков в район города Френштат, к вершине горы Радгошть. Чешские патриоты своевременно предупредили Сухова о предполагаемой облаве. Глухой ночью 16 марта разведчики покинули Ништин…
Когда до горы Радгошть, казалось, было совсем близко, Сухов замедлил шаг, пропустил мимо себя Гоменко со Швабом и пошел рядом с Малышевым.
— Погодка-то какая, просто прелесть, — сказал Коля Малышев, обращаясь к командиру.
— Да, погодка словно по заказу, — ответил Сухов. — Не такая, как на прошлом задании, когда мы пытались по Вигорлату перейти линию фронта… Крепко тогда мы влипли, особенно ты. Я уж решил — все, готов парень. Дым рассеялся, увидел: ты валяешься. Лицо в крови, волосы слиплись. Кстати, все забываю спросить: проходит контузия?
— Голова стала болеть реже, а вот шум постоянный.
— Значит, ты больным полетел в тыл? Как же врачи пустили?
— Я врачам о контузии не говорил… А вот голова трещит. Как-то бы надо снять боль, — сказал Малышев.
— А я до сего времени не слышу на левое ухо, да и правое иногда закладывает. Только ты, Николай, никому об этом не говори, а то прощай моя разведка…
— Ладно, с чего это у тебя так?
— Под Сталинградом… Наш батальон ночью обошел подразделение фашистов с правого фланга и на рассвете бросился в атаку. Противник встретил нас ураганным артиллерийским огнем. Около меня блеснуло пламя. Совсем рядом, почти под ногами, разорвался снаряд. При падении я сильно ударился грудью о землю… Подняться помог друг из соседнего взвода. Я взял свой «дегтярь», и мы опять пошли вперед на вражеские позиции. Бежать уж не мог, ноги подкашивались. Вот тогда-то я и понял, что не слышу никакой стрельбы. Оглох!.. Помню, тогда еще пуля обожгла щеку, перебила ремешок у каски…
