Гийом Ру - «Америкашки»
Было бы, однако, несправедливым сказать, что Леже был обязан своей лишней нашивкой только продолжительности службы. Он лучше, чем Дебур знал, как обращаться с бродягами. Он хвастался знанием их языка, и его старые добрые методы всегда оказывались эффективными, чтобы заставить их раскаяться. В противоположность Дебуру, который вел себя деликатно, даже если говорил со всякой швалью, Леже, чтобы ударить кого-то, никогда не прибегал к помощи своих подчиненных. Если борьба с воровским миром была обычным делом, начальную стратегию которого ему удалось усвоить, то вне этой области он плелся в хвосте событий. На самом деле, несмотря на всю его грубость, у него была душа мелкого чиновника. Распутывать отдельные преступления или замысловатые грабежи, выявлять их виновников, находить их притоны – такую работу обычно доверяли Дебуру.
– Будь все-таки помягче, – сказал Дебур примирительно. – Это не клошар и не бандит...
– Знаешь, когда поживешь в колониях, как я, то поймешь, что негры не лучше, – пробормотал Леже снисходительно, готовый забыть только что перенесенное оскорбление.
– Это американец...
– Ба! Да они у себя дома негров ни во что не ставят. И ты думаешь, что они будут расстраиваться из-за того, что он находится у нас!
– Я так не говорил. Во всяком случае, надо предупредить посольство.
– Ну уж нет! – заупрямился Леже. – Если американцы сунут сюда нос, то я сразу же сбагрю тебе это дело. Я воевал с ними. Сначала они хлопают тебя по плечу, называют по имени, словом, да здравствует равенство! Однако в итоге именно они отдают тебе приказания. Так что – тысяча раз нет! Я не смогу этого допустить. Все-таки мы у себя дома!
Когда он не говорил на хулиганском жаргоне, Леже копировал Жозефа Прюдома[5].
* * *Внезапно Гордон подумал о письме, которое по воле судьбы осталось в кармане его брюк и от которого любой ценой надо было избавиться. Леже был способен приказать обыскать его: даже удивительно, что он этого еще не сделал.
Поскольку полицейский, печатавший на машинке, был занят тем, что собирал и скреплял копии его показаний, Гордон воспользовался этим, чтобы опустить руку в карман и схватить письмо.
Он вытащил руку, как только Леже появился в комнате, и скрестил руки на груди, чтобы избежать возможной дрожи, которая выдала бы его нервозность.
Леже хмуро взглянул на него. У него пропало желание продолжать допрос. Он надел очки, чтобы прочесть показания Гордона, что сразу же сделало его лицо менее грозным.
– Извините меня, – обратился к нему Гордон. – Я хотел бы пойти в туалет.
Леже оглядел его с головы до ног с недоверчивым видом. Затем сделал знак тому, кто печатал на машинке, сопровождать его.
– Подождите!
Леже обернулся, чтобы окликнуть его. Он снял очки, вновь обретая свирепый вид.
Гордон вздрогнул.
– Надеюсь, что ты... что вы не заснете, как в кино! – расхохотался Леже.
* * *– Эй, Манэн пришел!
Дебур быстро вошел в гостиную.
– Ну, наконец-то ты здесь! – сердито сказал он судебно-медицинскому эксперту, маленькому человеку, отвороты пиджака которого были покрыты перхотью. Казалось, он спрятался от внешнего мира за бесчисленным количеством трупов, в которых ему пришлось копаться за свою жизнь.
– Не говори мне об этом! – простонал Манэн с поникшим видом. – У меня на полдороги сломалось сцепление, и остаток пути я проделал пешком, так как в этом проклятом предместье невозможно найти такси!
– Ее убили вчера утром. Во всяком случае, до двух... может быть, до трех часов дня.
Манэн считал разумным прибавить немного времени.
– Ну, ты всегда точен! – сказал Дебур с иронией.
– Что ты хочешь? Мы же не волшебники. Откройте кредит и дайте нам лазеры, какие есть у японцев. Тогда достаточно изучить роговицу глаза трупа, чтобы узнать точное время смерти.
Манэн протянул ему два кольца, украшавшие пальцы Дженни: обручальное и мексиканское, подарок Гордона.
– Должно быть, ее предварительно заставили выпить снотворное, но это можно узнать лишь при вскрытии.
Дебур проводил его до двери. Оба мужчины, внешне такие непохожие, разделяли одну страсть: бега. Это было предметом оживленного разговора.
* * *Вместе с Леже и Дебуром Гордон должен был вернуться в ванную, чтобы опознать труп Дженни: формальность, которую Леже сделал еще более тягостной, долго и тщательно осматривая тело. Затем они обошли всю квартиру, чтобы убедиться, что ничего не исчезло.
Последней они осмотрели спальню. Заглянув в ящик своего ночного столика, Гордон с удивлением заметил, что его небольшой пистолет, немецкий "лилипут", был похищен. Однако он ничего не сказал двум полицейским. Они перешли к столику Дженни. Дебур взял в руки две книги, лежавшие сверху, и перелистал их.
"Ее последние книги", – подумал Гордон. Это были два путеводителя, один по Корсике, другой по Северной Африке. Дженни, надеясь, что они в конце концов поедут в другое место, а не к Мэнни, в течение некоторого времени искала недорогие места, чтобы поехать в отпуск.
В ящике, среди всякого женского хлама, находилась пачка писем, в основном от ее семьи из Лос-Анджелеса.
Леже отдал их Дебуру, который знал английский и быстро прочел их. Внутри одного из этих писем, сложенное там, будто его хотели спрятать, Дебур обнаружил еще письмо, написанное совершенно другим почерком, гораздо более нервным, чем почерк матери Дженни.
Дебур, прочтя его, отвел взгляд от Гордона.
– Что это такое? – раздраженно спросил Гордон.
Дебур, удрученно пожав плечами, протянул ему письмо.
Гордон прочел его и перечитал вновь. Он был ошеломлен, его глаза остановились на последнем абзаце:
"Если бы я знал тебя, когда был моложе, я бы, конечно, не стал тем, кем являюсь сейчас. Встреча с тобой добавила к моей ностальгии поэта по потерянному раю ностальгию мужчины, которым я не смог стать. Но я никогда не любил никого так, как тебя. Билли"
– Вы знаете, кто это?
– Да.
– Кто? – потребовал Леже.
– Один гомосексуалист.
– Действительно? – сказал Дебур недоверчиво.
Гордон горько улыбнулся.
– О! Иногда то, что он пишет, имеет очень мужской вид. Знаете, ведь искусство – это лишь иллюзия.
* * *Провидение улыбнулось Леже. Ему позвонили из комиссариата и сказали, что президент Республики должен на будущей неделе отправиться на аэродром Виллакубле, чтобы присутствовать при полете самолета нового образца. Поскольку кортеж президента должен проезжать через Севр, то ему необходимо расставить охрану, которая обеспечила бы защиту главы государства. Это было обычное дело, но оно послужило ему предлогом, чтобы "умыть руки", не теряя при этом "лица".
С внушительным видом, сознавая тяжелую ответственность, свалившуюся на его плечи, он доверил Дебуру продолжение следствия. Он настолько серьезно относился к новому заданию, что иногда это выглядело довольно комично.
* * *– Теперь мы остались вдвоем, – сказал Дебур Гордону, вежливым жестом приглашая его сесть на канапе.
Гордон, продолжая напряженно стоять, сразу начал речь, которую он приготовил для Леже:
– Я требую, чтобы немедленно проинформировали мое посольство. Без адвоката я больше не скажу ни слова!
– Вы можете связаться с вашим посольством и вашим адвокатом, когда захотите. Успокойтесь, вы же свободны.
– Ваш коллега... – пробормотал Гордон, сбитый с толку таким неожиданно мягким обращением.
– Теперь я занимаюсь этим делом.
– Пришел некий господин Шварц или что-то в этом роде, который сказал, что его вызвали, – доложил жандарм.
– Извините... – Дебур быстро вышел на лестничную площадку, чтобы встретить его.
Спустя некоторое время Гордон услышал стон. Затем... Возможно ли это? Мэнни плакал? Тот Мэнни, которого знал Гордон, не имел ничего общего с тем, который вошел в спальню.
Шаркая ногами, без стыда вытирая рукавом пиджака покрасневшие глаза, Мэнни рухнул в кресло, ошеломленно глядя на Гордона. От великолепного Мэнни почти ничего не осталось. Еще немного, и Гордон должен был бы его утешать.
– Господин Шварц, – начал Дебур, стоя перед Мэнни. – Мы вызвали вас, чтобы вы подтвердили, как господин Сандерс проводил время вчера во второй половине дня. Однако нам больше не нужны эти сведения, так как мы только что узнали, что мадам Сандерс умерла где-то пополудни. И все-таки, поскольку господин Сандерс не помнит...
– Это с ним часто происходит. От этого он не чувствует себя хуже, – прервал Дебура. Мэнни, который, даже в убитом состоянии, казалось, мог говорить с людьми лишь властным тоном.
– Он был именно в таком состоянии, когда вы привезли его сюда вчера вечером?
– Невозможно узнать, когда господин Сандерс находится в "таком состоянии". Это никак не проявляется.
– Вы не вошли вместе с ним в квартиру?
– Я не выходил из своей машины, – сухо ответил Мэнни.
