Джон Ле Карре - Идеальный шпион
— Я не стану больше говорить с вами, Джек. Пол прав. Не надо мне это делать.
— Что бы он ни совершил? И даже, как это может оказаться, чтобы спасти его?
— Я не верю вам. Особенно когда вы стараетесь проявить доброту. Он ваших рук дело, Джек. Он поступал так, как вы ему велели. Вы говорили, кем ему стать. На ком жениться. С кем развестись. Если он совершил зло, вы виноваты в этом не меньше, чем он сам. Избавиться от меня ему было не трудно — он просто отдал мне ключи и отправился к адвокату. А от вас как ему избавиться?
Бразерхуд сделал шаг к двери.
— Если найдете его, скажите, чтобы больше не звонил. И знаете что еще, Джек? — Бразерхуд остановился. Лицо его вновь помягчело, засветилось надеждой. — Написал он ту книгу, о которой столько говорил?
— Какую книгу?
— Великий роман-автобиографию, книгу, которая должна изменить мир.
— Он должен был написать такую книгу?
— «Когда-нибудь я запрусь ото всех и выскажу всю правду». — «Зачем же запираться? Выскажи ее сейчас», — сказала я. Но ему казалось, что это вряд ли возможно. Я не позволю Люси рано выйти замуж. И Пол, он тоже не позволит. Лучше мы посадим ее на таблетки, и пусть себе крутит романы.
— Где он собирался запереться ото всех, а, Белинда?
Но свет уже померк в ее глазах.
— Вы сами во всем виноваты, Джек. Вы и ваши спецслужбы. У него все было бы в порядке, если б ему не повстречались люди вроде вас.
* * *«Подожди, — говорил себе Грант Ледерер. — Все они ненавидят тебя. И большинство их ненавистно тебе. Будь умницей, подожди своей очереди». В комнатке-выгородке посреди другой комнаты сидели десятеро. Псевдостены освещались псевдоокнами с видом на искусственные цветы. «В таких вот местах, — думал Ледерер, — Америка проигрывала все свои войны против маленьких смуглых людей в темных пижамах. В таких вот местах, — думал он, — в комнатах со стенами из дымчатого стекла, отгороженных от всего человечества, Америка проиграет и будущие войны, все, кроме самой последней». В нескольких метрах отсюда за этими стеклами лежала тихая дипломатическая заводь Сент-Джонс-Вуда. Но здесь внутри пахло Сайгоном и Лэнгли.
— Гарри, при всем нашем величайшем почтении, — без всякого почтения пропищал Маунтджой, член кабинета министров, — все эти ваши давнишние видимые признаки прекрасного могли быть обрушены на наши головы беззастенчивым и неразборчивым в средствах противником, о чем некоторые из нас постоянно и твердили. Справедливо ли, на самом деле, опять щеголять ими? Я-то считал, что все это надежно похоронено еще в августе.
Векслер уставился на свои очки, которые он держал обеими руками. «Очки эти ему тяжелы, — подумал Ледерер. — Но видит он в них все слишком ясно». Положив очки на стол, Векслер поскреб свой ветеранский ежик обрубками пальцев. Что удерживает тебя? — мысленно обращался к нему Ледерер. — Может быть, ты переводишь с английского на английский? Или так парализующе подействовали на тебя выхлопы реактивного двигателя «конкорда», которым прибыл ты из Вашингтона? А может быть, ты полон благоговения к этим английским джентльменам, неустанно напоминающим нам, как высоко ценят они нашу свободу, и великодушно пригласившим нас отужинать в их высоком обществе? Но Господи Боже, ты же глава лучшей разведки мира! Ты мой начальник. Почему бы тебе не встать и не заставить их считаться с тобой? И как бы в ответ на эти молчаливые мольбы вновь раздался голос Векслера — так отрабатывает свой завод машина.
— Джентльмены, — заключил Векслер, произнеся это слово как «женлмены». «Заряди опять, прицелься хорошенько, не торопись», — промелькнуло у Ледерера. — Наша позиция, то есть суммарное мнение нашей службы относительно этого вопроса, вошедшего в повестку дня нашего совещания, а также вообще на данный момент, заключается в том, что мы располагаем суммой признаков и доказательств из самого разного рода источников, это во-первых, а во-вторых, некоторыми новыми сведениями, которые мы посчитали весьма знаменательными в плане оправданности нашей тревоги. — Он облизнулся. «Еще бы! — подумал Ледерер. — Если б я наговорил столько, мне бы вообще захотелось сплюнуть!» — Нам кажется, что сама логика требует от нас несколько отойти назад, по линии нашего основного курса, а после этого рассмотреть хорошенько новые данные в свете того, что происходило раньше. — Он повернулся к Браммелу, и на его морщинистом, но простодушном лице появилась извиняющаяся улыбка. — Вы хотите действовать по-другому, во всяком случае, как-то иначе, Бо, так почему вы нам прямо не заявите об этом, чтобы мы не доставляли вам неудобств?
— Дружище, вы должны действовать так, как удобнее вам, — сказал гостеприимный Браммел слова, которые он говорил всегда и всем, после чего Векслер вернулся к прерванному сообщению — сначала поместив папку в центре стола, потом передвинув ее направо с такой осторожностью, словно собирался приземлиться на крыло. И Грант Ледерер III, которому только что казалось, что кожу его раздирает чесотка, попытался умерить свой пульс и жар, и поверить в высокий смысл этого совещания. Где-нибудь, говорил он себе, будет оправдано и это достоинство, и секретность и всеведение секреткой службы. Жаль только, что место это, по-видимому, — лишь небеса обетованные.
* * *Англичане командировали на совещание свою обычную громоздкую и сверхвлиятельную группу: Ингрэм, поддерживаемый Службой безопасности, Маунтджой, член кабинета министров, и Дорни из Министерства иностранных дел развалились вокруг стола в разнообразных позах, выражающих недоверие или же явное презрение. Изменились, как заметил Ледерер, лишь места сидящих за столом: если до сей поры Джек Бразерхуд располагался возле Браммела, то теперь на его месте был браммелевский помощник и клеврет Найджел, в то время, как Бразерхуд переместился в торец стола, откуда и оглядывал собравшихся, как большая поседевшая хищная птица, намечающая себе жертву. С американской стороны за столом было четверо. «Как же типично для нашего особо тесного сотрудничества, — подумал Ледерер, — что англичане всегда заботятся о численном перевесе! Если на самом деле наша служба численно превосходит этих подонков в пропорции девяносто к одному, то здесь мы превращаемся в преследуемое меньшинство!» Справа от Ледерера, прочистив горло, собирается вступить в схватку с тем, что он называет «непростые обстоятельства момента», Гарри Векслер. Слева от Ледерера раскинулся в кресле Мик Кэрвел, глава американской резидентуры в Лондоне, капризный бостонский миллионер, пользующийся репутацией блестящего человека на основании данных, Ледереру неведомых. Дальше небезызвестный Артелли, рассеянный математик из службы связи, вид у него такой, словно его привезли прямо их Лэнгли. И между ними сижу я, Грант Ледерер III, не симпатичный даже себе самому, предприимчивый стряпчий из Саутбенда, штат Индиана, чьи неусыпные заботы о собственной карьере и на этот раз сплотили здесь всех, чтобы доказать то, что ясно было уже шесть месяцев назад, а именно: компьютеры ничего не выдумывают, не делают реверансов противнику в обмен на подачки, не наговаривают заведомую ложь на высокопоставленных британских служащих. Они говорят лишь позорную правду и, не уступая ни обаянию, ни требованиям национальных традиций и канонов, доносят эту правду до Гранта Ледерера III, так, казалось бы, рвущегося заслужить этим всеобщее порицание.
Беспомощно внимая барахтанью Векслера, Ледерер решил, что чужак здесь не Векслер, а он сам, Ледерер. Ведь это же великий Гарри Векслер, — спорил он сам с собой, — который в Лэнгли был наместником самого Господа Бога на земле! Кого на все лады расписывал «Тайм» как легендарного американского искателя приключений. Чьим звездным часом был Залив Свиней и кто организовал хитрейшие из разведывательных акций во время вьетнамской войны. Кто нанес такое количество смертельных ударов экономикам стран Центральной Америки, что и представить себе невозможно, и вступал в сговор с виднейшими и умнейшими представителями мафии, не брезгуя опускаться на самое дно. А рядом я, честолюбивый выскочка. И о чем я думаю? Думаю о том, что человек, не умеющий ясно говорить, не умеет и ясно мыслить. О том, что самовыражение — это обратная сторона логики и что исходя из этого критерия можно заключить, что у Гарри Векслера не в порядке голова, хоть и держит он в своих руках мое драгоценное будущее.
К облегчению Ледерера, голос Векслера внезапно вновь обрел уверенность. А произошло это потому, что он обратился непосредственно к докладной Ледерера:
— «В марте 81 года надежный перебежчик сообщил, что…» — «Кличка Дамбо», — машинально отметил про себя Ледерер, сам превращаясь в компьютер. — В Париж внедрен вербовщиком из Резервного отдела. Год спустя перебежчиком стал сам вербовщик. — «В мае 81 года отдел связи сообщил, что…» — Ледерер покосился на Артелли, надеясь перехватить его взгляд, но Артелли, видимо, был в эту минуту на связи с самим собой. — «Также в марте, но уже 82 года источнику информации, внедренному в польскую разведку во время его визита в Москву с целью установления контактов, было рекомендовано…» — «Кличка Мустафа, — вспомнил Ледерер и брезгливо содрогнулся, — погиб, пав жертвой чрезмерного усердия, когда помогал польской разведке вести расследование». Сумбурно, на грани провала, Векслер все же дошел до кульминации своего утреннего сообщения: — «Смысл всех этих доказательств, женлмены, остается неизменным, — объявил он, — и заключается он в том, что вся наша разведывательная сеть на Балканах, другими словами, усилия западных спецслужб направляются разведкой Праги, и утечка происходит под самым носом союзнических англо-американских спецслужб в Вашингтоне».
