Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник)

Суетливое оживление наблюдалось в те дни и на Анчупанских холмах. Человекоубийцы раскапывали ямы, вытаскивали из них трупы, складывали их вперемежку с дровами в большие штабеля. К этим страшным пирамидам подвозили на грузовиках бочки с горючим. Вскоре и лес на Анчупанских холмах, и вся окрестность окутались смрадным, удушливым дымом.

Однако палачам не удалось скрыть свои злодеяния. О них рассказывают немногочисленные свидетели, оставшиеся в живых, бесстрастно повествуют секретные документы, захваченные у врага, о них вопиет сама латвийская земля.

Осенью 1944 года, когда советские войска выбили гитлеровцев из Латгалии, была создана Чрезвычайная комиссия Латвийской ССР. На Анчупанских холмах, где учинялись массовые казни людей, она нашла пустые могильные ямы. Песок возле них был сплошь усеян пулями. На том месте, где совершалось сожжение трупов, нашли обугленные человеческие кости, металлические оправы от очков, остатки каблуков от обуви и многие другие неоспоримые улики фашистских зверств.

В Латвии, как и повсюду на оккупированной территории Советского Союза, гитлеровцы последовательно проводили политику Гитлера: часть населения физически уничтожить, остальных превратить в рабов, призванных обслуживать господ «высшей расы». Людей под конвоем гнали в тюрьмы и концентрационные лагеря. А оттуда было два пути: в холодные ямы на Анчупанских холмах или на каторгу в Германию. Только из Резекненского уезда на подневольные работы в фашистский рейх было угнано свыше 5000 человек. Эта цифра приведена в материалах вышеназванной Чрезвычайной комиссии.

Неописуемо тяжким был путь советских людей в постылую неволю. Вот что рассказала на суде Татьяна Иванова, прошедшая тернистый путь от родного села до вражеского логова:

— Мы с сестрой состояли в молодежной подпольной организации. Полиции стало известно о нашей деятельности. Меня взяли третьего декабря сорок третьего года. Допрашивали с шести часов вечера до полуночи. В комнате за столом сидели немец и переводчица. Первый вопрос был: «Где партизаны?» Я молчала, и переводчица начала бить меня по лицу, по голове... На второй день снова спрашивали о партизанах. Я молчала, и опять меня начали избивать: двое полицейских колотили резиновыми дубинками так, что я упала и потеряла сознание. В середине июля нас повели на станцию Абрене, загнали в товарные вагоны и повезли в Саласпилсский лагерь. Когда мы были в бане, вошел гитлеровец с огромной овчаркой и резиновой дубинкой в руках. Он ходил среди нагих женщин и осматривал их, как скот. В первый вечер строй заключенных прогнали мимо виселиц с тремя повешенными. Это было предупреждение: каждого, кто осмелится бежать, постигнет такая же участь.

Через три недели всю партию, в которой находилась Татьяна Иванова, отправили из Саласпилса в Германию. Она попала в Равенсбрук, — лагерь-распределитель. Камеры были переполнены. Еще через три недели ее перевели в лагерь, находящийся недалеко от Берлина. Затем отправили в Заксенхаузен. Это был настоящий комбинат смерти. Люди в полном смысле слова задыхались: сутками напролет в крематории сжигали людей. С приближением фронта заключенных из Заксенхаузена начали эвакуировать в глубь Германии.

Татьяне Ивановой и всем, кто был с ней, пришлось пережить немало горя, унижений и побоев, пока Советская Армия не освободила их.

Прошло время, и настал час сурового возмездия палачам, извергам, садистам. Перед судом народа предстали фашистские главари и их пособники, предатели латышского народа. Кто же они, эти выродки рода человеческого?

Вот Альберт Эйхелис, выходец из зажиточной семьи. Еще в школе он стал вожаком скаутов. Затем — военное училище, где Эйхелис окончательно проникся буржуазно-националистическим духом.

В 1936 году он вступил в военно-фашистскую организацию айзсаргов, выдвинулся на пост адъютанта полка. Такой человек для гитлеровских оккупационных властей был сущей находкой. Они назначают его начальником участка особых поручений Рижской префектуры, а в августе 1941 года — начальником Резекненского уезда. Он ревностно выполнял приказания фашистских «фюреров».

Болеслав Майковскис. Прежде чем пойти в услужение к немецко-фашистским захватчикам, тоже прошел своеобразную «школу» в полку айзсаргов, был командиром роты. Бредовые идеи Гитлера в буржуазной Латвии тоже впитались в его кровь и мозг.

Харальд Пунтулис. Грубый, малообразованный человек, он двадцати двух лет вступил в реакционную политическую партию «Крестьянский союз», а затем стал айзсаргом. Проникнувшись буржуазно-националистической идеологией, он охотно пошел на службу к оккупантам.

Язеп Басанкович. Воспитывался в религиозной семье, состоял в обществе католической молодежи. Родители его были враждебно настроены к людям, которых считали коммунистами. Националистические взгляды Басанковича окончательно сложились в организации айзсаргов.

Янис Красовскис — один из подручных Эйхелиса. Воспитывался в духе национал-шовинизма, имел тяготение к преступным элементам. Вступая в группу «самоохраны», готов был выполнять все, что прикажут.

Петерис Вайчук. Не окончил школу, не приобрел никакой специальности. Человек без всяких принципов. С вторжением в Латвию немецко-фашистских захватчиков без раздумий пошел служить в полицию.

Эйхелиса, Майковскиса, Пунтулиса, Басанковича и Красовкиса суд приговорил к смертной казни — расстрелу. Вайчука — к заключению в исправительно-трудовой колонии строгого режима на 15 лет.

В отношении Басанковича, Красовскиса и Вайчука приговор приведен в исполнение.

Но ушли от кары многие отъявленные негодяи. Отправив в «фатерланд» вагоны награбленного добра, бежал один из фюреров «Остланда» — начальник Даугавпилсского отдела полиции безопасности и гестапо оберштурмфюрер Гюнтер Табберт. Это он был правой рукой шефа германской полиции государственной безопасности Латвии оберштурмбаннфюрера Штрауха. Это по его указаниям советских людей зверски пытали, истязали, расстреливали на Анчупанских холмах, по его воле убивали беззащитных стариков, женщин и детей.

Открытый судебный процесс по уголовному делу военных преступников Эйхелиса и других был, в сущности, судом над фашизмом. Суд вынес частное определение о злодеяниях Табберта, проживавшего в то время в Западной Германии, в Дюссельдорфе.

В Западной Германии скрывается Альберт Эйхелис.

Палача трудящихся Латгалии Болеслава Майковскиса с распростертыми объятиями приняли в Соединенных Штатах Америки. Он живет в Нью-Йорке (Манеола, ул. Гранта, 232). Под фальшивой маской «политического беженца» Майковскис занимает руководящий пост в объединении, которое претендует на то, чтобы представлять всех латышей, проживающих в США. Полноправным делегатом присутствовал он в Чикаго на католическом собрании латышских эмигрантов. Его «окровавленную руку» сердечно пожимал бывший член президиума сейма буржуазной Латвии епископ Ранцан. Еще бы: ведь Майковскис религиозный человек. Между расстрелами женщин и детей он даже пел в церковном хоре.

Здравствует и Харальд Пунтулис, непосредственно возглавлявший казни на Анчупанских холмах. Он с семьей живет в Канаде (Онтарио, Виллавдейл, ул. Альфреда, 98). На ценности, изъятые у своих жертв, он открыл свою строительную фирму. Среди эмигрировавших латышских фашистов у него немало друзей по духу и по прошлым злодеяниям. Вот, например, бывший офицер армии буржуазной Латвии Янис Ниедра. Это тот самый Ниедра, который еще в первые месяцы гитлеровской оккупации Латвии руководил на берегу озера Валгума расстрелом сотен мирных жителей города Тукумса и окрестных поселков. За особые «заслуги» в истреблении советских людей гитлеровский рейхскомиссариат назначил его городским головой Даугавпилса.

За несколько месяцев до начала судебного процесса над группой изменников Родины во главе с Альбертом Эйхелисом, точнее 9 июля 1965 года, Министерство иностранных дел СССР направило посольствам США, Канады и ФРГ в Москве ноты, в которых потребовало выдачи военных преступников Эйхелиса, Майковскиса и Пунтулиса. В нотах указывалось и точное их место жительства.

Однако требование МИД СССР не было удовлетворено.

Идет время. Как раны на теле людей, зарубцовываются окопы и воронки, оставшиеся от минувшей войны, все менее заметными становятся ямы на Анчупанских холмах. Но не заростают, не заживают раны в сердцах людей. Они как бы слышат еще треск автоматных очередей на Анчупанских холмах, видят окровавленных людей, падающих у края огромных могил, слышат их предсмертные стоны, чувствуют едкий запах черного дыма от костров из человеческих тел. И ноющая боль остается в их сердцах.