Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус
Элистер — холщовая сумка лежала у его ног — съежился, превратившись в небольшой комок в траве, лицом к шлагбауму. Руки его были сложены вместе и направлены вперед.
Раздался скрежет и шуршание какой-то железки по асфальту, в гофрированном боку автобуса открылась овальная дверь, из нее выпала складная лестница, мелькнуло круглое лицо Ричарда, в ужасе взглянувшего в сторону грузовиков. Лицо это немедленно исчезло.
Первый грузовик с грохотом врезался в мое новое авто, накренился набок и замер. Второй уткнулся первому в заднюю часть.
Мы с Чунгом, уже со ступеней лестницы, увидели, как Элистер бросает очередной свечкообразный предмет в сторону грузовиков, падает лицом на землю, доносится очередной грохот, но Элистер уже прыгает на первую алюминиевую ступеньку и, вслед за нами, оказывается внутри.
Я вижу толпу китайцев — у некоторых револьверы — рассыпающуюся по полю, но автобус, чувствую я, начинает двигаться по дорожке, а Элистер с поваром, мешая друг другу, борются с лестницей и дверью.
Вот она захлопывается, я чувствую себя в полной безопасности, в норке, автобус, прыгая и жутко трясясь, едет куда-то, ничего не происходит, а потом и тряска исчезает, только качает. Может быть, так и будет — может быть, Ричард знает проезд к шоссе, и туда-то мы по асфальту и направляемся?
В алюминиевой стене появляется дырка, сквозь нее внутренности нашего убежища пронзает горизонтальный острый луч света. Элистер с любопытством смотрит на эту дырку, а повар… да нет, он ведь уже не повар — и вообще не реагирует никак. Потом они поворачивают друг к другу головы, автобус мерно гудит и качается, похоже, Элистер, запинаясь, пытается говорить по-французски. Мне становится стыдно сидеть рядом с такими замечательными людьми, по качающемуся полу я пробираюсь вперед, к Ричарду.
Там я замираю, вцепившись в металл двери.
Передо мной — разделенная металлическими конструкциями стеклянная полусфера, впереди нее просто ничего нет, пустота, какие-то белые клочья мгновенно проносятся за стеклом. А в самом низу стекла… как будто мы выехали на верхушку холма и замерли там — косая земля, тонкая светлая нитка дороги, бело-сизая вата туманов, зеленые подушки, а выше везде висят небольшие облака.
Потрясенная, я молчала.
Ричард сидел в одном из двух кресел и делал вид, что управляет авто, но никакого авто не было. Он был в обычном легком сером костюме и даже почему-то в панаме: я не дала ему переодеться после вечера, виновато подумала я.
Стеклянный фонарь, внутри которого мы находились, качнулся и пошел вниз, горизонт прыгнул вверх, Ричарда это никак не впечатлило.
— Доброе утро, подружка, — приветствовал он меня. — Не заставляй меня быть невежливым, я не могу встать, так что сядь вон в то кресло — но учти: как только ты касаешься подлокотников, мы начинаем падать. Ха-ха.
— Что… это… такое? — выговорила я, глядя через стекло, позорные слова.
— О, это — это «Юнкере W-ЗЗ». На языке дилетантов — «Бремен». Потрясающая почтовая машина, какое-то чудо, обожаю немцев. Не ломается никогда. Ты не представляешь — я из-за тебя впервые в жизни взлетел ночью! И все было нормально. Понятно, что садиться в черноту я бы не смог, но — все в итоге вышло нормально.
Я села на кончик кресла, аккуратно положив руки на колени. Мне хотелось плакать.
— Ричард, — сказала я безобразно дрожащим голосом, — спасибо тебе.
— О, что за пустяки — если я с удовольствием лично вожу почту, то почему не могу покатать собственного повара Чунга? Я так и знал, что с ним все плохо кончится, уж слишком хорош был его болонский соус к спагетти там, на Мадрас-лейн, в ночь, когда я сманил его к себе из ресторана.
— Он не повар, — сказала я, пытаясь смеяться. — И не Чунг. Его зовут Дай Фэй. Приносящий полет.
— Ну, вот еще, ты начала учить мандаринский диалект? А, кстати, Амалия — ты выполнила свое слово, насчет того, что взлетишь со мной в небеса, а я, помнится, заманивал тебя покататься над крышами нашего с тобой Кембриджа. Так вот, туда мы еще как-нибудь поедем — а пока что как тебе крыши Куала-Лумпура? Смотри, вон там.
Внизу, под крылом «Юнкерса», был игрушечный городок на ладони. Обширное красноватое пятно крыш китайских кварталов. Расщелина двух сливающихся рек. Маленькая башенка и зеленый платочек паданга перед ней, крошечная цепочка коробочек — крыши Селангорского клуба — по ту сторону этого платочка. Вокруг какие-то еще редкие пятна белого и кирпичного цветов, вроде деревушек, но дальше — только бесконечные зеленые холмы под редкими облаками.
Мне в голову пришла мысль: а ведь этот странный и нежный город все-таки можно, наверное, полюбить.
Когда великий детектив завершает очередное дело, ему полагается собрать всех его участников, обязательно включая убийцу, в одной гостиной и начать хвастаться тем, как здорово он раскрыл это самое дело.
Ничего подобного в деле исчезнувших агентов не было — прежде всего потому, что меня никто ни о чем не спрашивал и ничем не интересовался. Ведь это нормально — Амалия де Соза, как всегда, все отлично сделала. Господин Эшенден уехал из Сингапура, показываться в приемной его превосходительства было бы верхом глупости, а с Элистером мы и так все время были вместе, не надо было тащить его в какую-то гостиную.
Собственно, это не он меня, а я спросила его об одной странной детали:
— Элистер, мой дорогой, а вот те странные свечки, которые ты бросал навстречу погоне…
— Обыкновенный гелигнит, Амалия…
— О, значит, обыкновенный? Как хорошо. Но я о другом. Мне показалось… может быть, я просто схожу с ума от своей безудержной сексуальности… но… хотя ты бросал эти штуки так быстро… ведь на них сверху были…
— С твоим умом и сексуальностью все в порядке, ты и вправду это видела. Хороший способ изоляции, чтобы взрывчатка не отсырела. Первый, впрочем, в истории случай использования противозачаточных средств в боевых действиях. Но не надо на меня так смотреть — это вообще не моя работа, это Дебби натянула на них эти штуки. Опыт.
— Дебби?
— Ну, ты же не думаешь, Амалия, что это я запасался гелигнитом на всякий случай еще в Коломбо? Дома у этой парочки были много интересного, кроме денег на революцию, я просто подумал, что хорошо бы кое-что позаимствовать просто на всякий случай, пока полиция не устроила там настоящего обыска. Большую часть взрывчатки они найдут и конфискуют, и тот городок сможет жить спокойно. Кстати, и револьвер был позаимствованным, я его давно заприметил — ты же не думаешь, что Дебби позволила бы мне разгуливать вооруженным? Думаю, она всегда допускала мысль, что все-таки я — полицейская ищейка, как и ты…
— Я? О, да, и не простая, а в шелковых чулках… Так ты просто стащил на всякий случай часть коминтерновского арсенала, укрыв от полиции? Но где же ты его хранил?
— Э… ну, под кроватью, вообще-то…
— Под моей… под нашей кроватью, Элистер?
— Элистер, дорогой, у меня все не выходит из головы — вот эти гелигнитовые штуки, похожие на…
— Ты хочешь, чтобы я покраснел? Сейчас попробую. Но, может быть, лучше покраснеешь ты?
— Да не о том речь. Я сейчас начинаю вспоминать… ты бросаешь эту штуку назад, но почему-то еще и вбок, в джунгли, и возле аэроплана тоже — как-то вбок. Просто из любопытства — скольких людей ты убил во время погони?
— Надеюсь, что ни одного, Амалия. Зачем убивать, если можно только ранить? И зачем ранить, если можно просто убежать? Как я понимаю, нашей задачей было убегать, и очень быстро. Или требовалось в процессе уничтожить как можно больше подданных короны? Я, значит, что-то не учел?
— О Sol da minha vida, как же мы похожи.
Впрочем, еще был разговор с Магдой и Тони.
Представьте, они не ждали меня в Сингапуре, как им было приказано. Они прибыли туда после меня, к ночи, выехав — вопреки боевому приказу, или, точнее, моей настоятельной просьбе — позже на сутки.
— Мадам Амалия, нас задержали непредвиденные обстоятельства, — с удовольствием выговорил Тони, демонстрируя мне свою почти ровную походку. — Китайский мятеж, видите ли.
— Но я же и хотела, чтобы вы… Хватит уже крови…
— Надеюсь, что не слишком расстроили вас. Но там каждый человек, владеющий оружием, был на счету. Как же вы хотели, чтобы мы покинули город в такой момент? Мой милый бурундучок, ты, конечно, не могла оставить своих слушателей в беде, ведь так? С твоим умением нажимать курок?
Госпожа Амалия, вы не поверите, но она всерьез собралась изобразить одну сцену с известной конфетной коробки — «Свобода на баррикадах».
— Тони, дорогой, хватит прикидываться неграмотным, какая еще конфетная коробка? Его зовут Делакруа. И ты это знаешь.
— Я люблю конфеты… Там, над баррикадой, возвышается, изображая отличную мишень, дама во фригийском колпаке, с лягушиным знаменем в руке и с обнаженным бюстом сомнительной свежести. Вы знаете, госпожа Амалия, вместо знамени эта золотоволосая фурия собиралась воздеть саксофон, и уже расстегнула на блузке несколько пуговок… Но войны не случилось, поэтому она триумфально прошествовала до вашего предприятия, где хозяйничает тот португальский подросток, вдохновенно рассказала там всему городу о стойкости полиции и волонтеров ФМС, а потом долго играла в эфире на саксофоне вместе с каким-то индийским скрипачом из «Колизеума». Это было незабываемо! Но скажите мне, а когда вы догадались, что этот ваш повар и был сам великий Дай Фэй?
