Федор Кабарин - Сияние базальтовых гор
Полковник Прозоров вышел, а Споряну направился в кабинет профессора Кремлёва.
После взаимных приветствий и расспросов Споряну приступил к делу:
— Алексей Никитич не совсем ясно объяснил мне, Пётр Кузьмич, какие именно испытания, что за установка? Вы не сможете пояснить?
— Пояснить? — профессор развёл руками. — Этого не пояснишь, надо видеть… — Он задумался, разглаживая бороду. — Знаю только в общих чертах: будут запускать воздушные шары для исследования верхних слоев стратосферы. А как они устроены, посмотрите — сами узнаете и мне поясните. Но не вздумайте, — профессор строго взглянул на Споряну, — не вздумайте прокатиться на этом аэростате. Категорически предупреждаю…
— Что вы, Пётр Кузьмич. Кто меня пустит?..
— Я просто предупреждаю… Авиастрада по Млечному Пути ещё не проложена. Вам, вашим сверстникам предстоит осваивать ее, но к этому ещё нужно подготовиться. Лезть в ионосферу с аэростатом — всё равно, что затыкать лётку доменной печи сальной свечой.
Споряну улыбнулся. Профессор посмотрел на него поверх очков, словно ожидая, что скажет молодой инженер. Но Споряну молчал.
— Запомните: ваша роль — наблюдение, наблюдение и только. Это, так сказать, для просветления ума. А вот вторая задача куда важнее. Самым внимательным образом присмотритесь к двигателю самолёта. Обратите внимание на каждую мелочь. Советую ещё раз просмотреть работы фон Брауна, Эрике, американские источники о последних новинках. Это даст вам пищу для сравнения с извлечённым со дна Чёрного моря двигателем. Кстати, этот самолёт, по утверждению очевидцев, не производил при полёте шумов.
— Это очень интересно…
— Интересно, но, на мой взгляд, не достаточно достоверно. Я склонен думать, что самолёт шёл издалека на больших высотах. Снижаясь на цель наблюдения с выключенным двигателем, он и не производил шумов. А когда в него попал снаряд и он развернулся, чтобы уйти в сторону моря, то, видимо, включить двигатель уже было некому. А, может, я и ошибаюсь, и в рассказах очевидцев есть доля правды. Вот ваша задача и состоит в том, чтобы найти эту правду, если она действительно существует. С вами едут опытные специалисты, которые помогут разобрать что к чему.
Профессор встал, прошёлся по кабинету, что-то обдумывая. Подошёл к Споряну, внимательно посмотрел на него.
— Ну, кажется, всё. Готовьтесь. Поездка интересная. Вам она может очень пригодиться. Желаю успеха. — Он пожал Споряну руку и улыбнулся: дескать, сам бы непрочь посмотреть улетающий в стратосферу «глобус», да дела не позволяют.
Споряну вышел на улицу, остановился. «Как это кстати! — думал он. — Зина уже в Крыму. Выкрою время, навещу её. Сегодня же надо послать письмо. Нет, письмо не успеет. Пошлю лучше телеграмму». Посмотрев на часы, он пошёл на телеграф.
Через три дня самолёт с группой специалистов, среди которых был и Споряну, приземлился на Симферопольском аэродроме. Но встретиться с Зиной Кремлёвой Антону так и не удалось. Самолёт совершил посадку не на пассажирском аэродроме, а на учебном. И тотчас члены комиссии, минуя Симферополь, направились в зону испытаний.
Зина Кремлёва провела в Симферопольском аэропорту почти весь день, встретила пассажиров всех прибывших самолётов, но Споряну среди них не оказалось. Не понимая, в чём дело, она несколько раз обращалась и к дежурному, и к начальнику аэропорта, но и они не развеяли её беспокойства. Преследуемая мыслью о том, что что-то случилось, она и поехала в свой санаторий. Только по дороге совершенно случайно Зина узнала причину того, почему разминулась с Антоном.
Один из спутников по автобусу, человек в сером плаще, заметил, что девушка чем-то расстроена. Он долго наблюдал за ней и наконец заговорил:
— Извините, пожалуйста, но вы слишком печальны, чтобы окружающие не обратили на это внимания. Что-нибудь случилось? Может, я смогу вам помочь?
— Не думаю, — ничего не подозревая, ответила Зина. — Боюсь, что случилось. Сегодня должен был прилететь мой близкий родственник, но… не прилетел. Хотя предупредил о вылете телеграммой.
— Он, случайно, не спецрейсом летел?
— Не знаю, возможно. Он в командировку.
— Тогда и волноваться нечего. Их самолёт приняли на учебном поле. Оттуда они все, какая-то комиссия, уехали по своему назначению.
— Неужели? — обрадовалась Зина. — Вы это точно знаете?
— Конечно. Я был в то время рядом, — сказал он, стараясь вызвать её на откровенный разговор.
— А вы не видели среди пассажиров молодого человека с чёрными-чёрными глазами?
— В реглане и клетчатом кепи?
— Ой, это Тоня!..
— Его фамилия не Споряну?
Зина невольно отодвинулась подальше и, неприязненно посмотрев на подозрительного спутника, сказала с нотками вызова в голосе:
— А зачем вам знать его фамилию?
— А мне абсолютно всё равно. Просто хотел вас успокоить, — безразличным тоном ответил он, а про себя подумал: «Надо её держать в поле зрения. Споряну должен с ней встретиться».
Зина промолчала. «Почему, — думала она, — он даже не показался?» Мелькнула догадка: «Значит, нельзя было». Устроившись поудобнее, она отвернулась к окну и так просидела до самой Ялты.
В эту ночь Зина почти не спала. Беспокоили мысли: «серый плащ» ведь мог и ошибиться. Потом пришла другая, ещё более взволновавшая её: «А вдруг это какой-нибудь шпион, который охотится за Споряну?» Эта мысль стала ещё навязчивее, когда Зина вспомнила отрывки случайно подслушанного разговора отца с полковником Прозоровым. В ушах звучали слова Прозорова: «Осторожнее ему надо быть… Головой рискует!..»
Она напряжённо прислушивалась к порывам ветра, шелесту ветвей за окном, к тихому плеску прибоя. «Ой, хотя бы он не вздумал разыскивать меня сегодня ночью», — в тревоге думала она. Стало почему-то страшно в тёмной комнате, и Зина натянула на голову одеяло.
ГЛАВА VIII
ГНЕЗДО НОЧНЫХ ПТИЦ
Юго-восточная Бавария. Привычный альпийский пейзаж: высокие горы, покрытые вековыми лесами, освежающий запах хвои, вялых трав, стремительные потоки горных речек с прозрачной, кристально-чистой водой.
Извиваясь змеёй, асфальтированное шоссе убегает всё выше и выше к видневшемуся на горе средневековому замку. Он расположен на каменном уступе горы, напоминающем голову носорога. От всего: готических башен, позеленевших от времени и подёрнутых мохом, от высокой каменной ограды, поросшей травой и кустарником, — веет заброшенностью, запустением.
«Гнездо ночных птиц» — так с незапамятных времён называют этот замок жители окрестных селений. Под самым шпилем главной башни когда-то поселились две пары диких голубей. А теперь их такое множество, что когда они облепляют карнизы и крыши, башни кажутся расписанными причудливым пёстроголубым узором.
Когда-то этот замок принадлежал одному из рыцарских орденов. Во времена Бисмарка он служил школой подготовки шпионов-миссионеров, засылаемых святейшим папой в славянские государства Балкан и Восточной Европы. Потом он перешёл к Мюнхенскому епископству.
С приходом к власти Гитлера замок стал собственностью любовницы рейхсминистра гестапо Гиммлера — кинозвезды фрау Дональды Лоттер.
Менялись вывески, но содержание оставалось прежним. Об этом свидетельствуют записи в биографическом альбоме замка. В нём можно встретить философские изречения фон Клаузевица, афоризмы Мольтке-младшего и Пуанкаре. А вслед за размашистыми росчерками гитлеровских главарей стоят имена известных английских и американских генералов, дипломатов, дельцов.
Хозяйка замка, госпожа Дональда Лоттер вышла замуж и, став баронессой фон Бретт, уехала за границу.
Замок кажется необитаемым. Железные его ворота давно не открывались. Единственная дорога, ведущая к ним по обрыву глубокой промоины, поросла травой. Но замок живёт своей тайной жизнью. Каждый вечер, когда сгущаются сумерки, на главном готическом шпиле начинает мигать красный огонёк, напоминающий сигнал маяка. Многие горожане думают, что сигнал установлен авиакомпанией как пеленгатор для пролетающих над городом самолётов. Только очень немногие знают, что происходит за двухметровыми гранитными стенами замка и кому мигает по ночам красный огонёк.
Среди этих немногих был и внук старого сторожа замка Иржи Томмаха — электромонтёр городской теплоцентрали, Энрике Томмах. Когда хозяйка уехала, старый Томмах не захотел покинуть замок. Всю свою жизнь он провёл в этих стенах и теперь, на старости лет, не видел смысла уходить отсюда.
— Жить осталось немного, — говорил он своей, дочери. — Да и хозяйка просила присматривать за всем, проветривать, убирать помещения. А на жизнь мне хватит того, что хранится в подвалах.
Иржи Томмах каждый день обходил комнаты замка, заглядывал во все тайники. Часами простаивал в потайных местах, куда раньше, при хозяевах, не смел входить. Но самым отрадным уголком для него был сад, выращенный не без его участия. Целыми днями Томмах любовался садом, часами просиживал в сиреневой аллее.
