Андрей Гуляшки - Маленькая ночная музыка
Право, не знаю, секунды прошли или минуты. Я словно на самое дно Марицы нырнул, а вокруг меня и надо мной — только чёрная и неподвижная вода. Вдруг мне показалось, что справа, где-то по другую сторону входа, что-то зашуршало, будто кто-то, осторожно ступая, шёл, черт побери, на меня. Я не из трусливых, а как раз наоборот, но должен признаться, что в эту минуту я струхнул, а почему — и сам не знаю. Кто-то двигался, кто-то выслеживал меня в темноте, кто-то меня заметил и наверняка задумал что-то недоброе, и я чувствовал себя за этой проклятой балкой, как в ловушке.
В эту минуту по деревянной лестнице загрохали скорострелкой шаги, и я тотчас же догадался, что это тот, из ГАИ. И другое пришло мне в голову — что игра для меня проиграна, будет проиграна, разве только он каким-то чудом не заметит меня, то есть, разве сам дьявол закроет ему глаза и возьмёт меня под свою защиту.
И я положился, как говорится в случаях, когда ты находишься «вне игры» на штрафной площадке противника, — положился на судьбу, на милость судейского свистка.
Но все это, вместе взятое, каким бы страшным ни выглядело, походило на весёлую шутку по сравнению с тем, что последовало дальше. Я увидел милиционера — он остановился в дверях, прислушался, расстегнул кобуру, и не успел я перевести дух, как направился к тому месту, откуда за несколько мгновений до этого до меня донёсся подозрительный шорох.
Милиционер растаял в темноте, исчез с моих глаз, я лишь слышал его шаги, он ступал тяжело, потому что был в сапогах. И вдруг… как вам сказать… то, что называют «гром среди ясного неба», ни хрена, извините за выражение, не стоит… Впрочем, вот что произошло… Хотя откуда мне знать, что там произошло! Милиционер вскрикнул — отрывисто и не очень громко, — затем я услышал, как что-то грохнулось на пол — будто человек повалился. Тут меня подхватила какая-то сила, прогнав страх и оцепенение, и понесла к тому месту, и я споткнулся в темноте и в свою очередь повалился на чей-то труп и так перепугался, что заорал не своим голосом, а когда стал подниматься на ноги, в глаза мне ударил свет электрического фонарика…
Вы спрашиваете, почему же я бросился на крик, к месту схватки, а не воспользовался случаем и не дал деру… Не знаю! В прошлом году сшил я себе к Первому мая чудесный костюм из очень дорогого габардина. Очень он мне нравился, и я смотрел в оба, чтобы как-нибудь его не замарать. Но в самый канун праздника прогуливаюсь я с дружками по набережной Марицы и вдруг вижу — народ толпится, на реку пальцами показывают, что-то кричат, руками машут, а кое-кто и смеётся. Я перегнулся за парапет, и мне сразу же все стало ясно. В воде, в нескольких метрах от берега — соломенная шляпка с лентами. Шляпка, словно золотой пузырь, плывёт по течению, а параллельно с ней по каменному настилу бежит девчушка лет пяти-шести. Бежит и плачет, да так жалобно, что я не выдержал. Спрыгнул на камни, оттуда в воду. А вода глубокая, как всегда весной. С третьего шага залез по пояс, но ничего, схватил шляпку с ленточками, выбрался на сушу и говорю девчушке: «Вот твоё сокровище». Она протягивает ручонки и улыбается мне сквозь слезы. Но это не интересно, важно то, что костюм мой ухнул к чёртовой матери, и на празднике пришлось маршировать в старом. А ведь никто не заставлял меня лезть в Марицу из-за какой-то соломенной шляпчонки!
Вы говорите, что это не имеет ничего общего с сегодняшним случаем. Возможно! Я вам рассказал эту историйку, потому что и тогда нашлись любопытные вроде вас, все допытывались: «С какой стати ты сунулся в эту грязную воду?» И я им отвечал: «Почём я знаю! Сунулся вот!» Вы меня спрашиваете, почему я не дал деру, а полез в чужую драку. Я и вам отвечаю: «Откуда мне знать!»
Никакого треска, никакого выстрела я не слыхал. Когда стреляли, из чего стреляли — не знаю. Ни ссоры, ни драки не было. Кто-то лишь вскрикнул — не очень громко — и повалился на пол. Вот и все…»
СООБРАЖЕНИЯ ИНСПЕКТОРА УГРОЗЫСКА(Изложенные на совещании после допроса Владимира Владова)Первое. Утверждение задержанного, что во время происшествия на чердаке присутствовало ещё одно лицо, чистейшая выдумка. Кроме следов, оставленных задержанным и двумя милиционерами, никаких других следов на чердаке не обнаружено. Дверь, связывающая чердачное помещение с чёрным ходом, найдена запертой, а ключ вставлен с внутренней стороны замка и посейчас находится там. Так что, даже если принять как возможное присутствие третьего, укрывающегося лица (вопреки отсутствию каких бы то ни было следов!), бегство его с чердака оказывается абсолютно невозможным, поскольку с момента происшествия до проведения осмотра в чердачном помещении неотлучно находился старший сержант Иван Стойчев, а с его напарником, старшим сержантом Ставри Александровым, присутствующие встретились на лестнице. Заключение: версию о «третьем лице» полностью отбросить, как абсурдную и во всех отношениях несостоятельную.
Второе. Утверждение задержанного, что он не имеет ничего общего с убийством младшего сержанта Кирилла Наумова, несостоятельно и, во всяком случае, пока лишено доказательств. Напротив — факты целиком и полностью доказывают обратное: он был один в чердачном помещении, когда туда вошёл младший сержант; в момент происшествия его застали склонившимся над трупом; правая рука была вся в крови убитого. Обстоятельства в связи с происшествием также полностью свидетельствуют против него; он, нарушитель, является преследуемым, а младший сержант — его преследователем Третье. Отсутствует лишь одно доказательство для того, чтобы он уже в данный момент был с абсолютной уверенностью уличён в убийстве младшего сержанта Кирилла Наумова. Отсутствует оружие, пистолет, с помощью которого было совершено убийство. Пистолет, по всей вероятности, был снабжён глушителем, так как оба сержанта, как они сами утверждают, не слыхали никакого выстрела. Но этот пистолет исчез — он не обнаружен ни у задержанного, ни в помещении. В помещении, не считая канапе, нет другого предмета, который бы затруднил поиски и обнаружение оружия. Канапе было осмотрено и ощупано изнутри без всякого результата. Единственное окно, слуховое, заколочено. Доски пола целы и нетронуты, стены — гладкие. И речи не может быть о существовании какого-нибудь тайника. Однако пистолет отсутствует, и это единственный пункт, остающийся для следствия невыясненным. Пока ещё это настоящая загадка.
Четвёртое. Наличие упомянутой загадки, разумеется, не снимает вины, а тем более подозрения с задержанного.
Пятое. Убийство младшего сержанта Кирилла Наумова не имеет ничего общего с убийством инженера, проживавшего на третьем этаже. Это два различных по характеру происшествия, которые случайно совпадают по месту, а может быть, и по времени. Таким образом, следствие по делу об убийстве младшего сержанта должно проводиться самостоятельно и не в связи с убийством упомянутого инженера.
СООБРАЖЕНИЯ ПОЛКОВНИКА МАНОВА(высказанные на совещании после допроса Владимира Владова)Улики против Владимира Владова серьёзны — дают основание для возбуждения уголовного расследования.
ПЕРЕД ТЕЛЕВИЗИОННЫМ ЭКРАНОМ
Осмотр чердачного помещения и третьего этажа, съёмка и расшифровка следов, сопровождаемые спешными поездками в лаборатории и технические службы и обратно, допрос Владимира Владова и затем краткое совещание — все это закончилось лишь к десяти часам вечера.
В десять часов пятнадцать минут Аввакум занял своё место перед телеэкраном, установленном в кабинете полковника Манова.
Минутой позже в кабинет покойного инженера был вызван для допроса свидетель номер один — доктор математических наук Савва Крыстанов. Аввакум смотрел на его лицо, спроектированное на экране, слушал его голос и лениво посасывал трубку.
На улице лил дождь, капли тихо постукивали в окна. Свидетель номер один как-то смущённо сидел возле самых дверей, словно не решался продвинуться в глубь комнаты. «Элегантен по старинке», — размышлял Аввакум. Он был в грустном настроении, и, пожалуй, яснее, чем когда либо, в уголках его губ проступала усталая усмешка «Смотрит перед собой, избегает перевести глаза вниз, на то место пола, где, распластавшись, лежал труп инженера»… Так, машина работает. Механизмы действуют. Усталая усмешка превращается в скептическую: это навык, навык! Что, что сказал полковник? Вот и пропустил одну реплику. Скверный симптом — как он подметил, такое в последнее время с ним случается часто. Ржавчина в механизмах? Сломался какой-нибудь зубчик или ослабла пружинка? Пружина не ослабла, пружина устала.
Он кладёт трубку, роется в коробке сигарет, которая лежит перед ним на столике, закуривает и глубоко затягивается. Это дело другое, это действует.
— Прошу, — говорит полковник и любезно протягивает доктору математических наук свой серебряный портсигар.
Доктор кивает головой и благодарит. Берет спичку из пальцев полковника, но первым делом подносит к его сигарете, а уж затем к своей. «Непринуждённый, давно заученный жест, — думает Аввакум. — Делает это по привычке, а не натаскивает себя нарочно. Внимание! Даже не глядит на полковника. Его глаза, избегающие смотреть на то место на линолеуме, как бы обращены внутрь — они прислушиваются, вот именно прислушиваются к чему-то глубоко своему, живущему только в его мире».