Сергей Костин - Смерть белой мыши

У меня сжалось сердце. Те, кто со мной знакомы, уже знают про мою чрезвычайно развитую эмпатию — способность чувствовать то, что чувствует другой человек. То есть я мог бы сделать то, что собирался, и независимо от выпитого, и от того, что сейчас это она могла спасти меня. Честно!

Я встал, захватил свое пиво (я говорил уже, что дошел до темного?) и, преодолев твердым шагом разделяющие нас метров десять, склонился над ее столом.

— Не возражаете, если я посижу здесь? — спросил я по-русски. — Не могу оставаться равнодушным, когда женщина в опасности.

Она чуть не поперхнулась, сглотнула и остановила на мне недоуменный взгляд. Она носила контактные линзы.

— О, простите, наверное, вы не говорите по-русски, — спохватился я.

— Я русская, — сказала моя поденка. — Но что вам надо?

Она не выглядела возмущенной вторжением в свое арендованное на часок пространство. Разве что чуть-чуть раздражена, как человек, которого оторвали от собственных мыслей. Но я-то тогда был ею, и я знал, почему еще она пришла ужинать в публичное место, пусть даже и не отдавая себе в этом отчет, — а может быть, и сознательно. Здесь еще был шанс встретить кого-то, кто хотя бы на время разрушит ее одиночество — на кухне в ее квартире такого шанса не было.

— Простите, что врываюсь в ваше уединение, — сказал я, усаживаясь со своей кружкой на скамье напротив. (Отметили нюанс? Я не сказал «одиночество».) — Но как еще я мог вмешаться?

Женщина продолжала смотреть на меня. Взгляд у нее был умный, еще не заинтригованный, но и не враждебный.

— А зачем вам понадобилось вмешиваться? И кто вам сказал, что я в опасности?

— Ну как же? Вы одна вечером в ресторане. К вам может подсесть любой проходимец. А так все проходимцы увидят, что вы с мужчиной, и к вам никто не пристанет.

Женщина вытерла губы салфеткой и отпила из своей кружки. Она пила светлое.

— А как я должна определить, что вы сами не проходимец?

Я не ловелас. Этого не допустили мои обе жены, которых я искренне люблю. И Рита, которой уже столько лет нет в живых, и Джессика, с которой мы уже столько лет вместе. Потом, ухаживания и игривые разговоры совсем не в моем характере, да и в Конторе этому нас специально не обучали. Но сейчас, как мне казалось, я был этой женщиной и, опять же, как мне казалось, она хотела бы услышать как раз нечто такое.

— Да ладно вам! — отмахнулся я. — Разве проходимец, который хочет завязать знакомство с женщиной, будет городить такую чушь, как я? Он скажет что-нибудь вроде: «Какие у вас прекрасные глаза, только грустные. Нельзя попробовать их развеселить?»

Моя жертва принялась грызть губу. Нервничает.

— А если вы — умный проходимец?

Тут я смешался.

— Если бы я был умным, я бы нашел сейчас, что ответить, а я не знаю, — честно сказал я.

Ее этот ответ, похоже, устроил. Во всяком случае, взгляд ее потеплел.

— И как долго вы собираетесь меня охранять? — спросила она. — Пока я ужинаю? Или и до дома готовы доставить меня в безопасности?

— Пока вы ужинаете, я готов точно, — сказал я. Однако настойчивость в таких случаях может повредить. — А дальше пока не знаю. Да вы ешьте, ешьте!

Моя жертва снова взялась за инструменты, с помощью которых в западной культуре принято измельчать пищу. Пока она думала, что она никому не интересна, она рубила свои блины на огромные порции, которые в рот пролезали только в горизонтальном положении, да и то кантуя, как вы проносите в узкую дверь стол. Теперь же она фигурно вырезала крошечный кусочек, долго купала его в какой-то подливке и наконец отправляла в рот. Пока она жевала, глаза ее, не скрываясь, изучали меня. «Я именно тот случай, на который ты втайне надеялась», — глядя на нее, проговорил про себя я.

— А от чего это зависит? — снова закусывая губу, спросила она. — Ну, захотите ли вы и дальше оберегать меня от опасностей.

Да оставь ты в покое губу! Ешь свои блинчики.

— Это зависит от вас, — сказал я. — Внешность — это ведь всего лишь приманка. А потом женщина раскрывает рот и становится совершенно не похожа на ту, кого вы себе нафантазировали.

Она хмыкнула:

— И как, я пока выдерживаю испытание?

— Считайте, что уже выдержали.

— И? И что дальше?

— А это тоже зависит от вас. Только теперь уже целиком.

Моя бабочка из подземелья не спеша доела оставшиеся два кусочка блина. Она заказала блинчики с творогом и сладкой подливкой и запивала их пивом. «Ты дура, если надеялась в душе, что осмелишься познакомиться с мужчиной вот так, в ресторане, — прочел я ее мысли. Ну, мне так казалось. — У тебя хватило духу прийти сюда, но уйти со случайным знакомым — совсем другое дело».

— Я забыл вам представиться, — спохватился я. — Меня зовут Александр Диденко. Я вообще-то живу в Киеве, здесь по делам. Я коммерческий директор одной крупной корпорации. Мы хотим продавать в Эстонию легированную сталь.

Все это я выдавал по мере того, как эти слова складывались у меня в голове. Откуда это бралось? У меня в уме не было никакой заготовки про металлургическую корпорацию, просто мне показалось, что раз моя жертва занимается бизнесом, ее может заинтересовать потенциальный партнер. По крайней мере, это поможет ей какое-то время делать вид, что ее привлекает не знакомство с мужчиной, а предполагаемый деловой контакт. Но как в моей голове образовалась мысль про легированную сталь? Я ведь даже не знаю толком, что это такое!

— Ольга Красильникова, — представилась женщина. — У меня тоже компания, по экспорту-импорту. Вероятно, не такая большая, как ваша.

Она полезла в сумочку и достала визитную карточку. Я был, как всегда, прав. Прощупывание общих коммерческих интересов давало ей время понять, хочет ли она продолжить знакомство. Вернее, хватит ли у нее на это безрассудства.

Я похлопал себя по карманам.

— У меня, к сожалению, карточки уже кончились. Деловых встреч оказалось в три раза больше, чем я предполагал. Вам записать мои координаты сейчас или у нас еще будет время?

7

Часа через два мы вышли из ресторана в обнимку. Это было вынужденной мерой — Ольга едва держалась на ногах. Но вины моей в этом не было. Просто с того момента, как я предложил ей выпить, она осушила полбутылки водки. Водку выбрала она — я-то ее не люблю. Это, наверное, звучит высокомерно — ну, что я все время предполагаю, что знаю, что она подумала и чего хотела, — но мне опять показалось, что Ольге нужно было снять себя со всех тормозов, прежде чем предоставить инициативу не вызывавшему опасений, однако совершенно незнакомому мужчине. Я знаю это по себе и по многим другим людям: привычка рассуждать мешает жить, такие поползновения надо глушить при первых признаках их проявления.

— Ты не оставишь меня замерзать в чужом подъезде? — спросила Ольга, повисая на моем плече.

Язык у нее совершенно не заплетался, только ноги ослабли. Выпив, она стала намного симпатичнее. С каждой новой рюмкой, которую она опрокидывала в рот коротким энергичным движением — так пьют моряки, — она становилась все более забавной. И даже привлекательной. Или мне это казалось — я ведь пил наравне с нею!

Хотя нет! Обаянию интеллекта — независимо от пола, возраста, политических взглядов и религиозных воззрений его носителей — я подвержен всегда. Но теперь к тому же на Ольгиных щеках заиграл румянец, в глазах то и дело проскакивали озорные искорки, и, я это скоро обнаружил, у нее были красивые губы — сочные, чувственные, только слегка обгрызенные.

— Напоминаю тебе, что, во-первых, сейчас хотя и бабье, но все же лето, — сказал я, встряхивая Ольгу, чтобы придать ей более вертикальное положение. — Во-вторых, ты с мужчиной. В-третьих, в Таллине наверняка есть такси, и если у тебя есть дом, я доставлю тебя туда в целости и сохранности.

— У меня есть дом, — как будто только что вспомнила об этом Ольга. — Если можно назвать домом квартиру, в которой практически никто не живет.

— Дом — это то место, от которого у тебя есть ключ, — наставительно произнес я. Я, похоже, тоже был хорош. — У тебя есть ключ?

Ольга рванула со своего плеча сумочку так энергично, что я ее не удержал. Не сумочку — Ольгу! Я едва успел подхватить ее, чтобы она не плюхнулась на булыжную мостовую всем телом.

— Прости, не ожидал от тебя такой порывистости, — сказал я.

— А, — отмахнулась она, — ерунда!

Сидя на мостовой, Ольга принялась рыться в сумочке, поочередно доставая оттуда щетку для волос, пакетик с бумажными платками, мобильный телефон, кошелек, пудреницу, губную помаду и — что странно для дамской сумочки — пассатижи с изолирующими пластмассовыми ручками. Но ключ все не находился, и Ольга вытряхнула прочее содержимое сумочки прямо на булыжники: письмо в конверте, позолоченную шкатулочку для таблеток, смятые бумажки, пригоршню мелочи и, наконец, связку ключей.