Ян Флеминг - На тайной службе Ее Величества. Живешь лишь дважды. Человек с золотым пистолетом
Бонд вернулся к столу. Крупье складывал шесть колод в продолговатый блок, который вскоре должен был занять свое место в ожидающем карты футляре. Так как Бонд находился рядом, крупье предложил ему нейтральную красную карту с чистой рубашкой, которой нужно было прорезать блок. Бонд зажал карту между пальцами и с нарочитой медлительностью прорезал ею сложенные вместе колоды, как ему показалось, чуть ли не посередине. Крупье улыбнулся при виде его движений и этой медлительности, с ловкостью фокусника перетасовал карты таким образом, что красная сигнальная карта, возвещающая об окончании игры, должна была бы появиться в прорези футляра тогда, когда в нем оставалось ну никак не больше семи карт: затем он поместил длинный блок колод в футляр, прижал их металлическим держателем и объявил громко и четко: «Мсье (слово «мадам» по традиции не произносится, так как со времен королевы Виктории повелось считать, что дамы в азартные игры не играют), игра сделана. Банкует номер шестой». Главный распорядитель, восседавший на возвышении позади крупье, принял это заявление к сведению, служители пригласили отошедших от стола игроков вернуться на свои места, и игра продолжалась.
Джеймс Бонд уверенно выиграл у магната из Лилля, сидевшего справа от него, он добавил в банк несколько мелких фишек, удвоив его до двух тысяч новых франков — двухсот тысяч старых.
Бонд выиграл первую партию, а также следующую. Ну — теперь одолеть третьего игрока и пуститься во все тяжкие. Он выиграл девяткой, как будто иначе и быть не могло! В банке (как полагал Бонд) лежало восемьсот тысяч франков! И снова он выиграл, но на этот раз не так легко: против пятерки партнера у него оказалась шестерка. Тут он решил проявить осторожность и отложить определенную сумму. Он попросил, чтобы шестьсот тысяч из миллиона шестисот в банке «поставили на прикол», вывели из игры, теперь он мог проиграть только оставшийся миллион. Но он снова выиграл. На сей раз он «поставил на прикол» целый миллион. А в банке вновь остался прежний миллион — ему в любом случае перепадал солидный куш в миллион шестьсот тысяч франков. Теперь, однако, у него появились трудности с крупными ставками. Сидящие за столом стали осторожничать с этим смуглым англичанином, который играл так спокойно, их насторожила его уверенная усмешка, появившаяся на жестко очерченных губах. Кто он? Откуда явился? Чем занимается? Сидящие за столом строили догадки, возбужденно перешептывались. Он прошел уже шесть кругов. Может, он, наконец, решит сохранить то, что попало в его карман, и передаст банк дальше? Или будет продолжать метать? Ведь карта изменчива! Но Джеймс Бонд уже все для себя решил. Карты не помнят поражений. Так, значит, они не помнят и побед. Он прошел еще три круга, каждый раз «ставя на прикол» по миллиону, и вдруг та самая крошечная старушка-англичанка, которая пропустила несколько игр, предоставляя право проигрывать другим, на десятом круге вступила в игру; Бонд улыбнулся ей через стол, зная, что она выиграет. Так и произошло, она нанесла ему позорное поражение: против ее единицы у Бонда оказался «буш» — три короля, что в сумме равнялось нулю.
Вокруг стола пронесся вздох облегчения. Колдовство кончилось! Послышался завистливый шепот, когда крупье через весь стол подвинул к Бонду своей плоской лопаточкой перламутровые фишки, возвышавшиеся стопкой высотой почти в фут, — четыре миллиона шестьсот тысяч франков, добрых три тысячи фунтов стерлингов. Бонд бросил одну фишку в сто новых франков крупье и услышал в ответ традиционное «Мерси, мсье! Это для обслуживающего персонала». И игра пошла своим чередом.
Джеймс Бонд закурил сигарету и почти перестал следить за тем, как футляр с картами передвигается от него по столу. Он выиграл кучу денег, черт побери! Целую кучу денег! Теперь следует проявить осторожность. Надо поприжать денежки. Впрочем, чрезмерная осторожность может повредить, совсем зажиматься не стоит. Вечер выдался на славу. Стрелки часов едва перевалили за полночь, и ему еще не хотелось уходить. Будь что будет! Он опять станет банковать, когда подойдет его очередь, но не сделает ни одной ставки против кого-либо другого. Карта пошла опасная. Его последняя партия показала это. Теперь банк держат партнеры и, рискнув пойти ва-банк, можно легко прогореть.
Бонд был прав. Как только футляр с картами дошел до пятого номера, попал к одному из лилльских магнатов, сидевшему через одного от Бонда, игроку шумному, с плохими манерами, не вынимавшему изо рта сигару, вставленную в янтарный, отделанный золотом мундштук, который просто терзал карты сильно наманикюренными толстыми пальцами и швырял их на стол, как немец, играющий в таро, он легко выиграл у третьего партнера и пошел дальше, не останавливаясь. Бонд, следуя своему плану, не стал обращать на это внимания — и вот уже к шестому кругу в банке стояло двадцать тысяч новых франков — двадцать миллионов старых, все сидящие за столом вновь стали осторожничать. Никто не спешил расставаться с деньгами.
Крупье и распорядитель игры громко объявили:
— В банке двадцать тысяч. Делайте ставки, господа. Банк ждет! В банке двадцать тысяч!
Тут-то она и появилась! Возникла ниоткуда и встала рядом с крупье. Бонд успел заметить лишь руки, тронутые загаром, прекрасное, с золотистым оттенком лицо, сверкающие голубые глаза и шокирующие розовые губы. Она была одета в простое белое платье, густые пшеничные волосы струились по плечам. Как гром среди ясного неба прозвучало:
— Ва-банк!
Все уставились на нее, замерев на какое-то мгновение. Затем раздался голос крупье: «Ставки сделаны», — и это животное из Лилля (теперь Бонд относился к нему только так) стало выдирать карты из футляра: крупье на лопаточке передал их в сторону девушки.
Она нагнулась к столу, было видно, как чуть-чуть разошлась на груди V-образная складка.
— Карту.
У Бонда упало сердце. На руках у нее, конечно же, не больше пятерки. Чудовище перевернуло свои карты. Семерка. Затем этот монстр выгреб одну карту для девушки и небрежно швырнул ее через стол. Идиотская дама!
Крупье осторожно перевернул две ее другие карты кончиком своей лопаточки. Четверка! Она проиграла!
Бонд внутренне застонал и бросил взгляд через стол, чтобы увидеть ее реакцию.
Представившаяся ему картина внушала опасение. Настойчивым шепотом девушка пыталась в чем-то убедить распорядителя игры. Он раскачивал головой, по щекам его катились капельки пота. В тишине, которая воцарилась вокруг стола, в той паузе, когда те, кто почувствовал скандал, готовый вот-вот разразиться, уже потирали руки, Бонд услышал, как распорядитель твердо произнес:
— Это невозможно. Весьма сожалею, мадам. Урегулируйте этот вопрос в кассе.
Среди зевак и играющих скользкой змейкой пополз самый ужасающий в любом казино шепоток: «Нечестная игра! Бесчестье! Какой позор! Позор!»
— «Боже мой, — подумал Бонд. — Она влипла! У нее нет денег! И по той или иной причине, но кредит ей в кассе не предоставят».
Лилльский монстр наслаждался создавшейся ситуацией. Он прекрасно знал, что в любом случае казино выплатит все, что ему причитается. Откинувшись в кресле, он попыхивал сигарой, изображая из себя несправедливо обиженного.
Бонд понимал, что позор этот будет следовать теперь за девушкой постоянно. Профсоюз казино Франции спуску не дает никому. Да иначе и нельзя. Завтра же повсюду разошлют телеграммы: «Мадам графиню Терезу ди Вичензо, паспорт номер такой-то, занести в черные списки». Для нее будут закрыты все казино Франции, Италии, вероятно, также Германии, Египта и, с сегодняшнего дня, Англии. Это все равно что прослыть ненадежным клиентом страховой компании «Ллойда» или фирмы «Дан энд Брэдстрит», страхующей горожан на все случаи жизни. В Америке представители игорного бизнеса, по всей видимости, просто бы отдали приказ о ее ликвидации. Но и в Европе судьба ее незавидна. В кругах, где она предположительно вращается, все станут относиться к ней с предубеждением, как к особе, нечистой на руку. Это ведь не просто бесчестье. В хорошем обществе ее перестанут принимать, сделав изгоем.
Нисколько не заботясь о последствиях такого социального остракизма, думая только о чудесной девушке, которая на трассе Аббевилль-Монтре показала ему настоящее водительское искусство, Бонд слегка наклонился вперед. Он подвинул в центр стола две драгоценные перламутровые фишки. Слегка усталым, немного интригующим голосом он произнес:
— Прошу прощения. Мадам забыла, что мы с ней договорились сегодня вечером играть в паре. — И, не глядя на девушку, он уверенно обратился к распорядителю: — Извините. Задумался. Продолжим игру.
Напряжение вокруг стола спало. Впрочем, оно теперь связывалось с другим объектом, на девушку обращали меньше внимания. Правда ли то, что сказал этот англичанин? Должно быть, да! Ни одна девушка не стоит двадцати миллионов франков. Но раньше, насколько можно судить, они друг с другом не общались. Да и находились-то на противоположных концах стола. И делали вид, что не знают друг друга. А что же сама девушка? Она не проявила никаких эмоций. Лишь один раз прямо взглянула ему в лицо. Затем медленно отошла от стола, направляясь к бару. Определенно здесь было что-то странное, сразу в этом и не разобраться. Но игра возобновилась. Распорядитель украдкой провел платком по лицу. Крупье поднял голову, которая до этого, казалось, склонилась перед некоей эмоциональной гильотиной. И все вернулось на круги своя.
