Чингиз Абдуллаев - Закон негодяев
Он не спеша вылез из автомобиля.
— Что опять случилось? — спросил он у дежурного майора.
— Пришло сообщение об убитом, Константин Игнатьевич, — протянул листок бумаги майор, — мне ваши ребята сказали: срочно передай Михееву.
Это был ответ на запрос в информационный центр. Несмотря на ночное время, дежурные смогли почти сразу найти данные Мосешвили. И ничего удивительного в этом не было.
Михаил Гурамович Мосешвили, 1935 года рождения. был неоднократно судимым «вором в законе». На его счету было восемь приговоров суда и почти двадцатидвухлетний общий срок пребывания в местах заключения. Дважды он пытался бежать. В Грузии он был широко известен под кличкой «Михо».
— Такие дела, — протянул компьютерную распечатку Михеев, — теперь жди крупных разборок. Давно такого «авторитета» не убирали. Видимо, кто-то в Москве решил начать новую войну.
Чижов ошеломленно вчитывался в данные «героической» биографии Михаила Гурамовича.
Глава 4
Это уголовное дело прокурор решил поручить следователю Мирзе Джафарову.
За последние два года таких уголовных дел у него было почти два десятка, и Мирза твердо знал, что их раскрытие в обозримом будущем не просто нереально, но и вообще почти невозможно. В Карабахе шла ожесточенная война и, согласно закону, по каждому случаю смерти того или иного гражданина республики следовало возбуждать уголовное дело. Как и принято в цивилизованных странах. Но, во-первых, шла война и многие территории, где совершались эти убийства, были просто захвачены врагом. Во-вторых, граждане Нагорного Карабаха не считали себя гражданами Азербайджана, и, тем более, не собирались исполнять законы республики. А в Баку их, в свою очередь, де-факто не считая согражданами, де-юре признавали, что все армяне, живущие на территории Нагорного Карабаха, как и весь анклав, являются территорией суверенного Азербайджана и принципиально продолжали возбуждать уголовные дела по любому факту насилия.
Правда, в данном случае в приграничном районе был убит старый чабан и тяжело ранен его молодой напарник. Преступление, конечно, совершили армянские бандиты, как считали в прокуратуре, и Мирзе в очередной раз было поручено допросить тяжелораненого свидетеля, возбудить уголовное дело и… забыть о нем, так как расследование в тех местах проводить было просто невозможно, да и бандиты не собирались ждать прокурорского работника, отсиживаясь на месте преступления.
Тяжелораненого Али Новрузова привезли из райцентра, где врачи уже не могли ему помочь. Мальчика спасло чудо. В Баку находилась миссия Красного Креста из Женевы, и среди врачей был известный хирург Кристиан Андрэ, который и спас больного в результате проведенной почти восьмичасовой операции. Теперь можно было не опасаться за жизнь больного, и следователю по особо важным делам поручили допросить больного для формального возбуждения дела.
В больнице была обычная грязь, неустроенность и беспорядок. С трудом найдя палату больного, Джафаров зашел в нее, обнаружив шесть очень близко лежавших больных. Раньше, в лучшие времена, здесь по нормам оставались двое тяжелобольных, теперь, из-за нехватки отапливаемых помещений, больных собирали в одну палату. Несмотря на март, на улице было еще довольно холодно.
Найдя кровать Новрузова, следователь подошел к ней и, не обнаружив свободного стула, сел прямо на кровать. Парень испуганно следил за ним.
— Как дела? — устало спросил следователь. Конечно, нужно было улыбнуться, но у него не было сил на эти церемонии.
— Спасибо, все хорошо, — тихо произнес парень.
— Врачи говорят, жить будешь, — произнес дежурную фразу Джафаров, — считай, второй раз родился.
— Спасибо, — у парня был довольно жалкий вид.
— Давай, рассказывай, как там все случилось, — достал блокнот и ручку Джафаров. Магнитофонов у них уже не было, а имевшиеся давно были сломаны.
— Они убили Курбан-киши, а потом стреляли в меня, — тихо проговорил Али, — кажется, два раза.
— В тебя кто стрелял, ты видел? — уточнил Джафаров.
— Конечно.
— Армянин был?
— Да.
— Какие-нибудь подробности запомнил?
— Нет. Его, кажется, Вартан звали. Там еще Армен был.
— Вартан в тебя стрелял?
— Да.
— Можешь его описать?
— Здоровый такой, с заросшими бровями. Больше ничего не помню.
— Ясно, — вздохнул Джафаров. «Все, как обычно, — подумал он. — Нужно будет заехать домой побриться».
— И Курбана застрелил этот армянин? — спросил он уже для порядка, закрывая блокнот.
— Нет, — тихо сказал Новрузов, — не он.
— А кто? — он уже положил блокнот обратно в портфель.
— Азербайджанец, — очень тихо произнес парень, чтобы не слышали соседи.
— Какой азербайджанец? — разозлился Джафаров, — Там же одни армяне были!
— Азербайджанцы тоже, — возразил парень.
— Вместе с армянами? — не обращая внимания на соседних больных, громко сказал Джафаров. — Совсем с ума сошел ты. У тебя бред какой-то.
— Нет, — возразил парень. — Там были азербайджанцы. Двое. Одного звали Омар. Другого имени не помню, но точно был азербайджанец.
Соседи по больничной палате начали негромко переговариваться. Джафаров впервые пожалел, что так громко возмущался.
— Они были вместе? — тихо спросил он.
— Да, вместе. Два азербайджанца и два армянина. И еще был какой-то русский. Большой такой, лысый.
— Имени его не слышал?
— Нет, его имя они не называли.
— А почему застрелили старика?
— Он узнал кого-то из армян. Произнес его имя и тогда азербайджанец его сзади убил из автомата.
— Все они так, — громко сказал лежавший рядом инвалид без ноги, видимо, потерявший ее на фронте, — продажные твари.
— Не мешай, — строго произнес Джафаров, — видишь, мы работаем. Поэтому я и приехал сюда, чтобы таких негодяев выводить на чистую воду. Народ воюет, а они торговлей занимаются.
— Не торговлей, — снова возразил этот несчастный Новрузов.
— А чем? — очень тихо спросил Джафаров.
— Они шли в сторону границы. У них были большие рюкзаки. Спрашивали про посты. В горах так обычно перевозят наркотики.
— Много говоришь, — нахмурился Джафаров, — значит, азербайджанца Омаром звали? Описать его можешь?
— Среднего роста, с черными усами, все время улыбался. А второй маленького роста, весь заросший был. Его лица не разглядел.
— Втянул ты нас в историю, — прошептал Джафаров. — Ладно, ты поправляйся, а я постараюсь найти этих предателей. Может, они проводниками были. Я к тебе еще зайду.
Не обращая внимания на тяжелое молчание в палате, он быстро вышел за дверь. «Весь день испорчен», — подумал он. Нужно будет все-таки заехать домой, побриться. А потом к начальнику отдела — докладывать об этом убийстве старого чабана. Неужели парень прав, и там были вместе азербайджанцы и армяне?! В самом факте не было бы ничего необычного десять лет назад.
Но сейчас… Когда идет война между их странами, когда в Нагорном Карабахе не осталось ни одного азербайджанца, это более чем странно. И почему они шли к границе? Он знал, что в последнее время на северо-западе республики участились случаи перехода армяно-азербайджанской границы. Несмотря на войну, торговцы и контрабандисты делали свой выгодный бизнес, доказывая, что нажива и прибыль не зависят от понятия чести и патриотизма. Бандиты были «настоящими интернационалистами» в таком деле, не гнушаясь контактами с воюющей стороной.
Часто через пограничный Казах даже продавали бензин в соседнюю Армению, а затем армянские танки на азербайджанском бензине шли расстреливать азербайджанские деревни. Порядочные люди, протестующие вообще против этой бессмысленной братоубийственной войны, не могли понять, как можно торговать не только бензином, но и оружием (на войне!), обмениваться трупами убитых, продавать за деньги заложников. Общая атмосфера безнравственности делала людей циниками и мародерами.
Джафаров, потерявший недавно на войне родственника, искренне возмущался этими фактами, но понимал, что бороться против подобного бессмысленно. У бандитов были большие связи и с той и с другой стороны.
Правда, на этот раз события происходили на юге республики, непосредственно у иранской границы и теперь уже от него зависело расследование этого дела. Он понимал, что шансов почти никаких, но его профессиональная гордость не позволяла отступать. И он помнил тяжелое молчание всех шестерых инвалидов в той больничной палате, словно заранее презирающих его трусость и попустительство.
Побрившись, он поехал докладывать начальнику отдела. Его непосредственный руководитель — Имран Кязимов — работал в органах прокуратуры около тридцати лет, и всегда отличался от своих более резких коллег каким-то непонятным спокойствием и добродушием. Может, всему виной была его тучность.
Кязимов давно перешел стокилограммовую отметку и, по слухам, полнел каждый год на два-три килограмма. Несмотря на военное время, работники прокуратуры жили куда лучше обычных граждан, ибо общая атмосфера вседозволенности и бесконтрольности позволяла им закрывать любое уголовное дело, получая за это приличные отступные. За последние три года в республике сменилось пять высших руководителей, среди которых было три Президента, и уже это обстоятельство делало прокурорский надзор фикцией, превращая его в бессмысленную суету.
