Алексей Ростовцев - Полковник советской разведки
– Да, я напишу расписку.
– Какие уж тут расписки. Вы здесь хозяева.
– И все-таки я напишу…
На этот раз мадам Готье с первого взгляда опознала книгу. Гестапо в течение месяца расшифровало все радиограммы Мари Мишлен. Из груды устаревшего информационного мусора контрразведчики выудили два адреса агентов советской разведки в Берлине. Остальное было делом техники. Крупнейшая советская резидентура в Германии, состоявшая преимущественно из немецких антифашистов, была разгромлена, а ее участники казнены. Готлиб получил звание Почетного арийца. Геллерт стал штандартенфюрером. Гитлер лично повесил на его шею Рыцарский Крест – высший орден империи.
Однако всему на свете приходит конец. Настал момент, когда понятия «рейх», «фюрер», «ариец» потеряли всякое значение. Последний день войны Геллерт встретил в огромном «Курляндском котле», где в окружении оказалось более двух десятков дивизий вермахта. И когда бесконечные и унылые вереницы немецких солдат потянулись в советский плен, штандартенфюрер Геллерт принял свое последнее решение. Он углубился в небольшую сосновую рощу и остановился на полянке, благоухавшей весенними цветами. Как эта весна была похожа на ту победную, брюссельскую! Конечно, можно было переодеться солдатом и влиться в толпу военнопленных. А татуировка с группой крови на руке? По ней изобличают эсэсовцев. Можно уйти к литовским «лесным братьям». Эти не выдадут. Но зачем жить, если жизнь утратила смысл? И тут Геллерт вспомнил русскую девчонку, застрелившуюся в Брюсселе, когда он со своими солдатами ломился в ее квартиру. Какая сила духа! Ведь у нее были секунды на выбор решения. И она выбрала единственное правильное. Ему, немецкому офицеру, есть чему поучиться у этой девчонки. Не надо юлить. Прочь, трусливые, недостойные солдата мысли!
Геллерт достал из кобуры пистолет, быстро передернул затвор, прижал дуло к виску и нажал за спуск.
Он был в раю
Дервиш Сулейман воткнул посох в землю под сенью развесистой смоковницы и, устало, опустившись на пожухлую траву, достал из недр ветхого рубища черствую лепешку, чтобы немного утолить голод. Рядом, за высокой бетонной оградой, гудел роскошный бакрский базар, и если бы Сулейман попросил у кого-либо из торговцев пищи, он, несомненно, получил бы ее. Никто не посмел бы отказать пожилому человеку. Однако аскет-дервиш преднамеренно изнурял свою плоть вечным постом, дабы возвысить душу и тем самым приблизить себя к Всевышнему.
Метрах в пяти от дервиша похрапывал, растянувшись на сплющенных картонках из-под апельсинов, голый по пояс очень худой и очень загорелый парень.
– Эй! – крикнул Сулейман. – Вставай! Проспишь вечерний намаз.
Парень сел и протер глаза.
– Не найдется ли у тебя глотка воды? – спросил дервиш.
Иса, так звали парня, улыбнулся, встал и тряхнул одну из ветвей смоковницы. Из листвы вывалилась пластмассовая бутылка.
– Аллах велик, – заметил Иса, протягивая бутылку дервишу. – Он посылает нам воду.
– Не упоминай всуе имя Божье, ибо это есть грех, – строго поставил его на место Сулейман, однако бутылку взял и, сделав несколько глотков, вернул воду парню.
Подумав, спросил:
– Шиит? Суннит?
– Не знаю.
– Да как же это?! – изумился дервиш.
– Я и родителей своих не знаю. Какое мне дело до того, кто есть истинный наследник Пророка?
– Но в Аллаха-то веришь?
– В Аллаха верю и мечтаю попасть в рай.
– На что живешь?
– Сколько себя помню, живу при базаре, кому что погружу, кому что разгружу, принесу, отнесу, сбегаю, – за это меня кормят. Вот недавно даже новые штаны дали.
– Читать умеешь?
– Нет. А для чего мне грамота? Если что неясно, пойду в мечеть, спрошу у муэдзина.
В этот момент муэдзин с верхушки минарета призвал правоверных сотворить вечерний намаз. Оба пали на колени и, обратив лица в сторону Мекки, принялись усердно молиться…
На следующее утро Иса, пробудившись, обнаружил, что дервишей под смоковницей уже двое. Откуда ему было знать, что один дервиш ничего экстраординарного собой не представляет, но тысячи дервишей, объединенных в общины и ордена, способны сотворить великие чудеса.
Второго дервиша звали Ибрагимом. Он был нестар, крепок, жилист, весел и не пытался морить себя голодом. Принес с базара миску плова, угостил Ису, поел сам. Сулейман от угощения отказался. Наевшись, Иса хлопнул себя по животу и воскликнул:
– Клянусь Аллахом, ты хороший человек!
– Не делай Аллаха предметом своих клятв! – сурово оборвал его Ибрагим и, помолчав немного, спросил:
– Говорят, ты мечтаешь попасть в рай?
– Кто же не мечтает об этом?
– Райское блаженство надо заслужить!
– Но как?!
Ибрагим обратил глаза к нему и нараспев произнес:
– И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами… И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгоняют вас. Кто же преступает против вас, – то и вы преступайте подобно тому, как он преступил против вас.
Дервиш цитировал вторую Суру Корана. Сулейман согласно кивал, перебирая четки.
Мимо прошел британский патруль.
– Ты знаешь, зачем они пришли?
– Была война, они победили нас.
– Американцы с англичанами пришли к нам, чтобы взять нашу нефть. Ради нефти они разорили нашу страну, убили тысячи правоверных мусульман. Здесь, в Бакре, хозяйничают англичане, в других городах – американцы.
– Отчего же Аллах не покарает убийц?
– Он это сделает. Время еще не настало.
Ибрагим умолк и вдруг перевел разговор в другое русло.
– Ты мне нравишься, парень! Хочешь, я устрою тебе одни сутки рая? Ну, чтобы тебе было о чем вспомнить. А то проживешь всю жизнь на мусорной куче, не вкусив блаженства.
– И такое действительно возможно?
– Все в руках Божьих. Но только на одни сутки.
– Я согласен!
– Он согласен! Да ты должен целовать мои чувяки за милость, тебе оказанную!
В конце дня Иса, помолившись, осушил пиалу пузырчатого белого настоя, приготовленного Ибрагимом, и через полчаса погрузился в мертвый сон. Проснулся утром следующего дня в раю…
Изнутри «рай» напоминал небольшой стадион, накрытый металлической сеткой. Это для того, чтобы диковинные птицы, порхавшие среди диковинных деревьев, не смогли покинуть Божьей обители. На лужайках, поросших невысокой мягкой травой, цвели и благоухали цветы чудесной красоты. Откуда-то сверху тихо лилась приятная спокойная музыка. По дорожкам, посыпанным красноватым песком, чинно разгуливали прелестные гурии в полупрозрачных одеждах. Но главной достопримечательностью «рая» был стол, уставленный дорогими яствами и напитками. Когда Иса окинул взглядом этот стол, его охватила тихая печаль. Он понял, что за сутки не одолеет и половины всей еды. Наскоро совершил омовение, помолился и набросился на изысканную пищу. Насытившись, обратил внимание на гурий, схватил одну из них за ногу повыше колена. Нога девушки была теплая, упругая. «Значит, они не бесплотные, живые. Это хорошо», – подумал Иса. Гурия присела за стол рядом с ним.
– Господин хочет меня? – спросила она.
– Я хотел бы отведать вас всех, – ответил он.
Девушка расхохоталась.
– А не подавишься?
– Ты не смотри, что я худой. Во мне силы на троих хватит.
– Ну-ну, посмотрим.
Он предложил девушке поесть, но та категорически отказалась.
– Мы диету держим. Нам нельзя прибавлять в весе.
Иса повел гурию в райские кущи, и там они предавались любовным утехам, пока ему не захотелось в туалет. Гурия Лейла показала ему дорогу. Это было в самом дальнем углу сада.
– Видишь те два домика в мавританском стиле, – пояснила Лейла. На одном из них написано: «Для гурий», на другом – «Для праведников». Ты праведник. Твой домик справа.
– Прощай, Лейла, – сказал Иса. – Я вернусь нескоро.
– Это твое дело. Я без работы не останусь. Ты тут не первый и, надеюсь, не последний.
Из домика для праведников Иса вернулся к столу и снова очень много ел. Потом он любил китайскую девушку Юнь, и русскую блондиночку Наташу, и черную, как африканская ночь, негритянку Нвангу. Эти путаны, навербованные в лучших борделях трех континентов, хорошо знали свое ремесло, поэтому на закате дня он уподобился спущенному баллону. После негритянки Иса не смог даже добраться до стола с харчами. Он растянулся на одной из дорожек и уснул, уткнувшись носом в красный песок. Проснувшись ночью, Иса поел, а затем отправился искать гурий. Но все они куда-то исчезли, вероятно, пошли спать. Он посетил домик для праведников, еще раз поел и задремал на полянке у стола с остатками райской пищи. Ису разбудило солнце, брызнувшее своими лучами прямо ему в лицо. Он сел, потянулся, огляделся. Гурий не было видно. Кто-то убрал со стола еду и вместо нее поставил пиалу с шипучей белой жидкостью. Иса стал молиться, но в это время строгий голос, многократно усиленный мощным динамиком, повелел ему сверху немедленно испить пиалу до дна. Он вздохнул и выпил, после чего впал в забытье. А вечером того же дня пробудился под родной смоковницей в обществе двух дервишей.
