Джон Карре - Абсолютные друзья
– Вообще-то речь идет об английском.
– Да, конечно. Языке наших хозяев. Очень мудро. Твоя семейная жизнь завершилась?
– С чего ты это взял?
– Иначе ты бы вернулся в лоно семьи.
Если Саша надеялся разозлить Манди, ему это удалось.
– Да, мы дрейфуем! – рявкает он. – Именно так. Нас вырвало с корнем. «Холодная война» закончилась, и теперь мы – двое бродяг. Мы с тобой бродяги, Саша, не так ли? Так давай поплачем над нашей горькой судьбой. Опустим руки, пожалеем себя и согласимся с тем, что ни для кого нет никаких надежд. Для этого мы здесь собрались?
– Моя мать хочет, чтобы я отвез ее в Нойбранденбург, где она родилась. Там есть дом престарелых, с которым она какое-то время переписывается. Пусть мистер Арнольд оплатит ее тамошнее пребывание до самой смерти, которая не за горами. – Он достает визитную карточку, кладет на стол. «Орден урсулинок. Монастырь Святой Юлии», – читает Манди. – Деньги мистера Арнольда, возможно, грязные, но герра пастора – неприкасаемые и будут розданы беднякам этого мира. Я бы хотел, чтобы ты поехал со мной, Тедди.
На реке стоит такой шум, что Манди не сразу улавливает последние слова Саши. А потом видит, что тот уже вскочил на ноги и стоит перед ним.
– О чем ты, Саша?
– Твой чемодан не распакован. Мой тоже. Нам нужно только оплатить счет, и мы можем уйти. Сначала отвезем мою мать в Нойбранденбург. Она – милая женщина. С хорошими манерами. Ты захочешь разделить со мной ее компанию. Я ревновать не буду. Потом мы уедем.
– Куда?
– Подальше от Четвертого рейха. Туда, где еще есть надежда.
– И где же она еще есть?
– Там, где, кроме нее, у людей ничего другого нет. Ты думаешь, война закончилась, потому что банда старых нацистов в Восточной Германии продала Ленина за кока-колу? Ты действительно веришь, что американский капитализм превратит мир в спокойное, безопасное место? Он просто выжмет из мира все, что только возможно.
– И что ты предлагаешь?
– Сопротивляться американскому капитализму, Тедди. Что еще остается делать?
Манди не отвечает. Саша уже держит в руке свой чемодан. В темноте он кажется очень большим, но Манди не пытается ни помочь Саше, ни остановить его. Сидит, перебирая в голове всякие мелочи, которые вдруг становятся для него очень важными. Джейк хочет в мае покататься на лыжах в Альпах. Кейт хочет вернуть себе дом на Эстель-роуд. Она собирается жить в Лондоне и ездить на поезде к своим избирателям, чтобы Филип оказался поближе к средоточию власти. Может, мне стоит поискать курсы ускоренного обучения, получить хоть какой, но диплом. За доносящимся с реки шумом он не слышит, как закрывается дверь.
* * *И все равно Манди остается на месте, сидит в кресле, наклонившись вперед, то и дело подносит ко рту стакан с практически неразбавленным виски, слушает шум мира, частью которого более не является, обдумывает пустоту своего существования, гадает, что от него осталось теперь, когда прошлое ушло, помахав ему ручкой, и какая часть оставшегося еще может быть полезна, и есть ли вообще такая часть, а может, лучше вычеркнуть и ее, начав жизнь с чистого листа?
Думает о том, кем он был, когда делал все то, чего больше никогда делать не будет. Обманщиком и притворщиком… и во имя чего? Стальной гроб, армейская шинель на автобане… для кого?
Думает о том, стоило ли ради того, что он делал, пожертвовать благополучием семьи, карьерой, сыном, которому он теперь не решается смотреть в глаза.
Сделаешь ли ты все это завтра, папа, если протрубит рог? Некорректный вопрос. Завтра не будет. Во всяком случае, такого, как вчера.
Он вновь наполняет стакан и выпивает за себя. Лучше быть саламандрой и жить в огне. Очень забавно. Вот, значит, что происходит, когда огонь гаснет?
Саша вернется. Он всегда возвращается. Саша – бумеранг, который нельзя куда-либо забросить. Еще пара минут, и он постучится в дверь, скажет мне, что я – говнюк и давно пора налить ему виски. А заодно я налью и себе, все равно бутылка в руке.
И Манди наливает, опять обходится без воды.
А пропустив по паре стаканчиков, мы займемся настоящим делом, отпразднуем наконец наши достижения: «холодная война» закончена, коммунизм мертв, а мы – те самые парни, которые этому способствовали. Шпионов больше не будет, и все испуганные люди отныне смогут спокойно спать по ночам в своих постелях, потому что благодаря Саше и Тедди мир наконец-то стал безопасным местом, поэтому, за твое здоровье, старина, мы хорошо поработали, а теперь за мистера Саламандру, и миссис Саламандру, и за всех маленьких саламандр, которые у них появились или появятся!
А утром мы проснемся с жутким похмельем и подумаем: чего это столько шума на берегу реки, почему там кричат, хлопают в ладоши, гудят? Мы откроем двойные двери, выйдем на балкон, и, увидев нас, капитаны прогулочных кораблей и буксиров, украшенных флагами, на всю мощь включат сирены, а толпы людей, собравшихся на берегу перед отелем, с новой силой захлопают в ладоши и закричат: «Спасибо тебе, Саша! Спасибо тебе, Тедди! Мы впервые отлично выспались с того самого дня, как наш дорогой фюрер отправился завоевывать мир, и обязаны этим вам двоим. Спасибо вам, Тедди и Саша. Гип-гип ура!»
И вам спасибо.
Манди встает, слишком быстро, учитывая количество выпитого, но ему удается добраться до двери, и он распахивает ее. Коридор пуст. Он доходит до лестничной площадки и кричит: «Саша, говнюк ты этакий, возвращайся!» Но вместо Саши появляется пожилой ночной портье и с должным уважением отводит Тедди в его «люкс». Дверь, конечно же, закрылась, но у портье есть свой ключ. Еще один вышедший в отставку шпион, думает Манди и протягивает ему пятьдесят марок. Наблюдает за миром, когда он спит. И во сне катится к дьяволу.
Глава 11
Под ними, на берегу баварского озера, по-прежнему вращается карусель с ярко раскрашенными фигурками. Время от времени ракета «земля – воздух» взрывается среди звезд, не поразив цели, и окрестные горы заливает красным и золотым. Но ответного огня нет, не дымится и вражеский самолет, падающий на землю. Те, в кого стреляют, летят слишком высоко и недосягаемы для местных ракет. «Для Карен террорист – это тот, у кого есть бомба, но нет самолета», – шепчет в ухо Манди голос Юдит. Много лет прошло с тех пор, как он позволил Юдит войти в его жизнь, но со стаканом виски в руке, с чердачным потолком над головой и согнутой спиной Саши в десяти футах от него, трудно держать воспоминания под замком.
Это вечер перед Рождеством в Берлине, решает он, только по радио не звучат рождественские гимны, а на кучах украденных книг не горят свечи. И Саша опять готовит, но не кусок твердого, как пуля, мяса, а столь любимый Манди Wienerschnitzel, достав его из саквояжа, который так осторожно нес по спиральной лестнице. В квартире на чердаке голые кирпичные стены, стропила и световые люки, но на том сходство с берлинским чердаком заканчивается. Один угол занимает современная кухня, выложенная керамической плиткой, со стальной мойкой и электрической плитой. Из арочного окна открывается прекрасный вид на горы.
– Квартира принадлежит тебе, Саша?
Но разве Саше когда-нибудь что-нибудь принадлежало? Однако, пусть воссоединившиеся друзья не виделись больше десяти лет, разговор идет исключительно о пустяках.
– Нет, Тедди. Ее сняли для нас мои друзья.
Для нас, отмечает Манди.
– Какие они заботливые.
– Да, этого у них не отнимешь.
– И богатые.
– Ты, между прочим, прав. Они – капиталисты, но на стороне угнетенных.
– Это те самые люди, которым принадлежит и «Ауди»?
– Они дали мне эту машину.
– За них нужно держаться обеими руками. Не люди – ангелы.
– Спасибо, Тедди. Это входит в мои планы.
– Они же сказали тебе, где меня найти?
– Возможно.
Манди слушает слова Саши, но вслушивается и в его голос. Как всегда зычный, Наполненный энергией. А еще он не может скрыть нетерпения, и Манди слышит его в каждом слове. Этому голосу очень хочется поскорее озвучить то, что его обладатель слышал от некоего гения, с которым говорил последним, объявить, что они готовы вот-вот открыть людям глаза на социальное происхождение человеческого знания. Это голос Банко, когда он выступил из теней веймарского подвала и велел мне слушать его внимательно, а комментарии свести к минимуму.
– Значит, ты – удовлетворенный человек, Тедди. – Он рубит слова, не отрываясь от плиты. – У тебя семья, автомобиль, ты продаешь людям словесную чушь. Ты, как обычно, женился на выбранной тобой даме?
– Я над этим работаю.
– Не испытываешь тоски по Гейдельбергу?
– С какой стати?
– Насколько я понимаю, еще шесть месяцев тому назад ты руководил там школой изучения английского языка.
– Последней из череды школ. – Откуда он все это знает?
