Александр Авдеенко - Дунайские ночи
Повеселел и лекарь.
- Где ты изучал итальянский? - спросил он.
- Там, где на нем говорят все.
- И долго ты жил в Италии?
- Недолго, но… всю Италию вдоль и поперек исколесил. От Генуи до Неаполя, от Рима до Венеции.
- Был и я когда-то там. И во Франции был. И в Америке, Южной и Северной. - Старик вытер полотенцем мокрую бороду и вспотевший лоб. - Да, было времечко: ездил куда и сколько хотел. Границы мелькали, как телеграфные столбы.
- Ничего, скоро вернется это времечко.
- Скоро? Нет, не доживу я до великого дня.
- Не надеешься? А ради чего воюешь?
- Пусть хоть другие вольготно поживут. И еще… хочу расквитаться за все обиды.
- С кем?
- С кем же!…
- И много у тебя обид?
- По самое горло.
- А как будешь расплачиваться? - Иван насмешливо посмотрел на хозяина. - На словах? Мысленно?
- В долгу не останусь.
Иван пренебрежительно махнул на старика рукой.
- Не понимаю я таких переживаний.
- Трудно тебе понять.
- Это ж почему?
«Говерло» мысленно оглянулся на длинную дорогу своей жизни и многое увидел: мюнхенский университет, Берлин, Париж, где бурно протекли годы его молодости… Вспомнил, как вместе со своим патроном, венгерским графом, путешествовал по Латинской Америке и Африке, как тратил деньги. Дорогие отели Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса, Лондона, Мадрида, Лиссабона… Зашелестели, захрустели, запахли зеленые узкие бумажки, зазвенели доллары.
Нет, не понять этому дунайскому голодранцу, мелкой рыбешке, как жил когда-то теперешний монастырский виноградарь, что он потерял, чего ему жаль и за что жаждет мстить.
А Иван не унимался. Смеясь великодушно, сказал:
- Можешь записать на свой счет мою сегодняшнюю работу.
- Ладно, цыплят по осени считают! Как управился?
- Нормально. Без всяких происшествий. Дело сделано аккуратно. Будем ждать грома.
- И долго ждать собираешься?
- Сколько надо, столько и подожду.
- А сколько надо?
- Может быть, столько, а может, и того меньше, вот столечко. Куда спешить!… День и ночь - сутки прочь. Укрытие надежное, харчи добрые, суточные в долларах идут, выслуга начисляется.
- Балагуришь. Поговорим серьезно.
- Дело делать я привык, а разговаривать… Поспим лучше. Буона нотте! [7]
Посвечивая фонариком, старик проводил Ивана подземным ходом в старый винный подвал. Каменная коробка до сих пор сохранила винный аромат.
Иван упал на ворох душистого сена.
- Спокойной ночи!
- Какое там спокойствие!… - Разозлившийся лекарь рубанул острым лучом фонарика по лицу гостя. - Слушай, ты, брось играть в прятки! Выкладывай инструкции.
- Не слепи!
Фонарик погас. В темноте сильнее запахло старым вином, сырыми камнями.
- Чего ты от меня добиваешься? - спросил Иван.
- Когда упадет мост?
- А зачем это тебе?
- Как же!… Ориентировка. Мои люди томятся на исходных позициях, ждут сигнала. Я надеялся на тебя, а ты…
«Мои люди!… На исходных позициях? Какие? Где?»
Дунай Иванович раздумывал, как ему в полной мере воспользоваться прорвавшейся откровенностью «Говерло».
Нашел в темноте его руку, сжал.
- Береженого и бог бережет. Все инструкции выложу в свой час. Людей у тебя много?
- Пока только пятеро. Молодые венгры. В каждом клокочет мартовский дух Петефи. Знаешь Петефи?
«Знает Дорофей или не знает Петефи?» - подумал Черепанов.
Старик по-своему понял затянувшееся молчание Ивана: смущен, раздумывает, соврать или сказать, что не знает.
- Петефи - это венгерский Пушкин. Ну, ладно, отдыхай! Спокойной ночи.
Дунай Иванович не стал его задерживать, хотя ему очень хотелось продолжить разговор, выпытать, кто эти пятеро венгров, где их исходные позиции.
Опасно, старик может насторожиться.
Оставшись один, Дунай Иванович пытался уснуть, но сон не шел. Слишком велико было возбуждение прошедшего дня. И мысли одолевали. Лежал с открытыми глазами, перебирал в уме все, что ему открылось в виноградаре-лекаре.
Время тянулось медленно.
В шесть утра тихонько скрипнула дверь, и кто-то осторожно, мягко переступил порог темного подвала и замер. Прислушивался, чего-то ждал.
Дунай Иванович выхватил пистолет и включил фонарик. В узкой полосе света сутулился «Говерло». Пришел оттуда, с утренних виноградников, где росистая свежесть, солнце, ветер, прохлада Каменицы, а окутан тошнотворным тленом.
Дунай Иванович отвел луч фонаря в сторону, спрятал пистолет.
«Говерло» подошел к нему, опустился на ворох сена.
- Буон маттино, Иван! [8]
- Буон маттино. Что случилось?
- Ничего. - Старик чиркнул спичкой, зажег свечу, воткнутую в бутылку. - Полный порядок, не беспокойся.
- А почему в такую рань приплелся, не дал вволю поспать?
- Просьба у меня к тебе, друг.
- Не мог дня дождаться. Говори!
- Скусате прего, сеньор [9]. - Старик попытался выдавить улыбку на своем лице, не приспособленном для улыбок. - Дело срочное. Безотлагательное.
- Ну раз безотлагательное… Я слушаю. - Иван зевнул и потянулся к сигаретам. Прикурил от свечи и тусклыми сонными глазами уставился на хозяина.
Тот достал из кармана потрепанной и засаленной куртки лист бумаги, разгладил его ладонью.
- Вчера мы с тобой говорили о моих ребятах, о боевой пятерке мартовских юношей. Я должен переправить их в Венгрию.
- Ну и отправляй себе с богом. А я тут при чем? Указания имеешь?
- Инструкций на всякий случай не напасешься. Велено переправить их любым способом.
- Не понимаю. При чем же тут я?
- Да ты проснулся или еще спишь? - Старик легонько потряс Ивана за плечо. - Проснись!
- Не сплю. Голова ясная, а твое дело темным кажется.
- Помощь твоя требуется.
- Вот тебе раз! Чем же я могу помочь? Человек я тут новый, подпольный, а ты…
- Поможешь! Через горы я хотел отправить парней. Передумал. Опасно. Мало шансов на успех. Пусть идут через Тиссу. Под водой. По дну. Как лягушки. Понял тетерь, какая помощь нужна?
- Уразумел, но… шкура «лягушки» у меня единственная. Не расстанусь я с ней. На обратную дорогу требуется.
- Не нужна она, твоя шкура.
- А что же?
- Сделай пять дыхательных трубок, научи ребят дышать под водой и проводи по Тиссе к тому берегу…
- Не могу. Не имею права. Мою личность только ты один можешь лицезреть.
- Надежные венгры. Головой ручаюсь.
- Может быть, но… Кто такие?
- Ненавидят и советский серп и молот, и венгерскую звезду. Возглавляет пятерку - Ладислав Венчик. Бешеный парень. Сын бывшего владельца виноградников.
- А остальные?
- Имеют корни в Берлине, Вене и даже в Америке.
- Подходящие. Надо помочь. Когда нужны трубки?
- Чем скорее, тем лучше.
- Сегодня сделаю. Но натаскивать твоих «мартовских юношей», извини, не буду. Пусть сами тренируются… в бочке с водой. Просто и дешево. И я так на первых порах тренировался. Наука нехитрая, в два дня освоят. А когда будут готовы, нырнем сообща. Под водой они меня не рассмотрят.
- Можно и так. Согласен!
- А переправа надежная есть? С хорошей глубиной, с безопасными подходами?
- Облюбовал. Вот! - Старик положил перед Иваном бумагу с цветной картой острова.
Дунай Иванович сосредоточенно рассматривал рисунок и мысленно ликовал. Вот и конец командировке. Хозяин явки сам все рассказал. Скоро в железную ловушку, установленную на Тиссе, вползут и все пять его птенцов.
Старик прикоснулся карандашом к рисунку.
- Это Мельничный остров. Здесь день и ночь шлепает колесами водяная мельница. Всю округу обслуживает. На острове всегда - много крестьянских повозок с кукурузой, пшеницей. Мои ребята, не привлекая к себе внимания, привезут молоть зерно, да и заночуют… Нырнуть вам надо вот сюда. Смотри! Тисса разделяется на два рукава: один омывает венгерский берег и Мельничный остров, другой уходит в пограничный тыл. Нырнете в советском тылу, а через десять минут вынырнете в Венгрии, около дамбы.
- Удачная переправа. Что ж, будем действовать. Материал для трубок припас?
- Сейчас принесу. И завтрак прихвачу.
Старик с необычной энергией выскочил из подвала.
Дунай Иванович снял с оплывшей свечи нагар, подул на обожженные пальцы, и его бескровные, жестко стянутые губы чуть раздвинулись в улыбке.
После завтрака Дунай Иванович сделал дыхательные трубки, отдал их старику.
- Не доспал, очи слипаются, - зевая, сказал он.
Через мгновение он уже крепко спал.
И не проснулся.
Все, казалось, предусмотрел Дунай Иванович. И все же попался. Не знал и не мог знать, что «Белый» имеет тайный опознавательный знак.
Старик приправил завтрак гостя специальным снадобьем. Полное доверие внушил ему Иван, но все же решил проверить. Для этого он усыпил ныряльщика, стащил с его могучих плеч пиджак, выдернул заправленную в брюки рубаху, задрал ее, поднял левую руку Ивана и похолодел. Под мышкой не оказалось шифрованной отметки.