Сергей Донской - В России жить не запретишь
– Примерно, – кивнул журналист. – Например, разработка сверхсекретной военной операции, подробнейший план которой гуляет по сети наряду со свежими анекдотами и фотографиями голой Алсу.
– По сети? – напрягся Воротюк. – По какой сети?
– По всемирной. Интернет. Доводилось слышать о таком?
– Доводилось. И что?
Колобкообразный журналист ощерился, сделавшись похожим на персонажа старого фильма ужасов про всеядных зубастиков.
– А то, что вчера вечером на все официальные сайты и порталы поступила прелюбопытнейшая информация, касающаяся штаба Северо-Кавказского военного округа, вашего покойного заместителя Конягина и вас лично.
– Ин… – Воротюку пришлось помассировать левый бок, прежде чем он смог выговорить слово полностью. – Информация, значит. Какого рода?
– Я бы сказал, весьма скандального рода. Потому что, помимо плана операции, пользователи Интернета получили возможность ознакомиться с состоянием личных банковских счетов генерала Воротюка и его бывшего заместителя. – Журналист прямо-таки лоснился от злорадного удовольствия, продолжая улыбаться своей чрезвычайно зубастой улыбкой. – Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?
Воротюк с трудом проглотил воздух, который раздирал ему легкие, как если бы он был до предела насыщен невидимыми частицами стекловолокна.
– Могу, – подтвердил он, дивясь тому, что собственный кабинет все сильнее клонится набок, подобно каюте тонущего коробля. – Могу, – повторил Воротюк, часто глотая, дабы избавиться от воздушных пробок, заложивших уши.
– Так скажите, – вкрадчиво предложил журналист-колобок, указывая глазами на работающие диктофоны. – Вам теперь на эту тему много говорить придется, так что самое время поупражняться в красноречии.
– Я скажу… Сейчас…
Воротюк умолк, борясь с подступающей дурнотой. Мысли мешались, как будто генеральские мозги кинули вариться в котел, старательно шуруя там поварешкой. В ушибленном боку ощущалось усиливающееся онемение. Время от времени перед меркнущим взором генерала сгущалась черная туча, сквозь которую на него глядел тот тип, который ударил его у входа в здание штаба. Стальные глаза, полыхающие совершенно нечеловеческой яростью. Как этот безумец очутился в толпе помятых жизнью контрактников? Затесался туда специально, чтобы под шумок добраться до начальника штаба? Зачем? Кто он такой?
– Скажите, скажите, – настаивал журналист, голос которого звучал так, словно его пропускали сквозь несколько слоев ваты.
Генеральский язык кое-как повернулся во рту, выговаривая с натугой:
– Дже… Джеймс Бонд с Лубянки…
– Вот те раз! Кого вы имеете в виду?
– Его… его настоящая фамилия Бондарь, я вспомнил, – лепетал Воротюк, чьи губы приняли синюшный оттенок. – Он… он перехитрил меня, выжил… выбрался оттуда.
– Ничего не понимаю, – заволновался журналист, вставая со стула и часто озираясь на дверь. – Вы бредите? Вам плохо?
Воротюк попытался дотянуться до него через стул скрюченными пальцами, надсадно хрипя при этом:
– Ты мудак, Павлуша… Вместо того чтобы стреляться, надо было предупредить МВД Чечни, Северной Осетии, Ингушетии и Кабардино-Балкарии… Выставить посты на дорогах… Блокировать Моздок, Нальчик, Нарзань… Наз… Назрань… Но поздно.
– Что поздно? – взвизгнул журналист, проворно отпрыгивая от шарящей в воздухе генеральской руки.
Она в последний раз поймала пустоту, стиснула ее в кулаке и застыла.
Глава 22
– Это был инфаркт? – спросила Лиза, внимательно выслушавшая рассказ Бондаря.
– Это был удар отсроченной смерти, – ответил Бондарь. – Фирменное блюдо полковника ГРУ.
– Опубликовать рассекреченную информацию в Интернете тебя тоже он надоумил?
– Полагаешь, что у меня самого мозгов не хватило?
– Нет, – сказала Лиза. – Но все равно ты что-то недоговариваешь.
– Главное ты узнала, – передернул плечами Бондарь.
Они сидели на кухне, превращенной стараниями американки в миниатюрное подобие рубки космического корабля. Подгоревшие пирожки на блюде смотрелись весьма жалко в сравнении с общим великолепием бытовой техники. Один пирожок Бондарь уже благополучно изничтожил и теперь мужественно хрустел вторым.
– Вкусно? – спросила Лиза.
– М-м! – Это нечленораздельное мычание следовало понимать как проявление неописуемого восторга.
На самом деле стряпня Лизы не шла ни в какое сравнение даже с теми пирожками и чебуреками, которыми Бондарю пришлось питаться на ростовском вокзале. Прежде чем был найден способ беспрепятственно приблизиться к начальнику штаба СКВО на расстояние удара, пришлось потратить немало времени и денег на поиски местного хакера, способного «распечатать» диск. Потом был приобретен подержанный ноутбук, с которого рассылались данные.
Вроде все, сказал себе Бондарь, в очередной раз проанализировавший проведенную операцию. Генералы с золотыми пистолетами больше не угрожали ни ему лично, ни кому-либо другому. Черный Ворон приказал долго жить. Паскудник Никита Сундуков, скорее всего, сгинет в подвалах чеченского предпринимателя Руслана Гелхаева, а о дальнейшей судьбе самого предпринимателя Бондарь позаботится, как только вернется к своим служебным обязанностям. Да, кажется, в этой истории не осталось белых пятен. Только черные, траурные. Стоило Бондарю вспомнить Алису, как Лиза, что-то почувствовавшая сердцем, задала давно мучивший ее вопрос:
– Скажи, Женя… Ты действовал в одиночке?
– В одиночку, – механически поправил жену Бондарь. – Я уже говорил тебе: да.
– А почему же тогда в твоем рассказе несколько раз звучало «мы»?.. Мы прорвались, мы добрались…
– Чисто русская манера, – покривился Бондарь, с сомнением рассматривая третий пирожок.
– Как это? – недоверчиво спросила Лиза.
– Старинный оборот речи. В ответственные моменты предки часто говорили о себе во множественном числе. «Мы, Николай Второй», и тому подобное.
Не давая Лизе времени на обдумывание услышанного, Бондарь возвратил пирожок на блюдо и строго поинтересовался:
– Чем вдаваться в лингвистические тонкости, лучше поведай нам, где это ты шлялась по вечерам? Тебе было невозможно дозвониться.
– Я побывала во всех московских кинотеатрах, где шли американские фильмы, но…
– Ностальгия?
– Да, – нетерпеливо подтвердила Лиза, – ностальгия. Но дело не в ней, дело в…
– Если ты намереваешься продолжать допрос, – перебил ее Бондарь, – то вынужден тебя огорчить. Все, о чем я умолчал, составляет государственную тайну. Я и так чересчур разоткровенничался. – Прикусив зубами сигарету, он добавил: – Кроме того, как говаривал товарищ Экклезиаст, во многом знании заключено много печали. За точность формулировки не ручаюсь, но смысл верен.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением пробормотала Лиза. – Что-то ты недоговариваешь, Женя. Чего-то в твоем рассказе не хватает.
Нужно было срочно переводить разговор в другое русло, и Бондарь мастерски проделал это.
– Не хватает самой малости. Точки. Все, конец истории. Зло наказано, добро торжествует. Финита ля комедия.
«Ни хрена не финита, – подумал про себя Бондарь. – Окончательной победы добра над злом нет и быть не может. Жизнь продолжается. Закончилась одна битва, начинается следующая. Все идет по кругу. И это самый колоссальный, самый совершенный вечный двигатель, который только можно себе представить. Он питается энергией, вырабатываемой постоянным противостоянием добра и зла».
– Конец истории, – задумчиво повторила Лиза. – Что ж, пусть будет так. И что ты намерен делать дальше?
– С утра отправлюсь на работу, – ответил Бондарь, – и потребую, чтобы меня отозвали из отпуска. А то создается такое впечатление, будто я сам получил удар отсроченной смерти.
– Ты серьезно? – встревожилась Лиза.
– Шучу. Плевать на смерть. Главное, чтобы жизнь не получилась отсроченной.
– Нужно спешить жить, не так ли?
– Абсолютно верно, – подтвердил Бондарь, поднося к сигарете зажигалку.
– Тогда… – Лиза решительно задула пламя. – Тогда давай спешить. Мы кошмарно соскучились за вами, товарищ капитан.
– Твой русский заметно испортился за время моего отсутствия. Что еще за «мы»?
– Старинный оборот речи. Ведь сейчас наступает самый ответственный момент.
– Разве? – удивился Бондарь.
– А вот попробуй разочаровать меня в постели, тогда узнаешь, – пригрозила Лиза, увлекая его за руку в спальню.
Узнать, что она имела в виду, не представляется возможным, поскольку Бондарь не обманул ее ожиданий.
