Дональд Гамильтон - Разрушители
- Двадцать два альфа, вас понял.
Я не имел ни малейшего представления, что может означать эта самая альфа, но время от времени мне доводилось слышать в эфире беседы Береговой Охраны, и я знал, что они поминают ее всегда. Равно как из собственного опыта знал, что для настройки на двадцать второй канал достаточно появления в окошке соответствующей цифры без каких-либо альф. Добившись вращением рукоятей желаемого результата, я нажал на кнопку.
- Говорит "Лорелея-3".
- Береговая Охрана слушает...
Наладив связь на новом канале, я получил указание надеть спасательные жилеты на всех находящихся на борту, после чего последовало обычное бюрократическое выяснение подробностей, своеобразное заполнение анкеты: описание яхты - размеры, цвет, количество мачт, мощность двигателя (в рабочем состоянии), регистрационный номер, откуда и куда следует, фамилии и адреса всех присутствующих на борту, род аварии (тут я, боюсь, несколько сгустил краски) и, наконец, существует ли непосредственная угроза для жизни.
- Думаю, пока нет, сэр, - ответил я на последний вопрос. - У нас на борту две электрические помпы, и пока они справляются с течью, однако при неработающем двигателе аккумуляторов надолго не хватит, а с одной ручной помпой нам на плаву не продержаться.
- Мы доберемся к вам только через три часа. Сможете продержаться?
- Ничего другого нам не остается.
- Оставайтесь на этом канале и сообщайте о любых...
- Вызываю Береговую Охрану, вызываю Береговую Охрану. - В разговор вмешался знакомый мне мужской голос. - Говорит "Гольфстример", шестидесятифутовый рыболовный катер. Мы находимся рядом с заливом Литтл Поджи. Подойдем к терпящему бедствие судну через полчаса и останемся с ним до вашего прибытия.
Далее последовало обсуждение тех же бюрократических подробностей, что и в разговоре со мной, и лишь после того, как все статистические данные были должным образом зафиксированы, наверняка, предписанным цветом чернил и на предписанной бумаге - хотя теперь их, видимо, вводят в компьютер - представитель Береговой Охраны счел нужным осведомиться, устраивает ли меня подобный вариант. Я, конечно же, согласился. Покончив с переговорами, улыбаясь, вернул микрофон в зажим.
Приятно было встретить молодого человека с твердыми жизненными принципами. Мне припомнилось, что Рональд Казелиус вырос в стране, где шрам от сабли почитается не уродством, а почетной отметиной. Он мог не вступать в разговор и попытаться застать меня врасплох, но предпочел намеренно предупредить о своем появлении. Парень явно видел себя вступившим в романтическую морскую дуэль с убийцей своего отца. Судно его обладало превосходством в скорости и тут уж он ничего поделать не мог, однако чувствовал себя обязанным сообщить, что в остальном намерен драться на равных и не станет подобно убийце коварно подкрадываться ко мне в темноте. Как на его месте сделал бы я.
Кроме того, будучи человеком сообразительным, он, конечно, сознавал, что, по всей вероятности, заручился чуть большим временем, чтобы расправиться с нами. Зная, что кто-то подстрахует нашу тонущую яхту. Береговая Охрана не станет мчаться на помощь сломя голову.
Я направился на корму, чтобы разбудить свою команду и обнаружил ее спящей настолько крепко, что включенная над головой лампа ничуть не произвела никакого впечатления на нее. Полагаю, мне следовало подсказать ей переодеться в сухую одежду, но дама она была самостоятельная и вряд ли стала бы слушать мужчину в том, как ей одеваться. И в результате лежала теперь на спине во все тех же промокших джинсах и майке. Мгновение я молча смотрел на нее. Во сне ее смуглое лицо сделалось более мягким, почти девичьим - не прекрасным, но прекрасные лица встречаются одно на дюжину. Правда, в настоящий момент ее внешний вид не имел особого значения. Я склонился над ней.
- Просыпайся, Тереза. - Не получив ответа, я осторожно встряхнул ее. - Давай, просыпайся!
Глаза ее оставались закрытыми. На мгновение я успел испугаться, что она умерла, однако при ближайшем рассмотрении обнаружились равномерный пульс и размеренное дыхание.
Я встряхнул ее посильнее.
- Терри, подъем!
Ответа не последовало. Я глубоко вздохнул, наконец сообразив, что передо мной вызванная полнейшим истощением смерть в миниатюре: в безмолвном поединке с болью во время допроса она слишком сильно исчерпала себя. Спиртное несколько ослабило железный самоконтроль, и организм отключился, чтобы восстановить внутренние резервы.
Я по мере сил осторожно приподнял ее с матраса и устроил в промежутке между койкой и столиком, чтобы покачнувшаяся яхта не бросила ее на пол. И вновь она никак не отреагировала. Она пребывала так далеко, что, наверное, и ведро холодной воды не заставило бы ее очнуться, а если бы и заставило, то привело бы к серьезной психической травме. В противном случае - к воспалению легких. Ничего не поделаешь, придется сражаться в одиночку.
Вернувшись в рубку, я включил белый якорный свет на верхушке мачты: от меня ожидалось, что я подам Береговой Охране какой-то сигнал, минимум возможного, учитывая плачевное состояние аккумуляторов на борту. Затем отключил автопилот и перевел передачу в нейтральное положение, оставляя двигатель работать вхолостую. Выхлопные газы в темноте не заметны, а Казелиус может утратить бдительность, завидев яхту замершей неподвижно, предположительно, лишенную двигателя и беспомощную. Я взглянул на радар и без труда отыскал противника, довольно большое пятно, быстро приближающееся к нам со стороны берега. Его радар работал, отбрасывая на наш экран странную паутину линий, и, вне всяких сомнений, он так же хорошо видел нас.
Я вышел на палубу и огляделся по сторонам. Казалось, никогда еще меня не окружало такое темное и пустое ночное море. Ни кораблей, ни звезд, ни горизонта, лишь иногда поблескивание пены на гребне большой волны, накатывающейся с юго-запада... Я сел и стал ждать, время от времени поглядывая на часы. Наконец с подветренной стороны проступило белое пятно. Несколько секунд спустя неподалеку появилось другое, потом - еще одно. Превосходно. "Гольфстример" приближался к нам полным ходом, рассекая большие океанские валы, отчаянно пеня воду, и, несомненно, несмотря на свои размеры, изрядно раскачивая пассажиров.
Я, как и пристало, в очередной раз проверил свое оружие - при желании это можно счесть признаком нервозности. Вернул ружье на место и оставил себе винтовку, включив лазерный прицел и направив его в небо. Убедился, что заготовленная супербомба не соскользнула со своего места. Хотя интуиция подсказывала, что вне зависимости от нашей кажущейся беспомощности Казелиус поначалу проявит осторожность и не станет приближаться на расстояние ружейного выстрела, не говоря уже о дистанции, с которой можно добросить гранату. Придется его пригласить...
Интуиция меня обманула. Катер, не сбавляя хода, надвигался на нас так, что я уже засомневался, не переквалифицировался ли мой противник в камикадзе - судно было достаточно большим, но ввиду отсутствия брони столкновение на такой скорости с крепкой двенадцатитонной яхтой закончилось бы для него весьма фатально. Однако в последний момент призрачный силуэт катера все же слегка отклонился, и я понял, что непозволительно ошибся в оценке его намерений: мне предоставлялся тот самый искомый шанс, поскольку Казелиус нацелился пройти совсем рядом с яхтой. Я мог забросить свою взрывчатку прямо ему на кокпит, или, окажись у меня в руках ружье, смести его зарядом дроби с верхнего мостика. Единственное, чего я не мог, это достаточно точно прицелиться сквозь закрывающий его пластик, чтобы попасть одной винтовочной пулей.
Один мужчина стоял на передней палубе, еще один притаился на кокпите. Они открыли огонь уже с пятидесяти ярдов, но "Гольфстример" слишком сильно раскачивался, чтобы на таком расстоянии попасть куда-либо из паршивого маленького автомата. Когда расстояние сократилось до сорока ярдов, я услышал, как несколько пуль ударило в корпус "Лорелеи-3". Я выбрал мужчину на передней палубе, представляющего собой более доступную мишень, и рассчитывая, что, по всей вероятности, успею выстрелить не более одного раза, прежде чем они пройдут мимо. В тридцати ярдах мне, несмотря на стремительное движение приближающегося катера и палубу, раскачивающуюся под ногами, удалось навести на него красную точку. Мужчина опустил голову и увидел красную смерть, светящуюся на рубашке, но тяжелая пуля ударила его прежде, чем он успел что-либо предпринять. В следующее мгновение, когда я поворачивался в сторону мужчины на кокпите, нас настигла поднятая "Гольфстримером" волна.
Разумеется, мне следовало это предвидеть. Во время нашей предыдущей морской битвы отходящая от судна волна не играла особой роли; у скользящего по поверхности воды легкого спортивного катера она невелика. Однако, путешествуя по каналу, я имел возможность испытать на себе малоприятные волны, поднимаемые судами некоторых, не слишком внимательных к окружающим, мореходов, которые не особенно сбавляли ход, проходя мимо нас - по правде говоря, таковых было немного - но все они уступали размерами "Гольфстримеру" и двигались значительно медленнее. Выстрелить мне так и не удалось. Я заметил накатывающуюся с борта волну и успел ухватиться за бизань, после чего яхта накренилась вправо настолько, что мачта, казалось, едва не коснулась воды. Затем она выпрямилась, провалилась в оставленную катером яму и не менее сильно покачнулась в другую сторону.
