Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины
В мае, после похорон, я позвонил в Москву и понял, что Оля переживает смерть вместе со мной что она мне близка, меня не покинет! Смерть Али, а до того ее болезнь измочалили меня, я был чуть живой.
Оля подняла меня на ноги, я окреп, воспрял духом и всем сердцем отдался этой молодой красивой татарке Улькер. Ее темперамент вернул мне молодость, быстрый ум побудил к творчеству. Она не раз уже спасала меня от смерти. Своим трудолюбием, честностью она удивляет знакомых писателей, а добротой и сердечностью заставляет себя уважать, а меня еще больше полюбить Крым и татарский народ! Свидетельствует об этом моя повесть «Загадки Стамбула», ей посвященная и описывающая жизнь ее матери Тевиде Сулеймановны и бежавшего в Турцию отца Халила Али- Сулейман Бешевли.
Человеку свойственно заблуждаться. Каковы люди, таков и век. Прежние поколения искали в содержании романа, повести саму жизнь, источник размышлений, подспорье для духовного обновления, крылья, чтобы подняться ввысь... Тот далекий читатель, углубившись в книгу, вдруг становился мудрым Спинозой, добрым и безрассудным Дон Кихотом, Андреем Болконским или д'Артаньяном...
Пришли враждебные силы, изгнали интеллигенцию, а оставшимся —недорезанным—писателям порекомендовали писать «по живым, из жизни проверенным фактам коммунистического строительства — этот лозунг надо неустанно повторять всем нам, — писал Ленин, — нашим писателям, агитаторам, пропагандистам...» Литература стала идеологической надстройкой, отражающей борьбу классов и успехи социалистического строительства. И все-таки. И все-таки, отдавая должное этому лозунгу-приказу, поколение, воспитанное на старых началах, дало Шолохова, Фадеева, Соболева, Леонова, Паустовского, Пастернака, Твардовского, Есенина и многих других. Прошло семьдесят лет.
Поднявшуюся из развалин, из духовного обнищания страну добить было уже проще. Те же силы—одни «кивают» на США, Англию, НАТО, другие на Сион, масонов, третьи на своих бюрократов — повергли народ в бездну нравственного убожества, моральной слепоты, в последний этап обесчеловечения. И, поманив свободой размели по ветру прежние идеалы. Свободой! — Свободой обезьяны на дереве, где можно покричать на проходящего тигра, или даже швырнуть в него недоеденный банан...
Обезьяноподобных становится все больше, а стук топора, которым рубят их рощу, они по недомыслию принимают за нечто другое... Невольно приходят на ум слова Рощина в далеком Париже: «Через сто лет люди все больше будут своими действиями походить на обезьян! Самых бездельных животных...»
Эпилог
Людям легче держать на языке горячий уголь, чем тайну.
Сократ
Упорный труд, настойчивое желание выбиться в люди помогли мне стать членом Союза писателей. Александра Петровна ввела в высший круг советской интеллигенции. Знание жизни, мытарства по странам Европы, «университеты» на Лубянке, сдержанность, воспитание сделали возможным не только общение, но порой близкие знакомства с крупнейшими поэтами и прозаиками Страны Советов. А мудрое, всё, всё меняющее время, позволило предать гласности правду о белой эмиграции и впервые показать ту роль, которую она сыграла в мире после своего изгнания, и намекнуть, что боролась за правое дело, сказать, что это был цвет, мозг, совесть, душа России, и наконец открыть глаза тем, кто хотел вести борьбу за свержение советского строя при помощи инразведок наших исконных врагов.
Мой любимый Николай Васильевич Гоголь говорил: «У писателя только один учитель: сами читатели». А Федор Михайлович Достоевский уверял по-другому: «Запомните мой завет: никогда не выдумывайте ни фабулы, ни интриг. Берите то, что дает сама жизнь. Жизнь куда богаче всех наших выдумок! Никакое воображение не придумает нам того, что дает иногда самая обыкновенная, заурядная жизнь, уважайте жизнь!»
А если жизнь не такая уж заурядная? Потому мой правдиво написанный роман «Белые тени» спустя неделю после его появления в «Роман-газете» исчез с прилавков, так было и с романом «Под опущенным забралом». Сработала новизна темы и, главное, правда!
Посыпались со всех сторон письма, в издательства «Молодая гвардия» и «Роман-газета» и мне на Садовую. Откликнулись и кадеты Донского кадетского корпуса—из Малаховки Поликарпов, а из Ташкента упомянутый в романе «Букашка» — Иван Григорьевич Яковлев. Но, пожалуй, больше всего ошеломил меня телефонный звонок. Мужчина назвался внуком героя моего романа генерала Кучерова. Поначалу я даже заподозрил провокацию...
Юрий Сергеевич сразу же завоевал мое доверие. Я тут же понял, что он внук генерала. Культурный, образованный, разносторонний — и как главный инженер одного из предприятий Риги, и как автор ряда газетных статей, и, наконец, как поэт, еще до Чеченской войны с тревогой за Россию сказавший:
Беззвучен жалкий наш набат О том, что властвует распад О том, что скоро боль и кровь Сметут обжитый мир и кров.
Вскоре мы подружились. Он рассказал о необычной и драматической судьбе своего отца, сына белого генерала, прожившего недолгую и очень непростую жизнь, в которой было все—и суд над «вредителем, врагом народа» в начале 30-х годов, и фронт, и Сталинская премия, полученная талантливым беспартийным инженером за восстановление народного хозяйства, и, наконец, очень странная смерть в Кремлевской больнице...
После развала страны Юра с женой Соней — мудрой Софьей Акоповной — и сыном Сергеем переехал в Иваново, стал главным инженером аграрно-промышленной компании. Дружба наша окрепла, и мы время от времени, при каждой возможности, встречаемся.
Каков читатель сейчас? Кто, как оценит «Омут истины»?
И в самом деле, ненависть к труду внушается ныне с малых лет. А ведь Тургенев говорил: «Жизнь — это труд!» Рецепт прост: гасить красоту, всякое устремление духа вверх. Если раньше детей баюкали волшебными сказками о торжестве добра, красоты — которая только и может спасти мир, — то теперь в «сказке для малышей» уродливые чудища со страшными мордами вытворяют такое, что не дай бог и взрослому присниться. Никита Хрущев намекал крестьянам: «Вступаем в коммунизм, молоко будете в магазине покупать!» Андропов попытался было заставить людей работать — и получил пулю!
Так все в пропасть и катится до последнего этапа — обезьяньей свободы!
А кто не хочет лезть на дерево, обречен на вымирание. В их числе самые опасные — писатели, с их моралью, рассуждениями, философией, политикой. Их слушать вредно, они сеют недоброе...
Зачем вам, молодым, о чем-то мыслить, рассуждать, Не лучше ль Сименона с Кристи почитать. Под барабан и ор ламбаду отплясать, А на отечество свое, не долго думая, начхать!
Кинематографисты, театроведы, издатели делают, хочешь не хочешь, свой «бизнес». Одни охотно («Так этим красно- коричневым и надо!»), другие — из трусости, третьи — по недомыслию или по унаследованной привычке — «Чего изволите?» А кто не хочет, чтоб не скудоумных Пинкертонов, а быстрых разумом Ньютонов Российская земля должна рождать, дружно твердят: «Потерпите малость, продержитесь, покуда нет бумаги и денег. Мы избрали добрых, мудрых, они нас поведут куда надо. Россия держит нейтралитет! Владимир Мономах ошибался!» А поглядишь «пузатому» в глаза — он тут же отведет их в сторону и, разведя руками, начнет лицемерно сокрушаться о своей беспомощности отсутствии средств, дефиците бумаги, помещения... техники... и т.п.
А поглядишь, Москва завалена макулатурой, желтой прессой. В газетах назойливо публикуют ненужное широкому кругу читателей, занимая целые страницы рекламой, чтобы сказать: «Пользуйтесь лучшим в мире мылом "Люкс"», или: «За рулем БМВ мир становится другим!» Тысячи, сотни тысяч книг, таких нужных нашей жаждущей душе, можно было напечатать на этой бумаге. Увы, веянье времени заставляет перестраиваться, менять кожу, холуйствовать, подчиняться обезьяньему началу. Наша интеллигенция, на манер той старой, царской, гнилой не осмеливается, подобно шахтерам, продиктовать свои условия президенту страны, который уже сидит не в «Кремлевских палатах», как это пристало верховной российской власти, а по-американски, в «Белом доме»! А чтобы не обиделись англичане, во главе совета — «спикер»! Не дай бог и французов обидеть, потому у нас вместо городского головы сидит «мэр»!
Оглядитесь, русские люди, неужто не понимаете, что превращаетесь в колониальных рабов! Вся наша столица пестрит разноцветными вывесками, рекламами, яркими витринами магазинов с иностранными названиями, где продают за доллары! Переведите взгляд и на мартышек, выглядывающих из-за прилавков своих наспех сколоченных будок под названием «комки», заполненных бросовым товаром рынков Европы и США: кондитерскими изделиями сомнительного качества и разливанным морем всевозможных напитков, нередко изготовленных домашними средствами.
